Закон Хирта
Поделись знанием:
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
|
На этой странице есть текст, написанный письмом деванагари. Если у вас не установлена поддержка азиатских шрифтов, знаки деванагари могут отображаться у вас неверно. |
Зако́н Хи́рта (также «правило Хирта»[1] или «закон Хирта — Иллич-Свитыча»[2][3]) — фонетический закон, открытый в 1895 году Германом Хиртом и актуальный для прабалтославянского языка[4].
Закон Хирта является важным аргументом в пользу существования балто-славянского единства[5][6].
Для праиндоевропейского языка важность закона Хирта заключается в том, что он проводит строгое соответствие между балто-славянской и ведическо-древнегреческой акцентуацией.
Содержание
Характеристика
Согласно этому закону в его современной форме, ударение смещалось на предударный слог, содержащий не чередующуюся по аблауту гласную или слоговый сонорный звук, если за гласным предударного слога непосредственно следовал неслоговый ларингал. Закон Хирта не действовал, если ларингал предшествовал гласной или если ларингал следовал за вторым компонентом дифтонга[7][5][8]. Закон Хирта не действовал в слогах, где долгая гласная была унаследована из праиндоевропейского языка или появилась в результате действия закона Винтера, а также в случаях, когда ларингал находился в интервокальном положении[9].
Закон Хирта не объясняет акцентуации существительных склонения на *-u-, таких, как *sŷnъ "сын", относящегося к акцентной парадигме c и характеризующегося циркумфлексом. В. М. Иллич-Свитыч считал такую акцентуацию вторичной, однако К. Эбелинг полагает, что его аргументация неубедительна[3].
Кроме того, закон Хирта в ряде случаев неприменим к глаголам: сербохорв. pȉti "пить", аорист: pȉh "я выпил", pî "он выпил", l-формы: pȉo, píla[3].
Исходя из этих фактов, К. Эбелинг сделал вывод, что оттяжка ударения по закону Хирта происходила только с непосредственно следующего слога, а затем в парадигмах, где форм с оттяжкой было большинство, произошло выравнивание по аналогии[3].
Примеры
Первый список примеров на действие закона был собран самим Хиртом, затем этот список был дополнен И. Микколой и Т. Лером-Сплавинским[10].
- пра-и.е. *dʰuh2mós «дым» (санскр. धूमः dhūmáḥ IAST, др.-греч. θῡμός «дыхание жизни, жизненное начало, жизнь») > (прабалтослав. *ˈdūˀmas[~ 1]) > лит. dū́mai (мн. ч., акцентная парадигма 1), латыш. dũmi (мн. ч.); праслав. *dy̋mъ[11] (акцентная парадигма a) > сербохорв. dȉm (род. п. dȉma), рус. дым (род. п. ды́ма), чеш. dým[12][4][9];
- пра-и.е. *gʷriHwéh2 «шея, грива» (санскр. ग्रीवा grīvā́ IAST) > (прабалтослав. *ˈgrīˀṷāˀ[~ 1]) > латыш. grĩva; праслав. *gri̋va[11] (акцентная парадигма a) > сербохорв. grȉva, словен. gríva, болг. гри́ва, рус. гри́ва[13][10][4][9];
- пра-и.е. *pl̥h1nós «полный» (санскр. पूर्णः pūrṇáḥ IAST) > (прабалтослав. *ˈpīˀlnas[~ 1]) > лит. pìlnas (акцентная парадигма 1), латыш. pil̃ns; праслав. *ˈpīlnu[~ 1] (акцентная парадигма a) > сербохорв. pȕn[13][9];
- пра-и.е. *puHrós (санскр. पूरः pūráḥ IAST, др.-греч. πῡρός «пшеница») > лит. pū̃ras; праслав. py̋rъ[11] > сербохорв. pȉr (род. п. pȉra), чеш. pýr «пырей»[14][15];
- пра-и.е. *dl̥h1gʰós «длинный» (санскр. दीर्घः dīrgháḥ IAST, др.-греч. δολιχός) > лит. ìlgas, латыш. il̃gs, сербохорв. dȕg[13].
- пра-и.е. *deh2iu̯er- «деверь» (санскр. देवा devā́ IAST, др.-греч. δᾱήρ) > лит. díeveris, dieverìs, латыш. diẽveris; праслав. dě̋verь[11] > сербохорв. dȅvēr, рус. де́верь[13][16];
- пра-и.е. dʰoHnéh2 > прабалт. *dṓnā > лит. dúona "хлеб", латыш. duõna[15].
Относительная хронология
Данный закон относится к более раннему периоду, чем утрата слоговых сонорных в прабалтославянском языке[8].
К. Л. Эбелинг считает, что закон Хирта осуществился раньше, чем закон Иллич-Свитыча[17].
Критика и отрицание закона Хирта
Закон Хирта отрицали такие учёные как А. Мейе, Н. Ван-Вейк и Т. Торбьёрнсон, которые полагали, что в данном случае мы имеем дело с колебанием места ударения в отдельных словах в разных индоевропейских языках. В. М. Иллич-Свитыч полагает, что поскольку для закона Хирта существует большое количество надёжных примеров, списывать их все на случайные расхождения нельзя[1].
