Закон о Федеральном резерве

Закон «О Федеральном резерве» (англ. Federal Reserve Act) — закон США (251, гл. 6, 38) от 23 декабря 1913 года, учредивший Федеральную резервную систему и наделивший её полномочиями по эмиссии банкнот Федеральной Резервной Системы (в дальнейшем преобразованных в доллары США) и билетов федерального резервного банка, используемых в качестве законного платёжного средства США.

Закон был промульгирован президентом Вудро Вильсоном 23 декабря 1913 года.

История принятия закона

В 1836 году у «Второго банка Соединённых Штатов» истёк срок полномочий по осуществлению банковской деятельности и США на протяжении следующих примерно восьмидесяти лет оставались без центрального банка. После нескольких финансовых кризисов, в частности, после наиболее тяжёлого кризиса 1907 года, американское общественное мнение стало склоняться к необходимости срочной банковской и денежной реформы, которая сможет обеспечить резерв ликвидных средств для предотвращения дальнейших финансовых потрясений, и, более того, позволит регулировать денежное обращение и кредитные отношения внутри Соединённых Штатов.

Эта идея нашла частичное воплощение в отчётах Национальной денежной комиссии 1909—1912 годов, которая была создана 30 мая 1908 года в соответствии с Законом Олдрича-Врилэнда. Этот закон предпринял попытку создать гибкую национальную валюту, разрешив банкам выпускать свои ценные бумаги наряду с федеральными, и тем самым предварил Закон о Федеральном резерве. Одним из положений данного закона было создание «Государственной денежной комиссии», состоящей из 9 сенаторов и 9 членов Палаты представителей, с целью проведения всестороннего анализа и выработки предложений по реформированию банковской и денежной системы США. Председателем комиссии был избран наиболее влиятельный сенатор-республиканец Нельсон Олдрич, член Сената США от штата Род-Айленд.

В январе 1911 года, после трёхлетнего всестороннего изучения американских финансовых потребностей и доступных ресурсов, проведённых расследований и слушаний во многих городах США, посещения многих иностранных банковских учреждений, Нельсон Олдрич представил в Вашингтоне свой план группе бизнесменов. План Олдрича по реформированию национальных финансовых учреждений, который был подготовлен под явным влиянием крупных банков, был раскритикован сторонниками прогрессивного крыла республиканской партии. Кроме того, Олдрич представил свой план в очень неподходящий с политической точки зрения момент: только что прошли выборы в Конгресс 1910 года, на которых впервые за последние примерно двадцать лет победу одержали демократы, в то время как благожелательно относящийся к взглядам Олдрича президент Уильям Тафт, поддерживаемый консервативным крылом республиканцев, столкнулся с сильной оппозицией со стороны прогрессивного крыла партии. Так как «План Олдрича» фактически отдавал полный контроль над финансовой системой частным банкам, идея встретила сильное сопротивление со стороны сельскохозяйственных и западных штатов, опасавшихся, что это во главе системы встанут преуспевающие финансисты Нью-Йорка.

Законопроект Олдрича требовал создания Национальной Резервной Ассоциации с 15 региональными отделениями, контроль над которой, будет осуществляться советом директоров, большинство из которых были бы банкирами. Резервная Ассоциация предоставляла бы чрезвычайные кредиты банкам-членам, осуществляла бы денежную эмиссию и действовала бы в качестве фискального агента правительства США.

В итоге, предложенный Олдричем законопроект не был принят из-за недостаточной публичной поддержки и всё возрастающей оппозиции. Многие члены прогрессивного крыла республиканской партии выступили против «плана Олдрича», указав на недостаточность публичного контроля над банковской системой, потенциальное увеличение влияния крупных банков и Уолл-Стрит, а также на вероятную угрозу инфляции, вызванной проведением денежной реформы. Уильям Брайан, трижды выдвигавшийся на пост президента США от партии демократов, утверждал, что в случае принятия «план Олдрича» крупные банкиры «получили бы полный контроль над всем через контроль наших национальных финансов». Это открытое обвинение было поддержано многими лидерами прогрессивного движения.

