Закревский, Арсений Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арсений Андреевич Закревский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Джорджа Доу.
Военная галерея Зимнего Дворца,
Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)[1]</td></tr>

Московский генерал-губернатор
6 мая 1848 — 16 апреля 1859
Монарх: Николай I; Александр II
Предшественник: Алексей Григорьевич Щербатов
Преемник: Сергей Григорьевич Строганов
Министр внутренних дел Российской империи
19 апреля 1828 — 19 ноября 1831
Монарх: Николай I
Предшественник: Василий Сергеевич Ланской
Преемник: Дмитрий Николаевич Блудов
Генерал-губернатор Финляндии
30 августа 1823 — 19 ноября 1831
Монарх: Александр I; Николай I
Предшественник: Фаддей Фёдорович Штейнгель
Преемник: Александр Сергеевич Меншиков
 
Рождение: 13 (24) сентября 1783(1783-09-24)
село Берниково, Зубцовский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Смерть: 11 (23) января 1865(1865-01-23) (81 год)
Флоренция, Королевство Италия
Место погребения: имение Голочето (Италия)
Супруга: Аграфена Фёдоровна Толстая
Дети: Лидия, Ольга
Образование: Гродненский кадетский корпус
 
Военная служба
Годы службы: 1802—1859
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Род войск: армия
Звание: генерал-адъютант,
генерал от инфантерии
Сражения: Война третьей коалиции;
Война четвёртой коалиции;
Отечественная война 1812 года;
Война шестой коалиции;
Русско-шведская война (1808—1809);
Русско-турецкая война (1806—1812)
 
Награды:

крест за Эйлау;
знак отличия «за XXXV лет беспорочной службы» (XX лет — 1828)

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Закревский.

Граф (1856) Арсе́ний Андре́евич Закре́вский (13 [24] сентября 1783[2], село Берниково[3], Тверская губерния — 11 [23] января 1865, Флоренция) — русский военный и государственный деятель, генерал-губернатор Финляндии (1823—1831), одновременно министр внутренних дел (1828—1831), московский генерал-губернатор (1848—1859).





Биография

Сын тверского помещика Андрея Ивановича Закревского, отставного поручика, и его жены Анны Алексеевны, урождённой Солнцевой — не очень знатного семейства Закревских; Денис Давыдов писал ему: «Ты не из того класса, который в колыбели валяется на розовых листах и в зрелые годы не сходит с атласного дивана, а из наших братьев, перешедших на диван (и то кожаный, и по милости царя и верной службы) с пука соломы».

В 1795—1802 годах учился в Гродненском (Шкловском) кадетском корпусе, по окончании которого был определён прапорщиком в Архангелогородский мушкетерский полк. В 1818 году, когда императорский двор был в Москве, Александр I, зная о недостаточности средств Закревского, способствовал его женитьбе на одной из богатейших невест того времени, графине Аграфене Фёдоровне Толстой.

Военная служба

Участвовал в войнах с Францией (1805, 1806—1807, 1812—1815), Швецией (1808—1809) и Турцией (1806—1811). В битве при Аустерлице спас командира полка генерала Н. М. Каменского и за проявленную храбрость удостоился ордена Святой Анны 3‑й степени, а в 1806 году Закревского произвели в полковые адъютанты. Отличился в сражении у Прейсиш-Эйлау. В апреле 1807 года он стал бригадным адъютантом. Во время русско-шведской войны принимал участие в сражениях у озера Куортане, при Оровайсе и др. В декабре 1808 года был назначен начальником канцелярии главнокомандующего Русской армией в Финляндии и удостоился ордена Святого Владимира 4‑й степени с бантом, а за участие в сражениях в Вестерботнии, при Зеераре и у гавани Ратан получил золотую шпагу «За храбрость».

После назначения Каменского главнокомандующим русской армией в Молдавии в марте 1810 года Закревский был назначен начальником его походной канцелярии. Участвовал в сражениях при Батине, в штурме Рущука, дважды был ранен и дважды контужен. 22 сентября 1811 года награждён орденом Св. Георгия 4-го класса № 1009

в воздаяние отличного мужества и храбрости, явленных в течение кампании против турок прошедшего 1810 года, где главнокомандовавшим генералом графом Каменским, у коего находился, был употреблен, яко исправный офицер, и все делаемые поручения исполнял всегда с благоразумием и усердием, особенно ж 26 августа, при разбитии неприятельских войск при сел. Батине, во время штурма послан был в самые опасные места и хотя получил две контузии, но не переставал отправлять своей должности.

