Зал хоккейной славы

Зал хоккейной славы Hockey Hall of Fame
Дата основания	1943
Местонахождение	Янг-стрит, 30, Торонто Канада Канада
Сайт	[www.hhof.com/ www.hhof.com] (англ.)]

К:Музеи, основанные в 1943 году

Зал хокке́йной сла́вы (англ. Hockey Hall of Fame, фр. Temple de la renommée du hockey), расположенный в канадском городе Торонто, представляет собой галерею развития как канадского, так и европейского хоккея.

Общая информация

В залах галереи расположены стенды с хоккейным инвентарём, используемым при игре в хоккей, коньки, сделанные вручную, первые клюшки, а также фотографии и рисунки с изображением игры в хоккей.

В нём находятся экспозиции об игроках, командах, рекордах Национальной Хоккейной Лиги (НХЛ), реликвии и трофеи НХЛ, включая Кубок Стэнли. Впервые зал славы был открыт в 1943 году в Кингстоне под руководством Джеймса Томаса Сазерленда. Первые удостоенные чести попасть в Зал славы были определены в 1945 году, до того как он приобрёл постоянное место. Зал славы переехал в Торонто в 1958 году после того как НХЛ отказалась финансировать его в Кингстоне. Первым постоянным местом Зала хоккейной славы в 1961 году стал выставочный комплекс в Торонто. В 1993 году выставка разрослась и переехала в бывшее здание Банка Монреаля по адресу Янг-стрит, 30, где и расположена по сей день .

Комитет, состоящий из 18 человек, в том числе игроков и тренеров, заседает каждый год в июне чтобы выбрать новых членов: игроков, судей и значимых персон. Последняя категория включает в себя тренеров, менеджеров, комментаторов, владельцев команд и многих других, которые принимают участие в развитии хоккея. Ежегодная Официальная церемония включения проходит в здании Зала славы в ноябре. После неё проходит специальная «Игра зала хоккейной славы» между командой Торонто Мейпл Лифс и командой гостей. В 2008 году Зал славы насчитывал в общей сложности 244 игрока, 98 значимых персон и 15 судей . Обычно, основную массу выдающихся людей, включаемых в Зал славы, составляют выступавшие в Национальной хоккейной лиге игроки и судьи, со дня завершения карьеры которых прошло три полных сезона. Цензом для возможного включения в Зал славы являются 500 сыгранных в НХЛ матчей для голкиперов и 800 — для защитников и форвардов.

Существуют и различные другие показатели, которые дают основания для включения в Зал славы (например, количество шот-аутов и победных матчей — для вратарей, а также заброшенных шайб, набранных очков, выигранных Кубков Стэнли или Кубков Канады/мира — для полевых игроков). Игрок, который включён в Зал славы, получает золотой перстень с изображением эмблемы НХЛ и своей фамилией. Критики Зала Славы отмечают, что основной акцент сделан на игроках Национальной хоккейной лиги и есть некоторое пренебрежение к игрокам других хоккейных лиг по всему миру.

Номера игроков, включённых в Зал хоккейной славы, часто изымаются в знак признания.

История

Самое первое использование термина «Зал славы» произошло в 1900 году с создания Зала Славы великих американцев, в составе Нью-Йоркского университета. В 1930-х усилилось движение за создание других залов славы, посвященных различным дисциплинам, в том числе спортивным. После того, как 12 июня 1939 года в США были открыты Национальный музей бейсбола и Зал бейсбольной славы, оформилась идея об открытия хоккейного Зала славы. Идея получила большой резонанс после выступления Циклона Тейлора, знаменитого бывшего хоккеиста. В декабре 1940 года на страницах «Montreal Gazette» впервые упоминается «мифический хоккейный зал славы».

Создание

Международный хоккейный зал славы и музей был основан в 1943 году по инициативе уроженца Кингстона, капитана Джеймса Томаса Сазерленда (англ. James Thomas Sutherland), бывшего президента Канадской ассоциации любительского хоккея (англ. Canadian Amateur Hockey Association), или КАЛХ (англ. CAHA). 17 апреля 1941 года Сазерленд, принимая управления КАЛХ, назначил трех человек в комитет по изучению истоков игры. Он стремился основать Зал славы в Кингстоне, так как полагал, что именно в этом городе произошло рождение хоккея .

