Зальмут, Ганс фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ганс фон Зальмут
Дата рождения

11 ноября 1888(1888-11-11)

Место рождения

Мец, Эльзас-Лотарингия, Германская империя

Дата смерти

1 января 1962(1962-01-01) (73 года)

Место смерти

Гейдельберг,
Баден-Вюртемберг, ФРГ

Принадлежность

Германская империя
Веймарская республика
Третий рейх

Род войск

пехота

Годы службы

1907—1945

Звание

генерал-полковник

Командовал

30-й армейский корпус,
17-я армия,
2-я армия,
4-я армия,
15-я армия

Сражения/войны

Первая мировая война
Вторая мировая война

Награды и премии
В отставке

заключённый, пенсионер

Ганс Эберхард Курт фон За́льмут (нем. Hans Eberhard Kurt von Salmuth; 11 ноября 1888 — 1 января 1962) — германский военачальник времен Первой и Второй мировых войн





Личная жизнь, начало военной карьеры, Первая мировая война, межвоенный период

Родился в Меце, что в Эльзасе-Лотарингии, в семье прусского военного, в немецкую армию вступил в 1907 году. В Первую мировую войну ему доводилось бывать как на Восточном фронте, так и на Западном, дослужился до звания капитана генштаба.

После войны продолжил службу в рейхсвере. 1 мая 1934 года ему была присвоено звание полковника. В этом качестве он возглавлял штаб второго армейского корпуса с 1934 по 1937 годы. 1 августа 1937 года фон Зальмут был повышен в звании до генерал-майора. В его подчинение отводилась 1-я группа армий. В 1938 году он был назначен начальником штаба Второй армии. 1 августа 1939 года он стал генерал-лейтенантом.

Вторая мировая война

К началу войны он был начштаба группы армий «Север», под командованием Фёдора фон Бока, участвовал в разработке «Белого плана». В дальнейшем, уже в октябре 1939 года, вместе с фон Боком был переведён в группы армий «B» для организации следующей большой кампании, «Жёлтого плана», вторжения в Бельгию и Францию, в мае 1940 года. После сокрушительного поражения союзников и капитуляции Франции, фон Зальмут был награждён Рыцарским крестом Железного креста 19 июля 1940 года.

В 1941 году фон Зальмут был назначен на Восточный фронт, 10 мая он принял 30-й армейский корпус в составе 11-й армии. С началом операции «Барбаросса» участвовал во вторжении. Его 30-й корпус принял участие в битве за Севастополь.

В 1942 году, в период с 20 апреля по 1 июня, командовал 17-й армией. Недолго, с 6 июня по 15 июля 1942 года подменял Готхарда Хейнрици на посту командующего 4-й армией. После чего возглавил в середине июля 2-ю армию.

В январе 1943 года фон Зальмуту было присвоено звание генерал-полковника. 3 февраля 1943 года он сдал командование 2-й армией Вальтеру Вайсу и вновь сменил Хейнрици. На этот раз он руководил действиями 4-й армии до июля 1943 года.

В августе 1943 года генерал фон Зальмут покинул Восточный фронт и был отправлен во Францию, где в его ведение передавалась 15-я армия, занимавшая плацдарм в районе Па-де-Кале во Франции. Район Па-де-Кале был тем местом Атлантический вала где союзники, по мнению Гитлера, готовились начать десантную операцию. Поэтому пятнадцатая армия была усилена 17 дивизиями, что делало её крупнейшей немецкой военной группировкой на Западном фронте. И союзники делали всё возможное, чтобы убедить Гитлера, что вторжение будет именно здесь, а не в районе занимаемом более слабой 7-й армией.

6 июня 1944 года, в день вторжения, фон Зальмут записал в своём дневнике:

"В 6 утра, спустя полтора часа после рассвета, снова позвонил начальнику штаба 7-й армии спросить не высадился ли враг. Ответ был: «Десантные боты и военные корабли, большие и малые, рассредоточились вдоль берега. Но высадки до сих пор не произошло». По окончании беседы я спокойно вернулся ко сну, сказав напоследок своему начальнику штаба: «Их вторжение уже потерпело неудачу!»[1]

Ганс фон Зальмут был освобождён от командования уже в конце августа 1944 года после того, как союзники в рамках операции «Кобра» прорвали линию фронта в Нормандии, и почти одновременно с освобождением Парижа. Он был заменён на Густав-Адольфа фон Цангена. До конца войны фон Зальмут не командовал больше никаким подразделением.

После войны

После войны, фон Зальмут до 1948 года находился в плену, проходил по делу военного командования Германии как один из 185 обвиняемых на последующих Нюрнбергских процессах. Был признан виновным в военных преступлениях против военнопленных, и в преступлениях против человечества, включая гражданское население на оккупированных территориях и приговорён к двадцати годам заключения. Впрочем, был выпущен на свободу раньше срока, отсидев всего пять лет — в 1953 году. Он умер в Хайдельберге, Западная Германия, в 1962 году. Похоронен на кладбище Нордфридхоф в Висбадене.

Продвижение по службе

Воинские звания

Штабные должности

Подчинённые подразделения

Награды

Интересные факты

В кинокартине 1962 года «Самый длинный день» роль Зальмута сыграл немецкий актёр — Эрнст Шрёдер.

Напишите отзыв о статье "Зальмут, Ганс фон"

Примечания

  1. [www.fpp.co.uk/books/Hitler/1977/html_chapter/36.html Дэвид Ирвинг, «Война Гитлера», глава 36]  (англ.)

Литература

  • Залесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе. — М.: АСТ, 2002. — 944 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-05091-2.
  • Walther-Peer Fellgiebel. Die Träger des Ritterkreuzes des Eisernen Kreuzes 1939—1945. — Friedburg: Podzun-Pallas, 1986. — 472 p. — ISBN 3-790-90284-5.
  • Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.

Ссылки

  • [www.hrono.info/biograf/bio_z/salmuth.html Краткая биография Ганса фон Зальмута на «Хроносе»]. [www.webcitation.org/66SSXcRwg Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
  • [www.britannica.com/EBchecked/topic/1057703/Hans-von-Salmuth Краткая биография Ганса фон Зальмута на сайте «Британника»] (англ.). www.britannica.com. [www.webcitation.org/66SSZEMQY Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].
  • [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/S/SalmuthHansv-R.htm Биография Ганса фон Зальмута] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/66SXAqSYZ Архивировано из первоисточника 26 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Зальмут, Ганс фон

Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.