Зальтен, Феликс

Феликс Зальтен
Имя при рождении:	Зигмунд Зальцман (нем. Siegmund Salzmann)
Дата рождения:	6 сентября 1869(1869-09-06)
Место рождения:	Пешт, Австро-Венгрия Австро-Венгрия
Дата смерти:	8 октября 1945(1945-10-08) (76 лет)
Место смерти:	Цюрих, Швейцария Швейцария
Гражданство:	Австрия Австрия
Род деятельности:	прозаик, журналист, литературный критик
Годы творчества:	1900—1945
Направление:	проза, драматургия
Язык произведений:	немецкий

Феликс Зальтен (нем. Felix Salten, до 1911 года — Зигмунд Зальцман, нем. Siegmund Salzmann; 6 сентября 1869 года в Пеште, Австро-Венгрия — 8 октября 1945 года в Цюрихе, Швейцария) — австро-венгерский писатель-прозаик, журналист и критик, широко известный благодаря своему роману «Бэмби» (нем. Bambi. Eine Lebensgeschichte aus dem Walde), опубликованному в 1923 году.

Биография

Зигмунд Зальцман родился 6 сентября 1869 года в венгерской еврейской семье, проживавшей в Пеште. Его отец был инженером. Когда ему было четыре недели от роду, его семья переехала в Вену. О его жизни до 1890 года сохранилось мало биографических данных. Сначала семья проживала в мещанском районе Альзергрунд, затем — в районе Веринг. В возрасте 16 лет Зигмунд ушёл из гимназии Вазагассе, не окончив её, и начал работать в страховом агентстве. Причины финансового неблагополучия семьи не совсем ясны. Его отец затем сменил фамилию на Зальтен как ассимилированный еврей.

15 января 1889 года Зигмунд опубликовал своё первое стихотворение в журнале An der Schönen Blauen Donau. В 1890 году в кафе «Гринштайдль» он познакомился с представителем сообщества литераторов «Молодая Вена» (нем. Jung-Wien) и завёл дружеские отношения с Артуром Шницлером, Гуго фон Гофмансталем, Рихардом Бер-Гофманом, Германом Баром и Карлом Краусом. В отличие от этих авторов он не происходил из крупной буржуазии и жил на доходы от своих работ. Его ранние работы этого времени описывают опыт жизни в большом городе. Во время нахождения в «Молодой Вене» его творчество относилось к импрессионизму. Первые разногласия Зигмунда и его друзей начинаются в 1893 году, когда он раскритиковал неточности Гофмансталя и Шницлера. Несмотря на это, он совершает с последним велосипедный тур, и даже их любовная жизнь была схожей. Так, Зальтен заигрывал с Адель Зандрок (нем. Adele Sandrock), чтобы дать таким образом Шницлеру возможность закончить свои отношения с ней.

Любовницей Зальтена в то время была Лотте Гляс (нем. Lotte Glas), послужившей прототипом Терезы Головски в книге Шницлера «Путь на волю» (нем. Der Weg ins Freie). Зальтен познакомился с Глас в 1894 году у Карла Крауса. В 1895 году Гляс родила дочь, которая, как было принято, была отдана няне в Нижней Австрии. В это время у него произошёл разлад с Краусом, начавшийся с его литературных нападок на Зальтена и его друзей. Вскоре после того, как дочь умерла, Зальтен закончил свои отношения с Гляс. 14 декабря 1896 года доходит до общественного скандала: Зальтен дал пощёчину Краусу после того, как тот сделал общеизвестными отношения Зальтена с Отилией Метцель (нем. Ottilie Metzel).

Осенью 1894 года Зальтен стал редактором Wiener Allgemeine Zeitung, работая там в качестве театрального критика. На этой должности он оказывал поддержку среди критиков своим друзьям, особенно Шницлеру. В 1898 году Зальтен познакомился с эрцгерцогом Леопольдом Фердинандом и познакомился тем самым с жизнью семьи и двора Габсбургов.

В 1902 году Зальтен перешёл на работу в венскую газету Die Zeit. Его сообщение о скандале при дворе сделало его известным за пределами Вены. Среди прочего он сообщил о походах эрцгерцога Леопольда из императорского дома за проститутками, об интриге сестры Леопольда Луизы с Андре Гироном (нем. André Giron). Эти работы, так же как и написанный им анонимно роман «Жозефина Мутценбахер», описываются как «выступление в поддержку естественности похоти и желания» (нем. Plädoyer für die Natürlichkeit von Lust und Begierde).