"Historians are said to differ considerably on the place in which the great Caesar first saw the 'light of day,' and similarly in respect to the birthplace of Canada's national winter sport, hockey. There may be some who still claim sundry and diverse places as being the authentic spot or locality. Whatever measure of merit the claim of other places may have, I think it is generally admitted and has been substantially proven on many former occasions that the actual birthplace of organized hockey is the city of Kingston, in the year 1888."

Несмотря на то, что Сазерленд ошибся годом (1886), он возводил истоки хоккея к игре между командами Королевского университета и Королевского военного колледжа в Dix’s Rink, гавани перед муниципальными зданиями Кингстона. 25 апреля 1941 года «Montreal Gazette» сообщает, что движение за то, чтобы иметь в современном хоккее что-то похожее на имеющие свои Залы славы бейсбол и гольф, началось. В ноябре того же года идея привлекала достаточно интереса, чтобы Лео Дандуран (англ. Leo Dandurand), владелец «Монреаль Канадиенс» в 1921—1935 годах, значимая фигура в спортивном Монреале, обсуждал её с представителями НХЛ.

10 сентября 1943 года НХЛ и КАЛХ достигли соглашения об открытии в Кингстоне Зала славы и зарегистрировали его как некоммерческую благотворительную организацию. Названный «Международным хоккейным залом славы и музеем», он являлся «Original Hockey Hall of Fame» и был предназначен для чествования великих игроков и функционеров, а также сбора средств для своего отдельного помещения. Организация и руководство на первоначальном этапе были возложены на Джеймса Сазерленда. В 1945 году президентом Международного хоккейного зала славы был избран мэр Кингстона Стюарт Кроуфорд (англ. Stuart Crawford). Первые 12 «Почетных членов» были введены 30 апреля 1945 года, хотя Зал славы по-прежнему не имел постоянного помещения и был скорей виртуальным образованием. Следующие пополнения Зала состоялись в 1947, 1950 и 1952 годах.

Раскол

Еще в 1945 году НХЛ выделила $7 500.00, а КАЛХ — $10 000.00 для музея. В 1947 году Бостон Брюинз, Чикаго Блэкхокс, Нью-Йорк Рейнджерс и Торонто Мейпл Лифс провели ряд выставочных игр для сбора средств в пользу Зала славы. 10 января 1952 года на арене Кингстонского Мемориального центра (англ. Kingston Memorial Centre) в присутствии 3 562 болельщиков Монреаль Канадиенс переиграла сборную команду Кингстона и юниоров Монреаля со счетом 16:4. Вырученные средства также пошли на нужды музея.

30 сентября 1955 года умер Джеймс Т.Сазерленд, так и не увидев музей в собственной постоянной резиденции. С его смертью Кингстон, как место расположения Зала славы, потерял своего самого ярого сторонника. К 1958 году музей всё ещё не собрал достаточно средств для строительства своего здания в Кингстоне. Кларенс Кэмпбелл (англ. Clarence Campbell), президент НХЛ, отказался поддерживать Международный хоккейный зал славы в Кингстоне и объявил о том, что НХЛ и Национальная выставка Канады (НВК) достигли соглашения о строительстве нового здания Зала славы в Торонто, вместе с Залом спортивной славы Канады. Временный Зал хоккейной славы открылся в качестве экспоната в канадском Зале спортивной славы в августе 1958 года. Экспозиция имела успех у посетителей. До конца года его посетили 350 тысяч человек. НХЛ и НВК решили, что она должна быть постоянной. НХЛ согласилась полностью оплатить строительство нового здания на территории выставочного комплекса, которое началось в 1960 году и было завершено 1 мая 1960 года. Первая постоянная экспозиция была открыта 26 августа 1961 года премьер-министром Канады Джоном Дифенбейкером (англ. John Diefenbaker). Более 750 тысяч человек посетило Зал славы в год открытия. Вплоть до 1980 года вход в Зал славы был свободный.

В 1986 году залу хоккейной славы снова стало не хватать места и совет директоров принял решение о необходимости нового дома.

Здание в выставочном комплексе было закрыто в 1992 году. Сразу после этого начались работы на новом месте, бывшем здании банка Монреаля на углу улиц Янг и Фронт в Торонто. Здание, которое сейчас является частью Брукфилд Плейс (Brookfield Place), было спроектировано Frank Darling and S. George Curry ,. Новый Зал хоккейной славы, который официально был открыт 18 июня 1993 года, включает 4.700 м² выставочного пространства, что в семь раз больше того, что было раньше. Сейчас зал славы принимает более 300 тысяч посетителей ежегодно.

