Закон об осуждении памяти

Закон об осуждении памяти (лат. damnatio memoriae — буквально «проклятие памяти») — закон, существовавший в Древнем Риме и Римской империи, предписывающий «осуждение памяти врага государства» после его смерти уничтожением всякого упоминания о нём.

Процедура применения закона

Постановления по данному закону выносились уголовным судом Сената. Согласно данному закону предписывалось на всей территории римских владений уничтожать всякое упоминание об осуждённом: удалялись надписи в документах и сооружениях, уничтожались статуи, портреты, барельефы, надгробные надписи, упоминание в летописях, изымались из обращения и переплавлялись монеты с изображением и именем осуждённого; кроме того, ликвидировались государственные мероприятия, созданные им или по его инициативе. Наказанию по данному закону подвергались императоры, члены императорской семьи, а также высшие сановники из сенаторов и всадников; в отдельных случаях могли быть уничтожены и члены семьи осуждённого, как это произошло при применении damnatio memoriae к временщику Сеяну.

Действие закона

Данный закон не всегда выполнялся абсолютно во времени относительно осуждённых: всё зависело от предпочтений правящего после этого властителя; так, осуждённый император Нерон был обожествлён при императоре Вителлии, а осуждённый император Коммод был обожествлён при императоре Септимии Севере. Домициан — единственный римский император, damnatio memoriae которого не было официально оспорено.

Хотя данный закон и предписывал уничтожения всех изображений осуждённых, иногда их изображения сохранялись в некоторых частных коллекциях и в удалённых от Рима провинциальных городах.

Особенности терминологии

Damnatio memoriae — более позднее название данного закона, в римских источниках он упоминается как memoria damnata либо abolio memoriae.

Лица, подвергнутые наказанию

• Авидий Кассий, полководец императора Марка Аврелия, узурпатор
• Агриппина Младшая, мать императора Нерона
• Домициан, император (81 — 96 гг. н. э.)
• Калигула, император (37 — 41 гг. н. э.)
• Коммод, император (180—192 гг. н. э.)
• Луций Элий Сеян, государственный и военный деятель, командующий преторианской гвардией, консул 31 г. н. э., временщик при императоре Тиберии
• Мессалина, третья жена императора Клавдия
• Нерон, император (54 — 68 гг. н. э.)
• Элагабал, император (218—222 гг. н. э.)
• Юлия Соэмия, мать императора Элагабала

Несмотря на все усилия по исполнению данного закона, найдены портреты многих осуждённых лиц, например, сохранилось несколько изображений Нерона и Калигулы и значительное количество портретов императора Коммода, среди которых и монументальный бюст высотой 1,18 м.

На протяжении всей истории Рима «Закон об осуждении памяти» не был отменён ни разу. Возможно, каждый из правителей надеялся, что в будущем на него данный закон не распространится.

См. также

• Герострат
• Эффект Стрейзанд
• Гражданская казнь

Литература

• Г. Хафнер «Выдающиеся портреты античности. 337 портретов в слове и образе.» М., «Прогресс» 1984 г., пер. с нем.
• «Словарь античности» пер. с нем. под ред. Кузищина В. И., Авеличева В. А. М., «Прогресс» 1989 г.

Ссылки

• Англ. [findarticles.com/p/articles/mi_m0422/is_3_88/ai_n16788663 Mutilation and Transformation: Daminatio Memoriae and Roman Imperial Portriature, The Art Bulletin, Sept 2006, By Jon Pollini]

Отрывок, характеризующий Закон об осуждении памяти

Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.