С 1903 по 1905 годы Зальтен опубликовал в газете Die Zeit серию портретов коронованных особ Европы под псевдонимом «Саша» (нем. Sascha). Германского императора Вильгельма II он изображал следующим образом: «История будет ему безгранично обязана, и у него могут быть недовольные наследники из-за того, что именно под его правлением усы сделали фантастический взлёт». Зальтен, однако, оставался скептически настроенным по отношению к современной массовой демократии. Основной причиной этого были христианские социалисты во главе с Карлом Люгером и их антисемитские взгляды.

Из-за своих статей в Die Zeit Зальтен считался одним из лучших журналистов своего времени. В 1902 году он женился на актрисе Отилии Метцель, свидетелями на свадьбе были Артур Шницлер и Зигфрид Требиш. В 1903 году у них родился сын Пауль, а в 1904 году — дочь Анна-Катарина. Тема брака занимала теперь в его романах и театральных постановках важное место, например, в Künstlerfrauen.

В 1901 году им было основано кабаре Jung-Wiener-Theater „Zum lieben Augustin“ (рус. «Театр младовенцев „Любимому Августину“»), вдохновлённое кабаре Эрнста фон Вольцогена «Убербреттль». Зальтен хотел привнести «современные настроения» через связь музыки, текстов, танца и интерьера. Первое мероприятие в театре «Ан дер Вин» 16 ноября 1901 года было, однако, провальным и вылилось в критику в адрес Зальтена, по крайней мере в Neue Freie Presse. Франк Ведекинд попутно прошёлся по этому в своём первом выходе на сцену в Вене. Последнее мероприятие состоялось 23 ноября; они закончились для Зальтена убытками в 6 тысяч крон.

Несмотря на высокие долги (60 тысяч крон после его свадьбы), Зальтен вёл затратный образ жизни. В 1904 году он совершил поездку в Египет, регулярно проводил отпуска на Балтийском море и в Венеции, а в 1909 году арендовал виллу в коттеджном квартале Вены.

В 1906 году Зальтен отправляется в Берлин в издательство Ullstein Verlag, чтобы работать главным редактором газет B.Z. am Mittag и Berliner Morgenpost. Смелым замыслом Зальтена были импровизированные отчёты о землетрясении в Сан-Франциско, которые, будучи написанными в Берлине, были очень близки к реальности. Через несколько месяцев Зальтен, однако, вернулся в Вену, так как ему не нравился политический и социальный климат Берлина. Он продолжил работать в Die Zeit.

В надежде на финансовый успех он написал в 1909 году либретто для оперетты Reiche Mädchen (рус. Богатые девушки) на музыку Иоганна Штрауса-сына. Но ни эта, ни две последующие либретто не сыскали успеха. Начиная с 1913 года, Зальтен также писал сценарии к фильмам. 16 октября 1913 года в Берлине был представлен его первый фильм «Краковский ростовщик» (нем. Der Shylock von Krakau). До 1918 года Зальтен был занят производством фильмов и поучаствовал в создании как минимум 11 кинофильмов.

В 1899 году он написал пьесу «Рядовой» (нем. Der Gemeine), которая из-за своей антимилитаристской направленности была показана только в 1919 году. Зальтен был поклонником Теодора Герцля и в 1899—1900 годах написал статью для его газеты Die Welt. Усиленный интерес к Герцлю привёл к поездке Зальтена в 1909 году в Галицию и Буковину.

В течение десятилетия до 1914 года Зальтен «пользовался спросом, был знаменит и чудовищно продуктивен». В 1912 году он стал работать на Fremdenblatt. Кроме того, он работал на Pester Lloyd до 1910 года, на Berliner Tageblatt и на Neue Freie Presse до 1913 года.

Он был восхищён началом Первой мировой войны. Он создал лозунг Neue Freie Presse «Es muß sein!» (с нем. — «Она должна быть!»). Во время войны Зальтен был журналистом в Fremdenblatt, газете Министерства иностранных дел Австро-Венгрии. В Neue Freie Presse и Berliner Tageblatt им публиковались патриотические изображения и литературная полемика о западноевропейской культуре и литературе. В 1917 году он охарактеризовал войну как «катастрофу».