Организация зала славы

Первым куратором зала славы стал Бобби Хьюитсон (Bobby Hewitson). После выхода на пенсию в 1967 году Бобби Хьюитсона, его сменил Лефти Рейд, который пробыл на этом посту 25 лет и вышел на пенсию в 1992 году. Следом за ним пост занял бывший судья НХЛ Скотти Моррисон, который являлся президентом зала славы с 1986 года. Моррисон был ответственным за переезд зала славы .

Поначалу спонсорами зала хоккейной славы выступали НХЛ и Хоккей Канады. В настоящее время зал хоккейной славы является общественной организацией «Hockey Hall of Fame and Museum» (HHFM), независимой от НХЛ. Он управляется председателем совета директоров Биллом Хеем и президентом Джеффом Деноммом .

Выставочные залы

Зал хоккейной славы включает в себя 15 выставочных залов общей площадью 5.300 м². Посетителям представлены различные трофеи, памятные знаки и снаряжение игроков во время определенных игр.

В MCI большой зал, который можно описать как «Храм икон хоккея», расположены портреты и биографии всех членов зала славы. Центральное место в этом зале занимает кубок Стэнли или его копия, когда сам кубок находится за пределами зала славы. Первая версия кубка, старые наградные кольца и текущие трофеи лиги чемпионов расположены в банковском хранилище, куда также можно попасть из Большого зала. В этом зале ежегодно проходит церемония включения в зал славы.

Зона НХЛ — большая экспозиция о НХЛ. Информация о современных командах и игроках представлена в зале НХЛ сегодня, в то время, как памятные вещи и информация о прошлых и действующих командах расположены в зале НХЛ ретро. Зал Легенд НХЛ представляет меняющуюся экспозицию о членах зала славы, в то время как зал Памятных вех НХЛ напоминает о значимых рекордах, включая игру Darryl Sittler’s ten-point game and Wayne Gretzky’s all-time points record.

В 1998 году Международная федерация хоккея с шайбой в лице директора по маркетингу Киммо Лейнонена (англ. Kimmo Leinonen) подписала долгосрочный договор с Национальной хоккейной лигой и 29 июля 1998 года, основанный годом ранее Зал славы ИИХФ был переведен из Цюриха в Торонто, в Зал хоккейной славы, где экспозиция, включающая в себя профили стран-членов ИИХФ, была размещена в отдельном зале на площади 3500 кв.фут. (325,16 кв.м.) в разделе Мировой хоккей. Имена всех членов Зала славы помещены на специальной доске с указанием национальной принадлежности избранника. До 1997 года в течение действовавшего 5-летнего договора экспозиция музея ИИХФ располагалась в кингстонском Зале славы.

Члены Зала славы

Выбор членов

Новые члены зала славы могут быть выбраны по трём категориям: игроки, значимые персоны и судьи. Категория значимых персон включает тренеров, комментаторов, менеджеров и владельцев команд, иными словами, тех, кто помогает развитию хоккея. Категория судей была добавлена в 1961 году. Кроме того, в 1988 году была добавлена категория игроков-ветеранов, целью которой было «дать стимул игрокам, которых, возможно, недосмотрели и шансы которых попасть в зал славы ограничены по сравнению с современными игроками». Одиннадцать игроков были включены в эту категорию зала славы до того, как в 2000 году совет директоров упразднил её и объединил с основной категорией.

Кандидаты для включения в зал славы номинируются комитетом, состоящим из 18 человек. Это члены зала хоккейной славы, хоккейные функционеры и журналисты, представляющие «регионы по всему миру, где популярен хоккей», и включающие по меньшей мере одного представителя международного хоккея и одного представителя любительского хоккея . Члены комитета назначаются советом директоров на трёхлетний срок, при этом каждый год проходит назначение шести членов. В марте 2009 года выборный комитет состоял из со-председателей Джеймса М. Грегори и Пата Куина, а также Скотти Боумена, Девида Бранча, Колина Кемпбела, Джона Девидсона, Ерика Духашека, Ян-Ейка Едвинссона, Майка Эмрика, Микаеля Фарбера, Майка Гартнера, Дика Ирвина (мл.), Ленни Макдональда, Ивона Педно, Сержа Савард, Гарри Синдена, Петера Штясны и Билла Торрея.

