Закушняк, Александр Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Закушняк
Имя при рождении:

Александр Яковлевич Закушняк

Дата рождения:

10 марта (26 февраля) 1879(1879-02-26)

Место рождения:

Одесса, Российская империя

Дата смерти:

21 апреля 1930(1930-04-21) (51 год)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Профессия:

актёр

Награды:

Российской империи:

Александр Яковлевич Закушняк (1879—1930; псевдоним Самарский) — русский и советский артист театра и эстрады, чтец, основоположник реалистической школы литературного рассказывания, создатель жанра вечера рассказа[1].



Биография

Александр Закушняк родился в Одессе 26 февраля (10 марта1879 года[2]. Учился в гимназии, окончил её в Одессе в 1897 году. Во время обучения пел в церковном хоре, играл на любительской сцене, давал уроки. Поступил на юридический (по другим данным на филологический[1]) факультет Киевского университета, однако был отчислен в 1899 году за участие в студенческих беспорядках. Вновь поступил на обучение, уже в Новороссийский университет и окончил его в 1903 году[3].

В профессиональных и любительских драматических и опереточных спектаклях выступал под псевдонимом Самарский, под этим же псевдонимом выступал как звукоподражатель, читал со сцены рассказы А. П. Чехова[3].

В 1906 году был приглашён Всеволодом Мейерхольдом в Товарищество новой драмы. Гастролируя с Товариществом в Полтаве и Тифлисе сыграл роли Раскольникова, Мышкина и Треплева («Преступление и наказание», «Идиот» Ф. М. Достоевского и «Чайка» А. П. Чехова)[3].

В 1907—1910 гг играл на сцене театра им. В. Ф. Комиисаржевской, исполнил роли: Пьеро в пьесе «Балаганчик» А. А. Блока, Пелеас в пьесе «Пелеас и Мелисинда» М. Метерлинка, Беллидор в пьесе «Сестра Беатриса» М. Метерлинка[1], Ивара Карено в пьесе «У врат царства» К. Гамсуна[3]. В 1908 году вместе с театром гастролировал за рубежом[1].

В 1910 году в Одессе Александр Яковлевич дал цикл из 30 концертов «Вечера интимного чтения»[4], где читал рассказы А. П. Чехова, Мопассана, Марка Твена, Шолом Алейхема, В. Г. Короленко[1]. Выступления с рассказами на эстраде продолжались до 1914 года, с ними он объехал Киев, Кишинёв, Херсон, Ригу, Ярославль, Кострому, Москву.

В Первую мировую войну, в чине прапорщика был призван в действующую армию[1]. Службу проходил в Духовщинском 267-м пехотном полку 2 очереди, в чине подпоручика (старшинство с 19.07.1915 г.)[5].

Умер Александр Закушняк 21 апреля 1930 года[3]. Похоронен на Волковом кладбище, на Литераторских мостках[6].

Напишите отзыв о статье "Закушняк, Александр Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Театральная энциклопедия. Гл. ред. П. А. Марков. Т. 2 — М.: Советская энциклопедия, Гловацкий — Кетуракис, 1963, 1216 стб. с илл., 14 л. илл. (стб. 732—733)
  2. Большая Советская энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 9. Евклид — Ибсен. 1972. 624 стр., илл.; 43 л. илл. и карт. 1 карта-вкл. (стб. 924)
  3. 1 2 3 4 5 Большая Российская энциклопедия: В 30 т. / Председатель науч.-ред. совета Ю. С. Осипов. Отв. ред С. Л. Кравец. Т. 10. Железное дерево — Излучение. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2008. — 767 с.: ил.: карт. (стр. 199)
  4. Русский драматический театр: Энциклопедия / Под общ. ред. М. И. Андреева, Н. Э. Звенигородской, А. В. Мартыновой и др. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. — 568 с.: ил. ISBN 5-85270-167-X (стр. 156)
  5. «Русский Инвалид» №74 от 17 марта 1916 г.
  6. [litmostki.ru/zakushnyak/ Закушняк Александр Яковлевич на Волковском кладбище]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Закушняк, Александр Яковлевич

– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.