Залотуха, Валерий Александрович

Не следует путать с Золотухин, Валерий Сергеевич.

Валерий Залотуха
Псевдонимы:	Николай Сидоров
Место рождения:	посёлок Шахты 5/15, Узловский район, Тульская область, РСФСР, СССР
Место смерти:	Москва, Россия
Род деятельности:	прозаик, сценарист
Премии:	«Ника»

Вале́рий Алекса́ндрович Залоту́ха (3 июля 1954, посёлок Шахты 5/15, Узловский район, Тульская область — 9 февраля 2015, Москва) — российский прозаик и кинодраматург.

Биография

Родился 3 июля 1954 года в посёлке Шахты 5/15 Узловского района Тульской области. Окончил факультет журналистики МГУ (1976) и Высшие курсы сценаристов и режиссёров (1984, сценарная мастерская Семёна Лунгина и Ларисы Голубкиной). С 1976 по 1981 год работал завотделом в наро-фоминской районной газете «Знамя Ильича», в 1981—1982 — внештатный корреспондент «Труда».

Как сценарист дебютировал в 1984 году фильмом «Вера, Надежда, Любовь». Наибольшую известность Залотухе принесли сценарии к картинам «Макаров», «Мусульманин» и «72 метра». За сценарий к «Мусульманину» удостоен премии «Ника». С 1992 года публиковался как прозаик. Отдельно изданы повести «Последний коммунист» (2000, шорт-лист Букеровской премии) и «Великий поход за освобождение Индии» (2006).

В 2014 году увидел свет роман «Свечка», над которым Залотуха работал более 12 лет. В 2015 году роман «Свечка» получил вторую премию «Большая книга».

Жил в Москве. Умер 9 февраля 2015 года. Похоронен 11 февраля на Троекуровском кладбище.

Издания

• Последний коммунист / Валерий Залотуха. — М.: Вагриус, 2000. — 478, [1] с.; 22 см. ISBN 5-264-00255-X
• Макаров: повести / Валерий Залотуха. — М.: Текст, 2000. — 315, [2] с.; 21 см. — (Открытая книга: Сер.). ISBN 5-7516-0020-7
• Великий поход за освобождение Индии / Валерий Залотуха. — Москва: Яуза: ЭКСМО, 2006 (М.: Красный пролетарий). — 285, [1] с.: ил.; 21 см. — (Красные звезды. Героико-патриотическая фантастика). ISBN 5-699-14897-3 (В пер.)
• Свечка (роман: в 2 т.) / Валерий Залотуха. — Москва: Время, 2015-. — 21 см. — (Серия «Самое время!»). ISBN 978-5-9691-1279-7

Библиография

• Радостин Русев. Поетиката на постмодернизма в романа на Валерий Залотуха «Великий поход за освобождение Индии» // 35 години катедра Обща и сравнителна литературна история Великотърновски университет. Велико Търново, УИ «Св. св. Кирил и Методий», 2010.

Фильмография

Автор сценария

• 2011 — Похищение воробья (в производстве)
• 2007 — Платки
• 2004 — 72 метра
• 1997 — Он не завязывал шнурки (Россия, Польша, США)
• 1995 — Мусульманин
• 1995 — Прибытие поезда (киноальманах)
  • 1995 — Дорога
• 1993 — Макаров
• 1992 — Апноэ (короткометражный)
• 1991 — Сказка о купеческой дочери и таинственном цветке
• 1990 — Рой
• 1990 — Танк «Клим Ворошилов-2»
• 1990 — Это мы, Господи!
• 1988 — Бомж. Без определенного места жительства
• 1988 — После войны — мир
• 1987 — Садовник
• 1986 — Каникулы у моря
• 1984 — Вера, Надежда, Любовь

Автор сценария и режиссёр

• 2011 — Художник Дмитрий Плавинский
• 2009 — «Садись, детуля, я тебя увековечу...»
• 2007 — «Ребро». Портрет жены художника на фоне эпохи (совместно с Галиной Леонтьевой)
• 2005 — Ангел Русской церкви против отца всех народов
• 1998 — Попы (совместно с Людмилой Улановой)

Ссылки

• [magazines.russ.ru/authors/z/zalotuha/ Валерий Залотуха] в «Журнальном зале»
• [foma.ru/valerij-zalotuxa-ishhu-pravdu-ili-xudozhnik-dolzhen-byit-svobodnyim.html Валерий Залотуха: Ищу правду, или Художник должен быть свободным]
• [www.trud.ru/article/21-04-2006/103280_i_vse_nam_prostit.html И все нам простит?] «Труд», 21 апреля 2006 г.
• [predanie.ru/uminskiy-aleksiy-ierey/video/1115-xpictianctvo-v-kino-2006-04-10/ Валерий Залотуха в передаче "Православная энциклопедия"] (Тема передачи "Христианство в кино", 10 июня 2006 г.)
• [www.rg.ru/2015/02/11/zalotuha.html Валерий Коновалов. Он оставил нам надежду] «Российская газета», 10 февраля 2015 г.

Отрывок, характеризующий Залотуха, Валерий Александрович

В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.