Ежегодно каждый член комитета может номинировать только одного человека в каждой категории. Номинации должны быть одобрены председателем совета директоров до 15 апреля. Затем комитет встречается в июне, когда проходит серия тайных голосований и кандидаты, за которых проголосовало 75% выборного комитета включаются в зал славы. Если не удалось набрать квоту на вступление в первом раунде, то проводится серия голосований на выбывание. Претенденты, набравшие меньше 50% голосов выбывают из рассмотрения в текущем году. Голосование продолжается до тех пор пока количество претендентов не достигнет квоты, либо пока у всех оставшихся претендентов не будет между 50% и 75%. Ежегодно количество новых членов зала славы ограничено четырьмя игроками, двумя значимыми персонами и одним судьей. Чтобы иметь возможность быть номинированными, игроки и судьи должны завершить карьеру по меньшей мере за три года до номинации. Это ограничение не касается значимых персон .

Условие периода ожидания не выполнялось для десяти наиболее значимых игроков, последний из которых, Уэйн Гретцки, был введён в зал славы в 1999 году.

Зал хоккейной славы признаёт всех 40 членов эпохи Кингстона. В 1966 году в Зал славы были введены Харви Джексон (англ. Harvey (Busher) Jackson) и Фредерик Джозеф «Бун» Кук (англ. Fredtrick Joseph "Bun" Cook). Оба позднее были введены Зал хоккейной славы в Торонто: Харви Джексон в 1971 году, а «Бун» Кук в 1995 году.

Церемония включения

С 1959 года по 1974 год церемония включения проходила в зале славы. В 1975 году, и вплоть до 1979 года, церемония прошла в Отеле Ройял Йорк в Торонто. С 1980 по 1992 год церемония включения проходила в разных местах Торонто, за исключением 1986, 1987 и 1991 годов, когда церемония прошла в Ванкувере, Детройте и Оттаве, соответственно. С 1993 года церемония включения в зал славы проходит в здании зала славы . Впервые церемония включения транслировалась по каналу The Sports Network в 1994 году. В 1999 году была учреждена «Игра зала хоккейной славы» — состязание между командой Торонто Мэйпл Лифс и командой гостей, перед которым проходит специальная церемония чествования новичков зала славы. Журналист Эдмонтон Сан Robert Tychkowski сообщает, что многие полагают (включая Кевина Лоу — президента клуба Edmonton Oilers), что церемония должна проходить в день, когда нет игр НХЛ. В таком случае посетить игру и принять в ней участие сможет большее количество звёзд хоккея.

Критика

Зал славы подвергся критике за то, что в начале 2000-х годов было включено несколько спорных кандидатур «из-за недостатка действительно великих». Позже некоторые объявили, что зал славы стал слишком привилегированным. Кроме этого, считается что зал чересчур сфокусирован на игроках НХЛ и в нем мало международных звёзд, это больше «Зал славы НХЛ», чем «Зал хоккейной славы». Во многом после этих обвинений зал славы открыл галерею международного хоккея. Валерий Харламов, который был введён в зал славы в 2005 году, один из немногих современных членов, который никогда не играл в НХЛ. Еще один момент для критики — пренебрежение игроками Всемирной хоккейной ассоциации и большое представительство так называемой «Оригинальной шестёрки» (эра из шести команд НХЛ с 1942 года по 1967 год). Несколько лет зал славы критиковали за отсутствие имён из женского хоккея, после чего зал славы объявил, что будет сделано специальное рассмотрение для женщин.

Наиболее спорным потенциальным членом зала славы является Пол Хендерсон, который забил победную шайбу в решающем матче хоккейной серии игр 1972 года между Канадой и СССР. Это один из наиболее известных моментов в истории как хоккея, так и всего канадского спорта. В то время как нет сомнений в исторической значимости этого события, статистика Хендерсона в НХЛ не выдерживает сравнения со статистикой игроков из зала славы. Эта кандидатура вызывает множество дебатов у хоккейных фанатов и спортивных журналистов.

См. также

• Международный хоккейный зал славы
• Зал славы ИИХФ
• Национальная хоккейная лига
• Кубок Стэнли

Ссылки

• [www.hhof.com/ Официальный сайт]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Зал хоккейной славы

Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.