В мае 1811 года тяжело заболевший Каменский покинул армию, и Закревский, уже в чине майора, сопровождал начальника в Одессу, где тот скончался. Перед смертью Каменский вручил адъютанту документы для передачи императору, и Закревский, похоронив своего генерала, поехал в Петербург. В декабре 1811 года после аудиенции у Александра I он был назначен адъютантом Барклая де Толли.

30 января 1812 года он был произведён в подполковники, а 13 февраля — в полковники лейб-гвардии Преображенского полка и, наконец, 21 марта назначен начальником «Особенной канцелярии при военном министре», то есть стал руководителем русской военной разведки и контрразведки.

Во время Отечественной войны был в действующей армии; отличился в боях под Витебском, Смоленском, при Валутиной горе, в Бородинском сражении[4]. С декабря 1812 года Закревский — флигель-адъютант при императоре. Участвовал в заграничных походах русской армии, состоял при Барклае де Толли и при Александре I; 15 сентября 1813 года за отличие в битве под Кульмом его произвели в генерал‑майоры, а 8 октяб­ря за участие в сражении под Лейпцигом — в генерал‑адъютанты; взятие Парижа ознаменовалось получением ордена Святой Анны 1‑й степени.

С декабря 1815 года по 1823 год Закревский занимал пост дежурного генерала Главного штаба, руководил инспекторским и аудиторским департаментами, а также военной типографией. Часто на период отсутствия замещал князя П. М. Волконского. В 1818 году женился на Аграфене Толстой, наследнице большого состояния. В августе А. Я. Булгаков докладывал брату в Москву: «Закревский целый день работает, как собака, а в отсутствие Государево будет отправлять должность Волконского. В Москве попляшем на его свадьбе. У него куча фрукт в углу, и он то одного, то другого поест, а всё ему присылает это невеста из Москвы»[5].

Служба в 1820-е годы

30 августа 1823 года Закревский был назначен генерал-губернатором Финляндии, получив чин генерал-лейтенанта; 9 марта 1824 года он отправился к новому месту службы. С 19 апреля 1828 года, Закревский, оставаясь генерал-губернатором Финляндии, стал министром внутренних дел России, установив в министерстве железную дисциплину; не было ничего, что бы Закревский не регламентировал, — он определил даже форму чиновничьих перьев. Однако, в те годы он «пользовался репутацией разумного, дельного и обходительного человека»[6].

В 1830—1831 гг. он был назначен руководить ликвидацией холерной эпидемии на юге России. Деятельность его была неудачная и в октябре 1831 года он подал в отставку, которая была удовлетворена Николаем I. По поводу отставки А. Я. Булгаков писал брату в Санкт-Петербург следующее: «Все генерально жалеют, что государь лишается столь верного слуги, а некоторые недоброжелатели говорят, что при отличных своих качествах Закревский был не на своем месте».

Поселившись в своих имениях Студенец на Пресне и Ивановское на территории современного Подольска, А. А. Закревский на протяжении ряда лет занимался улучшениями по хозяйству и перестройками. В гости к супругам Закревским, по воспоминаниям современников, в 1830-е годы съезжалась вся Москва.

Генерал-губернатор Москвы (1848—1859)

В мае 1848 года император Николай I, напуганный революционной волной в Европе, вызвал Закревского из отставки и назначил его военным генерал-губернатором Москвы вместо князя А. Г. Щербатова, а 1 ноября Закревский был утверждён членом Государственного совета и получил орден Андрея Первозванного[7]. Эту должность он занял в возрасте 65-ти лет и в течение почти 11 лет нагонял страх на москвичей своим самодурством, превышением власти и подозрительностью ко всем инакомыслящим. Он сразу же предпринял крутые меры, снискавшие недобрую память в либеральных кругах. В сущности, Закревский хотел навести порядок в Москве, он пытался даже бороться со взяточничеством. Но при этом он не оставался в границах разумного, он регламентировал всё и вся, даже время окончания балов и званых вечеров. Как вспоминал Б. Н. Чичерин[6]:

С новым царствованием он преобразился согласно с новыми требованиями и в 1848 году явился в Москву настоящим типом николаевского генерала, олицетворением всей наглости грубой, невежественной и ничем не сдержанной власти. Он хотел, чтобы всё перед ним трепетало, и если дворянству он оказывал некоторое уважение, то с купцами он обращался совершенно как с лакеями. Закревский всюду видел злоумышленников; в особенности либералы были предметом зоркого наблюдения; шпионство было организовано в обширных размерах.