После войны Зальтен колебался «между консервативными и более воинственными позициями с большой симпатией к радикальным политическим движениям». Около 1923 года он опубликовал похвалу в адрес Карла Маркса, Виктора Адлера и Льва Троцкого, в 1927 году он призвал голосовать за социал-демократов. Тем не менее, он кокетничал и с католическими консерваторами. Он колебался между отступлением салонной культуры и открытым участием.

После прекращения выпуска Fremdenblatt в 1919 году Зальтен занял воскресный фельетон в Neue Freie Presse. Начиная с 1920-х годов он опубликовал несколько популярных романов. В 1923 году он опубликовал романы о животных «Флорентийская собака» (нем. Der Hund von Florenz) и «Бэмби» (нем. Bambi. Eine Lebensgeschichte aus dem Walde — «Бэмби. Биография из леса»), которые затем (вместе с романом «Перри») были экранизированы Walt Disney Productions. В 1927 году он стал преемником Артура Шницлера в качестве президента австрийского ПЕН-клуба. В 1930 году он совершил путешествие в США в составе делегации европейских писателей и журналистов, после чего опубликовал в 1931 году книгу «Пять минут в Америке» (нем. Fünf Minuten Amerika).

Будучи президентом ПЕН-клуба, он оказался втянут в конфликт вокруг действий руководства нацистской Германии и показал «малую дальновидность». На встрече в Дубровнике 21 мая 1933 года он оказался неблагоприятной фигурой, не присоединившись к протестам писателей против сожжения книг в нацистской Германии. На генеральном собрании 27 июня 1933 года он отказался от должности, после чего произошло отделение праворадикальных членов клуба. После этого Зальтен удалился от участия в общественной жизни. В 1935 году его книги были запрещены в Германии. Из-за этого и из-за поручительства по кредиту своего сына он начал испытывать финансовые трудности.

В это время, с 1930 по 1933 годы, Зальтен поучаствовал в создании ещё 5 звуковых фильмов, включая «Скамполо» (1932; нем. Scampolo, ein Kind der Straße — «Скамполо, дочь улиц») вместе с Билли Уайлдером и Liebelei (1933) Макса Офюльса. Начиная с 1933 года в его творчестве всё больше и больше доминировали рассказы о животных и воспоминания о его писательской и журналистской деятельности. После гражданской войны в Австрии он занял сторону авторитарного правительства, что встретило критику из заграницы, особенно со стороны Йозефа Рота.

После аншлюса в 1938 году он избежал личных репрессий. Причиной этого стала, вероятно, международная известность и защита американским дипломатом Леландом Моррисом. Его дочь Анна Реманн вышла замуж в Швейцарии за Вайте Вилере и в феврале 1939 года получила вид на жительство для своих родителей, однако в правительственных изданиях не нашлось журналистских вакансий. Последние годы жизни Зальтена были обусловлены экономическими проблемами и он зависел от перечисляемых ему из США авторских отчислений.

Феликс Зальтен умер 8 октября 1945 года в Цюрихе, похоронен на еврейском кладбище Унтерер-Фризенберг. В 1961 году в его честь была названа улица Зальтенштрасе (нем. Saltenstraße) в венском районе Донауштадт.

Библиография

• «Рядовой» (1901; нем. Der Gemeine)
• Der Schrei der Liebe. Novelle (1905)
• «Жозефина Мутценбахер — История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой» (анонимно, 1906; нем. Josefine Mutzenbacher, die Geschichte einer Wienerischen Dirne von ihr selbst erzählt). Уже в 1909 году в Deutschen Anonymen-Lexikon авторство работы предписывалось либо Зальтену, либо Шницлеру, опровержение при этом дал только последний. Зальтен ни отрицал авторство, ни подтверждал его. Сейчас большинство литературных исследователей предписывает авторство Зальтену.
• Herr Wenzel auf Rehberg und sein Knecht Kaspar Dinckel (1907)
• Das österreichische Antlitz. Essays. 2. Auflage (1910)
• «Ольга Фрогемут» (1910; нем. Olga Frohgemuth. Erzählung)
• Der Wurstelprater (1911)
• Kaiser Max der letzte Ritter (1912)
• Kinder der Freude. Drei Einakter (1917)
• Das Burgtheater (1922)
• «Бэмби» (1923; нем. Bambi. Eine Lebensgeschichte aus dem Walde)
• «Флорентийская собака» (1923; нем. Der Hund von Florenz)
• Bob und Baby (1925)
• Neue Menschen auf alter Erde. Eine Palästinafahrt (1925)
• Martin Overbeck. Der Roman eines reichen jungen Mannes (1927)
• Fünfzehn Hasen: Schicksale in Wald und Feld (1929)
• Fünf Minuten Amerika (1931)
• Freunde aus aller Welt. Roman eines zoologischen Gartens (1931)
• Florian. Das Pferd des Kaisers. Roman (1933)
• «Перри» (1938; нем. Die Jugend des Eichhörnchens Perri)
• Дети Бэмби (1940; нем. Bambis Kinder. Eine Familie im Walde)

