Заксенхаузен (концентрационный лагерь)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Заксенха́узен — нацистский концентрационный лагерь, расположенный рядом с городом Ораниенбург в Германии. Освобождён советскими войсками 22 апреля 1945 года. До 1950 года существовал как пересыльный лагерь НКВД для перемещённых лиц.





История

Создан в июле 1936 года[1]. Число узников в разные годы доходило до 60000 человек[2]. На территории Заксенхаузена погибло различным образом свыше 100000 узников[3].

Здесь проходили подготовку и переподготовку «кадры» для вновь создаваемых и уже созданных лагерей. Около лагеря с 2 августа 1936 года располагалась штаб-квартира «Инспекции концентрационных лагерей», в марте 1942 года вошедшая в состав Управленческой группы «D» (концентрационные лагеря) Главного административно-хозяйственного управления СС.

В лагере существовал подпольный комитет сопротивления, руководивший разветвлённой, хорошо законспирированной лагерной организацией, которую гестапо не удалось раскрыть. Руководитель подполья - генерал Зотов Александр Семенович (см. ниже воспоминания узников "Незримый фронт".

21 апреля 1945 года, в соответствии с отданным приказом, начался марш смерти. Предполагалось свыше 30 тыс. узников колоннами по 500 человек перебросить на берег Балтийского моря, погрузить на баржи, вывезти в открытое море и затопить. Отстающих и обессилевших на марше людей расстреливали. Так, в лесу у Белова в Мекленбурге было расстреляно несколько сот узников. Задуманное массовое уничтожение узников, однако, осуществить не удалось — в первых числах мая 1945 года советские войска освободили колонны узников на марше.

Согласно воспоминаниям Г. Н. Ван дер Бела, заключённого концлагеря Заксенхаузен под номером 38190[4]:

Ночью 20 апреля 26 000 заключённых вышли из Заксенхаузена — так начался этот марш. Прежде чем покинуть лагерь, мы спасли больных братьев из лазарета. Мы достали повозку, на которой их повезли. Всего нас было 230 человек из шести стран. Среди больных был брат Артур Винклер, который много сделал для расширения дела Царства в Нидерландах. Мы, Свидетели, шли позади всех и постоянно ободряли друг друга не останавливаться.

[…]

Хотя около половины узников, которые участвовали в марше смерти, либо умерли, либо были убиты по пути, все Свидетели остались в живых.

22 апреля 1945 года передовые части Советской армии ворвались в сам лагерь, где на тот момент оставалось около 3000 узников[5].

Карта концлагеря

Башня «A»

Башня «А» представляла собой распределительный пульт управления током, который подавался на сетку и колючую проволоку, опоясывавшую лагерь в виде большого треугольника. Также в ней находилась комендатура лагеря. Кроме того, эта башня являлась КПП лагеря. На воротах имелась циничная надпись: «Arbeit macht frei» («Работа делает свободным»). Всего в лагере имелось девятнадцать башен, которые своими секторами простреливали весь лагерь.

Плац проверок

Место перекличек, которые проводились 3 раза в день. В случае побега заключённые должны были стоять на нём до момента, пока сбежавший не будет схвачен. Плац также являлся местом публичных казней — на нём находилась виселица.

Трасса для испытания обуви

Девять различных покрытий трассы вокруг плаца, по замыслу нацистов, были необходимы для испытания обуви. Выбранные узники должны были преодолевать с различным темпом сорокакилометровые дистанции каждый день. В 1944 году гестаповцы усложнили данное испытание, вынуждая узников преодолевать дистанцию в обуви меньших размеров и с мешками весом в десять, а зачастую и двадцать-двадцать пять килограммов. Заключённые приговаривались к подобной проверке качества обуви на сроки от одного месяца до года. За особо тяжкие преступления назначалось бессрочное наказание. Таковыми преступлениями считались повторные попытки побега, побег, вторжение в другой барак, саботаж, распространение сообщений иностранных передатчиков, подстрекательство к саботажу, педофилия (ст. 176), совращение или принуждение к гомосексуальным контактам гетеросексуальных мужчин основного лагеря, гомосексуальная проституция, совершаемые по взаимному согласию гомосексуальные действия гетеросексуальных мужчин. Такое же бессрочное наказание ожидало прибывших в Заксенхаузен гомосексуалов (статьи 175 и 175а)[6].

Станция «Z»

Станция «Z» — здание за территорией лагеря, в котором производились массовые убийства. В нём находилось устройство для произведения выстрела в затылок, крематорий на четыре печи и пристроенная в 1943 году газовая камера. Иногда транспортные средства с людьми, минуя регистрацию в лагере, отправлялись туда напрямую. В связи с этим установить точное число жертв, уничтоженных здесь, не представляется возможным.