В результате всего этого, в период с мая 1912 по январь 1913 года комитет Пуджоу и подкомитет комитета Палаты представителей США по финансовым услугам провели под председательством Арсена Пуджоу, демократа от штата Луизиана, слушания по вопросу создания финансовой монополии, получившей название «Денежный Трест». В ходе слушаний большинство американцев несомненно было убеждено в том, что окончательный контроль над американской банковской и финансовой системой сосредоточено в руках крошечной группы финансистов с Уолл-Стрит, так называемой «денежный трест». В отчёте, изданном в феврале 1913 года, говорится: «если под „денежным трестом“ понимается созданная и четко определенная идентичность и общность интересов между немногими лидерами финансов… что привело к громадному и все более растущему и концентрирующемуся контролю над деньгами и кредитами в руках относительно немногих людей… то описанное условие существует сегодня в этой стране».

Другим ключевым моментом в 1912 году, наряду со слушаниям комитета Пужо, было избрание президентом демократа Вудро Вильсона, и его избрание уничтожило план республиканца Олдрича. Новый президент, который дал торжественное обещание, что финансовая реформа пройдет без создания центрального банка, однако, знал очень мало о банковской системе, и должен был полагаться на мнения экспертов при разработке своего плана реформирования банковской и денежной системы. И наиболее важными экспертами были конгрессмен Картер Гласс, демократ от штата Виргиния (вскоре ставший председателем Комиссии Палаты по банковской деятельности и валюте), и экспертный советник комитета, в прошлом профессор экономики, Паркер Уиллис (англ. H. Parker Willis).

Гласс и Уиллис 26 декабря 1912 года предложили президенту план, который предполагал создание 12 или более региональных резервных банков управляемых частным образом, которые бы держали часть резервов банков-членов, выполняя другие функции центрального банка, выпуская валюту в обмен на коммерческие активы и золото. Данное предложение очень понравилось президенту, но он хотел добавить нечто большее — некий центральный комитет, для осуществления контроля и координирования работы региональных резервных банков, то, что он называл «замковым камнем» всей структуры. «Замковый камень» Вильсона это есть не что иное, как Совет управляющих Федеральной резервной системы, который должен был быть государственным органом, в отличие от управляемого банкирами центрального банка в «плане Олдрича». Новый план отводил важную роль Совету управляющих ФРС, наряду с тем, что устанавливалась существенная автономия федеральных резервных банков, которым в то время, было позволено самостоятельно устанавливать учётную ставку. Также, вместо предлагаемой валюты, являющейся облигацией (долговым обязательством) частных банкиров, новая банкнота (билет) Федеральной резервной системы, будет долговым обязательством казначейства США. К тому же, в отличие от плана Олдрича, членство в общенациональной системе банков, созданных на основе Закона о банках (chartered bank), было обязательным, а не опциональным. Данный план Гласса-Уиллиса, модифицированный Вильсоном, в дальнейшем и лег в основу Закона о Федеральном Резерве.

Данный план подвергался нападкам с двух сторон: с одной стороны банкиры (особенно в крупных городах) и консерваторы, думающие, что закон позволяет правительству оказывать большое влияние на финансовые структуры, в то время как с другой стороны находились аграрии и радикалы из южных и западных штатов, которые думали, что закон наделяет правительство незначительной властью над банковской системой.

После месяцев слушаний, дебатов, голосований и поправок, предложенный законопроект, состоящий из 30 секций, был принят как Закон о Федеральном Резерве. Палата, 22 декабря 1913, согласилась с докладом согласительного комитета палаты законодательного органа с Законом о Федеральном Резерве путём поименного голосование вслух: 298 «за», 60 «против», 76 «воздержались».

Сенат 23 декабря 1913 согласился с законопроектом, проголосовав 45 «за», 25 «против», и 27 «воздержались». Записи показывают, что в Сенате не было ни одного демократа, проголосовавшего бы «нет». При этом в Палате было только двое членов, проголосовавших «нет». Записи также показывают, что почти все те, кто не голосовал за законопроект, заранее объявили о своих намерениях и были парами взаимно не голосующих.