Фильмография

• «Краковский ростовщик» (1913; нем. Der Shylock von Krakau)
• Moderne Ehen (1924)
• Komödianten (1925)
• Sturm im Wasserglas (1931)
• Arm wie eine Kirchenmaus (1931)
• «Скамполо» (1932; нем. Scampolo, ein Kind der Straße)
• Florian (1940)
• «Бэмби» (1942; англ. Bambi)
• «Перри» (1957; англ. Perri)
• «Лохматый пёс» (1959; англ. The Shaggy Dog)

Литература

• Andreas Brandtner. [www.deutsche-biographie.de/pnd118840819.html Salten, Felix] // Neue Deutsche Biographie. — Берлин: Duncker & Humblot, 2005. — Т. 22. — S. 396 f. — ISBN 3-428-11203-2. ([daten.digitale-sammlungen.de/0001/bsb00016410/images/index.html?seite=410 онлайн])

• Jürgen Ehneß. Felix Saltens erzählerisches Werk. Beschreibung und Deutung. — Берн / Франкфурт-на-Майне / Берлин: Lang, 2002. — ISBN 3-631-38178-6.
• Beverley Driver Eddy. Felix Salten: Man of Many Faces. — Риверсайд: Ariadne Press, 2010. — ISBN 978-1-57241-169-2.
• Michael Gottstein. Felix Salten (1869–1945); ein Schriftsteller der Wiener Moderne. — Вюрцбург: Ergon, 2007. — ISBN 978-3-89913-585-5.
• Siegfried Mattl (Hrsg.), Werner Michael Schwarz. Felix Salten. Schriftsteller – Journalist – Exilant // Katalog zur gleichnamigen Ausstellung im Jüdischen Museum der Stadt Wien vom 5. Dezember 2006 bis 18. März 2007 / Siegfried Mattl (Hrsg.). — Вена: Holzhausen, 2006. — ISBN 978-3-85493-128-7.
• Siegfried Mattl (Hrsg.), Klaus Müller-Richter, Werner Schwarz (Hrsg.), Emil Mayer (Fotograf). Felix Salten: „Wurstelprater“. Ein Schlüsseltext zur Wiener Moderne. — Вена: Promedia, 2004. — ISBN 3-85371-219-3.
• Ernst Seibert (Hrsg.), Susanne Blumesberger (Hrsg.). Felix Salten – der unbekannte Bekannte // Kinder- und Jugendliteraturforschung in Österreich. — Вена: Edition Praesens, 2006. — Т. 8. — ISBN 3-7069-0368-7.
• I(lse) Stiaßny-Baumgartner. [www.biographien.ac.at/oebl_9/394.pdf Felix Salten] // Österreichisches Biographisches Lexikon 1815–1950. — Вена: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1988. — Т. 9. — S. 394, [www.biographien.ac.at/oebl_9/395.pdf 395]. — ISBN 3-7001-1483-4.

Ссылки

• [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=118840819 Литература Феликса Зальтена] в каталоге Немецкой национальной библиотеки
• [www.deutsche-digitale-bibliothek.de/entity/118840819 Работы Феликса Зальтена] и работы о нём в Немецкой национальной библиотеке
• [www.digitalisiertedrucke.de/search?p=Felix+Salten Феликс Зальтен] на сайте zvdd
• [austria-forum.org/af/AEIOU/Salten,_Felix Феликс Зальтен] на сайте Austria-Forum

Отрывок, характеризующий Зальтен, Феликс

– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.