Ров для расстрелов

Так называемый «тир», со стрельбищным валом, моргом и механизированной виселицей. Последняя представляла собой механизм с ящиком, в который вставляли ноги узника, и петлёй для его головы. Получалось, что жертву не вешали, а растягивали, после чего упражнялись в стрельбе[7].

Больничный барак

На территории Заксенхаузена проводились медицинские эксперименты. Лагерь снабжал медицинские учебные заведения Германии анатомическими демонстрационными объектами.

Тюремное здание

Лагерная (и гестапо) тюрьма Целенбау (нем. Zellenbau) была построена в 1936 году и имела Т-образную форму. В восьмидесяти одиночных камерах содержались особые заключённые. Среди них первый командир Армии крайовой генерал Стефан Грот-Ровецкий, расстрелянный в Заксенхаузене после начала Варшавского восстания. Здесь же находились некоторые руководители украинского националистического движения, такие как Степан Бандера, Тарас Бульба-Боровец, часть из которых была выпущена немцами на свободу в конце 1944 года. Заключённым этой тюрьмы был также пастор Нимёллер. В ней содержались и другие лица духовного сана (всего около 600 человек), государственные и видные политические деятели, высшие военные чины, а также деятели рабочего движения из Польши, Франции, Нидерландов, Венгрии, СССР, Чехословакии, Люксембурга и Германии. В настоящее время сохранилось лишь одно крыло тюрьмы, в пяти камерах которой находится постоянная выставка документов времён национал-социализма, рассказывающая о функционировании тюрьмы. В некоторых других камерах (генерала Грот-Ровецкого) установлены мемориальные доски узникам лагеря.

Группы заключённых

По имеющейся информации, в лагере среди прочих содержались представители секс-меньшинств. В период с начала существования концлагеря до 1943 года в лагере погибли 600 носителей розового винкеля. С 1943 года гомосексуалы работали в основном в лагерном госпитале в качестве докторов или сиделок. После войны большая часть выживших узников нетрадиционной ориентации не смогли получить от немецкого правительства компенсаций.[8]

Спецлагерь НКВД

В августе 1945 года сюда был переведён «Спецлагерь N° 7» НКВД.

Здесь содержались бывшие военнопленные — советские граждане, которые ждали возвращения в Советский Союз, бывшие члены нацистской партии, социал-демократы, недовольные социалистической-коммунистической социальной системой, а также бывшие немецкие офицеры вермахта и иностранцы. В 1948 лагерь переименован в «Спецлагерь N° 1». «Спецлагерь N° 1» — крупнейший из трёх спецлагерей для интернированных в советской зоне оккупации — был закрыт в 1950 году.

За 5 лет своего существования Спецлагерь № 1 НКВД принял 60 тысяч советских военнопленных, из которых в течение заключения скончалось от голода и истощения около 12 тысяч человек.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2728 дней]

Заксенхаузен сегодня

В 1956 году правительство ГДР учредило на территории лагеря национальный мемориал, который был торжественно открыт 23 апреля 1961 года. Планировалось демонтировать большую часть первоначальных зданий и установить обелиск, статую и место для встреч в соответствии с точкой зрения тогдашнего правительства. Роль политического сопротивления чрезмерно подчёркивалась и выделялась по сравнению с другими группами.

В настоящее время территория Заксенхаузена открыта для посещения в качестве музея и мемориала. Несколько зданий и сооружений сохранились или были реконструированы: сторожевые вышки, ворота концлагеря, печи крематория и лагерные бараки (на еврейской части). В 1992 году была открыта мемориальная доска в память о погибших в концлагере гомосексуалах. В 1998 году в музее открылась экспозиция, посвящённая свидетелям Иеговы — заключённым концлагеря. В августе 2001 года открылась экспозиция, посвящённая спецлагерю НКВД.