Советский акцентолог Л. А. Булаховский, обсуждая в ряде своих работ вопрос о балто-славянских отношениях, полагал, что в действительности не имеется надежных оснований для принятия закона Хирта в славянском, также, однако, отмечая, что поправка Лер-Сплавинского к закону Хирта, сформулированная для праславянского языка, делает его действие в славянском более вероятным[18][19][20]. Кроме того, Т. Г. Хазагеров характеризует закон Хирта как сомнительный[21].
В свою очередь, голландский лингвист Пепейн Хендрикс критикует представителей московской акцентологической школы и конкретно В. А. Дыбо за придание закону Хирта неопределенного статуса в связи с сомнением В. А. Дыбо относительно его применимости к ряду акцентологических процессов в славянском[22].
Немецкий индоевропеист Герт Клингеншмитт в своих лекциях по славянской акцентуации не принимает действие закона Хирта в славянском. Т. Оландер пишет, что гипотеза Клингеншмитта не была нигде опубликована полностью, в связи с чем её сложно критиковать, однако отмечает, что судя по имеющимся сведениям, она выглядит малоправдоподобной[23].
Напишите отзыв о статье "Закон Хирта"
Примечания
- Комментарии
- Источники
- ↑ 1 2 Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 78.
- ↑ Дыбо В. А. [www.inslav.ru/images/stories/people/dybo/dybo2005.pdf Балтийская сравнительно-историческая и литовская историческая акцентология] // Аспекты компаративистики. — 2005. — Т. 1. — С. 179.
- ↑ 1 2 3 4 Ebeling C. L. Historical laws of slavic accentuation // To honor Roman Jakobson. — 1967. — P. 582.
- ↑ 1 2 3 Collinge N. E. The Laws of Indo-European. — Amsterdam — Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1985. — P. 81.
- ↑ 1 2 Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 6.
- ↑ Дыбо В. А. [www.inslav.ru/images/stories/people/dybo/dybo2005.pdf Балтийская сравнительно-историческая и литовская историческая акцентология] // Аспекты компаративистики. — 2005. — Т. 1. — С. 178-179.
- ↑ Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 156.
- ↑ 1 2 Derksen R. Introduction to the History of Lithuanian accentuation // Studies in Slavic and General Linguistics. — 1991. — Т. 16. — P. 77.
- ↑ 1 2 3 4 Olander Th. Balto-Slavic Accentual Mobility. — Berlin-New York: Mouton de Gruyter, 2009. — P. 150. — ISBN 978-3-11-020397-4.
- ↑ 1 2 Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 153.
- ↑ 1 2 3 4 Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л. Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 50. — ISBN 5-02-011-011-6.
- ↑ Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 46.
- ↑ 1 2 3 4 Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 50.
- ↑ Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 153-154.
- ↑ 1 2 Sukač R. Hirt's law and Optimality Theory // Studies in Slavic and General Linguistics. — 2009. — Т. 35. — P. 139.
- ↑ Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 105.
- ↑ Ebeling C. L. Historical laws of slavic accentuation // To honor Roman Jakobson. — 1967. — P. 585.
- ↑ Скляренко В. Г. К истории славянской подвижной акцентной парадигмы // Вопросы языкознания, 1991, №6, стр. 74—75
- ↑ Булаховский Л. А. Дискуссии и обсуждения. Материалы к IV Международному съезду славистов // ВЯ, 1958, № 1, с. 42-43.
- ↑ И. К. Можаева. Библиография советских работ по славянской акцентологии за 1958—1962 гг. // Краткие сообщения Института славяноведения, вып. 41. Славянская и балтийская акцентология. М., 1964. с. — 70
- ↑ Хазагеров Т. Г. [www.baltistica.lt/index.php/baltistica/article/view/1467/1381 Второй закон Ф. де Соссюра и проблемы балто-славянской языковой общности] // Baltistica. — 1980. — Т. 16, № 2. — P. 136.
- ↑ Pepijn Hendriks, A note on Stang’s law in Moscow accentology. // Studies in Slavic and General Linguistics, Vol. 30, Dutch Contributions to the Thirteenth International Congress of Slavists. Linguistics, 2003, стр. 117—118
- ↑ Olander Th. Balto-Slavic Accentual Mobility. — Berlin-New York: Mouton de Gruyter, 2009. — P. 43-45. — ISBN 978-3-11-020397-4.
Литература
- Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 78-82, 153-156.
- Collinge N. E. The Laws of Indo-European. — Amsterdam — Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1985. — P. 81-83.
- Derksen R. Introduction to the History of Lithuanian accentuation // Studies in Slavic and General Linguistics. — 1991. — Т. 16. — P. 77-78.
- [www.kortlandt.nl/publications/sa/ Slavic Accentuation — A Study in Relative Chronology], Frederik Kortlandt, 1975
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Закон Хирта
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
