Закс, Эмиль
| Закс, Эмиль | |
| Emil Sax | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Эмиль Закс (нем. Emil Sax; 8 февраля 1845, Яуэрних — 25 марта 1927, Волоско, ныне в составе Опатии) — австрийский экономист.
Окончил Венский университет. В 1867 году был секретарём австрийской государственной комиссии по участию в парижской Всемирной выставке. Затем работал в венской Торговой палате, в 1873—1879 гг. секретарь управления австрийской Северной железной дороги (линия Вена-Краков и прилегающие ветки). В 1879—1893 годах преподавал в Карловом университете.
Автор труда «Пути сообщения в народном и государственном хозяйстве» (нем. Die Verkehrsmittel in Volks— und Staatswirtshaft; 1878—1879) — наиболее полного в германоязычной литературе того времени сочинения по экономике путей сообщения, за которым последовали работы более общего порядка: «Сущность и задачи национальной экономики» (нем. Das Wesen und die Aufgaben der Nationaloekonomie; 1884) и «Основы теории государственной экономики» (нем. Grundlegung der theoretischen Staatswirtschaft; 1887). В последнем сочинении Закс сделал попытку обоснования финансовой науки на принципах австрийской экономической школы Менгера. Экономика государственного хозяйства, по его мнению, должна была изучаться теми же методами, что и экономика хозяйства, основанного на частной собственности.
Напишите отзыв о статье "Закс, Эмиль"
Отрывок, характеризующий Закс, Эмиль
– Да что же?– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