Известные заключённые

  • Бандера, Степан (июль 1941 — сентябрь 1944) — лидер украинских националистов. Освобождён немецкими властями[9]
  • Джугашвили, Яков — сын И. В. Сталина. Застрелен часовым при демонстративной попытке к бегству, 14 апреля 1943 г.
  • Карбышев, Дмитрий Михайлович — пленный генерал РККА. Переведён в Маутхаузен, где и погиб
  • Стецько, Ярослав (январь 1942 — сентябрь 1944) — лидер украинских националистов. Освобождён немецкими властями
  • Тиссен, Фриц (ноябрь 1943 — 11 февраля 1945 г) — крупный германский промышленник, глава сталелитейного концерна, политик. Был переведён в Бухенвальд.
  • Хорн, Ламберт (1899—1939) — немецкий политический и общественный деятель, коммунист. Умер от лейкемии.
  • Эрдман, Лотар (1888—1939) — немецкий журналист, социал-демократ.
  • Ладеманн, Макс (1896—1941) — немецкий политический и общественный деятель, революционер, коммунист.
  • Беккер, Юрек (1937—1997) — немецкий писатель и сценарист, оказался в лагере вместе с матерью, будучи ещё ребёнком.
  • Зотов, Александр Семенович (1941—1945) — генерал, руководитель подполья лагеря.

Коменданты концлагеря

Напишите отзыв о статье "Заксенхаузен (концентрационный лагерь)"

Примечания

  1. Sachsenhausen : Путеводитель / Музей лагеря Заксенхаузен, отв. ред.: Эдуард Ульман. — Берлин : 1979, 3 с.
  2. Sachsenhausen : Путеводитель / Музей лагеря Заксенхаузен, отв. ред.: Эдуард Ульман. — Берлин : 1979, 17 с.
  3. Sachsenhausen : Путеводитель / Музей лагеря Заксенхаузен, отв. ред.: Эдуард Ульман. — Берлин : 1979, 18 с.
  4. из воспоминаний Г. Н. Ван дер Бела, цит. по: Сторожевая башня, 1 января 1998, с. 27
  5. Sachsenhausen : Путеводитель / Музей лагеря Заксенхаузен, отв. ред.: Эдуард Ульман. — Берлин : 1979, 28 с.
  6. Joachim Mueller, «Wie die Bewegung, so die Verpflegung» в сборнике «Homosexuelle Maenner um KZ Sachsenhausen»(Joachim Mueller, Andreas Sternweiler, ред.)
  7. [forum.vgd.ru/181/19997/ Заксенхаузен. Лагеря военнопленных и концлагеря. 2-я Мировая война 1939-1945 гг.]
  8. [gay.ru/society/rule/prison/zaxsen.html Гомосексуалы концлагеря «Заксенхаузен»]
  9. [www.bbc.co.uk/russian/russia/2014/02/140227_bandera_myths.shtml Четыре мифа о Степане Бандере]

Воспоминания заключённых

  • Либстер М. [www.crucibleofterror.com/bio.htm В горниле ужаса: рассказ человека, прошедшего через фашистский террор]. — Пер. с англ. — М.: Особая книга, 2007, 250г, 192 с.: ил. ISBN 978-5-9797-0003-8
  • Max Liebster: Hoffnungsstrahl im Nazisturm. Geschichte eines Holocaustüberlebenden; Esch-sur-Alzette, 2003; ISBN 2-87953-990-0
  • Незримый фронт. Воспоминания бывших узников концлагеря "Заксенхаузен". — М:, Военное издательство министерства обороны СССР, 1961, 272 с.

Ссылки

  • Лазарь Медовар. [www.jig.ru/history/015.html «Концлагерь Заксенхаузен. К 60-летию Великой Победы и освобождения лагеря»]. Проверено 20 апреля 2007. [www.webcitation.org/65eT7TbG3 Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • [www.gay.ru/society/rule/prison/zaxsen.html «Гомосексуалы концлагеря "Заксенхаузен"»]. Проверено 20 апреля 2007. [www.webcitation.org/65eT85W4D Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/Sach.html History of the Sachsenhausen-Oranienburg camp] on the Jewish Virtual Library part of the [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/copyright.html American-Israeli Cooperative Enterprise]  (англ.)
  • [www.jewishgen.org/ForgottenCamps/Camps/MainCampsEng.html Sachsenhausen among the Nazi camps (Germany), with list of its subcamps] on a site is hosted by [www.jewishgen.org/ JewishGen, Inc]  (англ.)
  • [www.scrapbookpages.com/Sachsenhausen/ConcentrationCamp/GasChamber.html Photos and some history of Sachsenhausen] by [www.scrapbookpages.com/AboutUs.html scrapbookpages.com]  (англ.)
  • [www.idoc-human-renewal.org/gelbe/readingroom/horrors.html Ex-Death Camp tells story of Nazi and Soviet horrors] by New York Times  (англ.)

Координаты: 52°45′57″ с. ш. 13°15′51″ в. д. / 52.76583° с. ш. 13.26417° в. д. / 52.76583; 13.26417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.76583&mlon=13.26417&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Заксенхаузен (концентрационный лагерь)

Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.