Последующие поправки к Закону

В 1930 в Закон о Федеральном Резерве были внесены поправки с целью создания Федерального комитета открытого рынка (FOMC), состоящего из семи членов Совета управляющих ФРС и пяти представителей от Федеральных резервных банков (Секция 12В). Комитет обязан собираться не реже четырех раз в год (обычно собирается восемь раз) и уполномочен руководить всеми операциями ФРС на открытом рынке (операции по купле-продаже ценных бумаг, прежде всего бумаг федерального правительства, с целью воздействия на процентные ставки, денежную массу и объём кредитования).

На протяжении 1970-х в Закон о Федеральном Резерве были также внесены поправки требовавшие от Совета управляющих и Федерального комитета открытого рынка «действенно способствовать целям максимальной занятости населения, стабильности цен и умеренным долгосрочным процентным ставкам» (Секция 2А). Кроме этого, в то десятилетие Закон был изменён таким образом, что член правления, предложенный Президентом на должность Председателя, избирался бы на четырёхлетний срок в качестве Председателя при условии одобрения Сенатом (каждый из членов правления сам по себе назначается на 12 летний срок с правом продления полномочий) (Секция 10). Председатель также должен был выступать перед Сенатом на слушаниях раз в полгода с докладом о проводимой денежной политике, экономическом развитии и планах на будущее (Секция 2В).

Закон о Федеральном Резерве был изменён дополнительными 200 законами Конгресса. Этот Закон остаётся одним из главных банковских законов США.

Критика

Основная статья: Критика Федеральной Резервной Системы

Дискуссии о Законе о Федеральном Резерве и о самом учреждении ФРС существовали еще до момента его принятия. Вот некоторые из дискутируемых вопросов: имеет ли Конгресс конституционную власть делегировать свои полномочия деньгам в монетной форме или выпускать бумажные деньги, является ли ФРС картелем частных банков основанным для защиты интересов нескольких могущественных финансистов, и были ли направлены действия ФРС на увеличение тяжести (суровости) Великой депрессии в 1930-х (и/или на увеличение тяжести или частоты других экономических циклов «типа бума с последующей депрессией» (иначе говоря «бум-спад» — кажущееся экономическое процветание, за которым следует тяжелый экономический кризис), например такого как Мировой финансовый кризис (2008—2011). Утверждение, что Закон прошёл благодаря тому, что большинство членов Конгресса из-за рождественских праздников не присутствовали 23 Декабря 1913 на заседании, не подтверждается историей принятия закона (Палата: 298 за, 60 против, 76 воздержались при 34 парах взаимно не голосующих; Сенат: 43 за, 26 против, 27 воздержались при 12 парах взаимно не голосующих), что говорит о том, что 70—80 % состава приняли участие до объявления пар взаимно не голосующих.

Общепринято считать, что основные положения Плана были сформулированы на секретном совещании, проведённом на острове Джекилл в ноябре 1910, на котором непосредственно присутствовал сам Олдрич и другие финансисты с большими связями.

См. также

• Государственная денежная комиссия
• Федеральная резервная система
• Вильсон, Вудро

Ссылки

• [www.federalreserve.gov/generalinfo/fract/ Text of the current Federal Reserve Act], Board of Governors of the Federal Reserve System.
• [www.law.cornell.edu/uscode/html/uscode12/usc_sup_01_12_10_3.html Text of Federal Reserve Act as laid out in the U.S. Code], Cornell Law School.
• [www.llsdc.org/attachments/files/105/FRA-LH-PL63-43.pdf Text of the original Federal Reserve Act], U.S. Congress, 1913.
• [www.bos.frb.org/about/pubs/begin.pdf Historical Beginnings… The Federal Reserve] by Roger T. Johnson, Federal Reserve Bank of Boston, 1999.
• [www.minneapolisfed.org/publications/the-region/paul-warburgs-crusade-to-establish-a-central-bank-in-the-united-states Paul Warburg’s Crusade to Establish a Central Bank in the United States] by Michael A. Whitehouse, 1989.
• [www.frbsf.org/publications/federalreserve/fedinbrief/index.html The Federal Reserve System In Brief] — An online publication from the Federal Reserve Bank of San Francisco.
• [www.llsdc.org/FRA-LH The Federal Reserve Act of 1913 — A Legislative History], Law Librarians' Society of Washington, DC, Inc., 2009

Отрывок, характеризующий Закон о Федеральном резерве

И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить: