Закон Голдуотера — Николса

Закон Голдуотера-Николса — закон о реорганизации Министерства обороны США, принятый в 1986 году. Цель закона — перестроить командную структуру Вооружённых сил США. Назван в честь сенатора Барри Голдуотера (Аризона) и члена Палаты представителей Уильяма Флинта «Билл» Николса (Алабама). Был принят Палатой представителей (383 голоса за, 27 против) и Сенатом (95 за, 0 против). Подписан президентом Рональдом Рейганом 1 октября 1986 года.

Закон увеличил полномочия председателя Объединённого комитета начальников штабов и осуществил некоторые предложения «Комиссии Паскад», разработанные ею по запросу президента Рейгана в 1985 году. Это привело к наиболее радикальным изменениям в Государственном департамент обороны со времён принятия Закона о национальной безопасности 1947 года. Среди других изменений, рационализация военного подчинения, которая стала проходить от президента через министра обороны непосредственно к единым боевым командирам, минуя службы начальников. Службы начальников стали исполнять консультативную роль для президента и министра обороны, а также отвечать за подготовку и оснащение персонала командования.

История

Закон Голдуотера—Николса должен был исправить проблемы, связанные с межслужебным соперничеством, которое возникло во время войны во Вьетнаме, способствовало кризису с иранскими заложниками при спасательной операции в 1980 году, а также сопровождало вторжение на Гренаду в 1983 году.

Такие проблемы существовали ещё со времен Второй мировой войны, когда две независимые команды президента проводили свою линию, одна через секретаря военно-морских сил, а другая через секретарей наземных войск и военно-воздушных сил. В 1947 году произошла реформа, когда все вооружённые силы были подчинены единому министру обороны.

Тем не менее, вооружённые силы США всё ещё организовались отдельными командами, которыми руководили начальники соответствующих служб (комендант корпуса морской пехоты, начальник военно-морских операций, начальников штабов армии и ВВС). Все они входили в Объединённый комитет начальников штабов, возглавляемый избранным председателем. В свою очередь Объединенный комитет начальников штабов взаимодействует с гражданским правительством. Председатель Объединённого комитета начальников штабов подчиняется министру обороны, гражданскому главе военного ведомства США. Оба, и председатель Объединённого комитета начальников штабов и министр обороны, подчиняются Президенту Соединённых Штатов, который занимает должность командующего всех вооруженных сил США.

Эта система привела к контрпродуктивной службе соперничества «Интер». Деятельность в мирное время (например, закупки вооружений, создание доктрин и т. д.) каждая служба осуществляла независимо от других, что нередко приводило к дублированию, когда для каждой службы приходилось специально разрабатывать услуги в отдельности. Подобно тому, как серьезно, во время войны деятельность каждой службы были планировалась, выполнялась и оценивалась самостоятельно. Эта практика привела к разделению усилий, неспособности экономить бюджетные средства и тормозило развитие современной военной доктрины.

Разработка «Военных доктрин Airland» в конце 1970-х и начале 1980-х годов обнажило трудности координации между различными ветвями служб. Airland был попыткой объединить все возможности в одну доктрину. Это система наземных, морских, воздушных и космических систем, действующие как одно целая для разгрома противника. Во время реализации доктрины Airland стало ясно, что структура вооружённых сил блокировала реализацию этой концепции. Опыт вторжения в Гренаду в 1983 году показал рост проблем и низкую эффективность управления войсками. Хотя эффективность действий армии оказалось достаточной для успешного осуществления вторжения, правительство было озабоченно сложившейся ситуацией.

Эффект

Закон внес радикальные изменения в способ управления вооруженными силами США. Первое успешное испытание Закон Голдуотера—Николса прошёл в 1991 году во время войны в Персидском заливе (операция «Буря в пустыне»), где система управления работала именно так, как было запланировано. Это позволило генералу армии Норману Шварцкопфу наиболее эффективно управлять объединёнными действиями морской пехоты, сухопутных войск, ВВС и флота без каких-либо межвидовых трений или ограничений.

Ссылки

• Bourne, Chistopher. Unintended Consequences. of the Goldwater-Nichols Act. JFQ (Spring 1998) 99-108. [www.dtic.mil/doctrine/jel/jfq_pubs/1818.pdf online version] argues it gives too much power to the Chairman
• Gordon Nathaniel Lederman; Reorganizing the Joint Chiefs of Staff: The Goldwater-Nichols Act of 1986 [www.questia.com/PM.qst?a=o&d=15088679 Greenwood Press, 1999 online]
• James R. Locher; Victory on the Potomac: The Goldwater-Nichols Act Unifies the Pentagon. Texas A & M University Press, 2002. 524 pp. ISBN 1-58544-187-2

Отрывок, характеризующий Закон Голдуотера — Николса

– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»