По свидетельству Д. Н. Свербеева, Закревский запомнился москвичам «своим самодурством и весьма плохим образованием: над ним смеялись в обществе за то, что он не понимал по-французски»[8]. Контраст с его предшественником, холёным аристократом и просвещённым вельможей Д. В. Голицыным, казался разительным[9]. В прогрессивных кругах Закревский получил репутацию закоренелого реакционера. В докладах царю даже против самых аполитичных личностей он ставил отметку: «Готовый на всё». В Москве за ним закрепились прозвища Arsenic I и Чурбан-паша. Общественное недовольство его правлением нашло отражение в сатире Н. Ф. Павлова, стилизованной под обращение к генерал-губернатору.

В апреле 1859 г. Александр II отправил Закревского в отставку под предлогом скандала, вспыхнувшего вокруг имени его дочери, Лидии Нессельроде: она во второй раз вышла замуж, за князя Д. В. Друцкого-Соколинского, не разведясь с первым мужем, Дмитрием Карловичем Нессельроде. Синод признал второй брак недействительным, и дочь Закревского с её новым мужем вынуждены были жить за границей.

После отставки

Затеянные новым императором реформы Закревский не поддержал, поэтому сделался неугодным в дворцовых кругах. Говорили, что он долго отказывался верить известию об отмене крепостного права. При этом в собственных имениях Закревского для крестьян обязательно строили школы и больницы, а сами крестьяне жили материально благополучно.

В 1861 году Закревский уехал во Флоренцию, где провёл остаток своих дней в семье дочери. Скончался 11 (23) января 1865 года, похоронен в имении Голочето в Монтемурло в Италии.

Семья

<center>Чета Закревских в 1810-е годы

</div> </div> Жена — графиня Аграфена Фёдоровна Толстая, единственная дочь графа Ф. А. Толстого, одна из знаменитейших красавиц пушкинского времени, воспетая выдающимися поэтами: Пушкиным, Баратынским, Вяземским. Она унаследовала имения отца в Пензенской, Нижегородской и Московской губерниях, включая Ивановское на территории современного Подольска и Студенец на Пресне. Дети:

  • Лидия (30.6.1826 — 1884), крестница императора Николая I; с января 1847 г. замужем за Дмитрием Нессельроде (1816—1891), сыном графа К. В. Нессельроде; вела свободную от светских условностей жизнь; в 1859 г. при жизни первого мужа и без развода с ним стала женой князя Д. В. Друцкого-Соколинского, этот брак был признан незаконным по определению св. Синода;
  • Ольга (7.3.1833 — 23.5.1833).

Напишите отзыв о статье "Закревский, Арсений Андреевич"

Примечания

  1. ↑ Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 253, кат.№ 8091. — 360 с.
  2. ↑ Дата рождения приведена по БСЭ. В других источниках указывается также 1786 год.
  3. ↑ Не сохранилось. Располагалось недалеко от деревни Молозвино — ныне в Зубцовском районе Тверской области.
  4. ↑ В Бородинском сражении были убиты два адъютанта Барклая де Толли, Закревский остался жив и удостоился ордена Св. Владимира 3-й степени.
  5. ↑ Русский архив за 1900 год. № 9. Стр. 127.
  6. ↑ 1 2 «[az.lib.ru/c/chicherin_b_n/text_1904_vospomimania.shtml Воспоминания]» Б. Н. Чичерина.
  7. ↑ В связи с этим назначением приводят слова Николая I: «За ним я буду как за каменной стеной».
  8. ↑ М. М. Дунаев. К югу от Москвы. (Дороги к прекрасному). Искусство, 1986. Стр. 88.
  9. ↑ «Мирная Москва, привыкшая к патриархальным порядкам, видевшая долгое время во главе своей просвещенного вельможу александровских времен, князя Дмитрия Владимировича Голицына, и затем добродушного и благороднейшего князя Щербатова, была смущена этим неожиданным проявлением дикого произвола», — отмечал Чичерин.
  10. ↑ 1 2 Столетие военного министерства 1802—1902. СПб 1909 г.
  11. ↑ 1 2 Список генералам по старшинству. СПб 1864 г.

Литература

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_z04.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 397-398.
  • [memoirs.ru/texts/KratBioV_RA65.htm Краткое биографическое воспоминание о графе А. А. Закревском] // Русский архив, 1865. — Изд. 2-е. — М., 1866. — Стб. 1115—1124.
  • Закревский Арсений Андреевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • Выскочков Л. В. [www.rhga.ru/science/conferences/y_confer/sever/2003/04_Vyskochkov.pdf Финляндский генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский (1823—1831)].
  • Васькин А. А. [www.mosjour.ru/index.php?id=1758 «Сердце русское, твердость английская, а аккуратность немецкая…»] // Московский журнал. — 2013. — № 10. — С. 2—17. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

Отрывок, характеризующий Закревский, Арсений Андреевич

Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Закревский,_Арсений_Андреевич&oldid=81475880»