Заменгоф, Лидия Лазаревна
| Лидия Лазаревна Заменгоф | |
| Род деятельности: |
эсперантистка, переводчик, адвокат, общественный деятель |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
Лидия Лазаревна Заменгоф (эспер. Lidja Zamenhof , польск. Lidia Zamenhof, 1904—осень 1942 или август 1944) — польская эсперантистка, переводчик, адвокат и общественный деятель, дочь Л. Л. Заменгофа.
Биография
Лидия Заменгоф родилась в Варшаве в 1904, была младшей дочерью основателя эсперанто Л. Л. Заменгофа. Выучила эсперанто в возрасте 9 лет, и с 14 лет начала переводить на эсперанто с польского, её первые публикации появились несколько лет. Получив юридическое образование в Варшавском университете в 1925, она полностью посвятила себя деятельности в сфере эсперанто и гомаранизма[1]. Начиная с Венского Всемирного конгресса эсперантистов 1924, она принимала участие во всех Всемирных конгрессах до 1939 (за исключением конгресса 1938 в Англии, поскольку в это время находилась в США). В 1925 на 17-м Всемирном конгрессе эсперантистов в Женеве она познакомилась с верой Бахаи и с этого момента стала активным адептом этой веры[2]. Лидия Заменгоф была секретарем варшавского общества эсперантистов «Конкордо», работала в качестве инструктора преподавания эсперанто по методу Чеха, объездила много стран для пропаганды этого метода и эсперанто в целом. Свою деятельность Лидия Заменгоф вела в сотрудничестве с различными организациями эсперантистов — Международной студенческой Лигой, Всемирной ассоциацией эсперанто, институтом Чеха, а также организациями сторонников веры Бахаи.
Сотрудничала с многими эсперанто-изданиями: Literatura Mondo («Литературный мир», главным образом в области изучения польской литературы), Pola Esperantisto («Польский эсперантист»), La Praktiko («Практика»), Heroldo de Esperanto («Курьер эсперанто»), Enciklopedio de Esperanto («Энциклопедия эсперанто»), и другими. Хорошо известен её перевод на эсперанто романа Quo Vadis? Г. Сенкевича, опубликованный в 1933.
В 1937 Лидия Заменгоф отправилась в США, где длительное время преподавала эсперанто, но в декабре 1938 иммиграционная служба США отказалась продлить ей визу из-за незаконного «оплачиваемого труда» по преподаванию эсперанто, и она была вынуждена вернуться в Польшу.
После оккупации Польши в 1939 её дом в Варшаве оказался на территории Варшавского гетто. Лидия была арестована по обвинению в том, что вела в США антинацистскую пропаганду[3], но несколько месяцев спустя была освобождена. Находясь на свободе, доставла лекарства и продукты для арестованных, а на предложения бежать из страны отвечала отказом. В 1942 была снова арестована и отправлена в лагерь смерти в Треблинке, где была умерщвлена в газовой камере осенью 1942. Другие источники сообщают, что она была расстреляна в августе 1944 года[4],[5].
Увековечение памяти
- Символическая могила (кенотаф) Лидии Заменгоф находится на еврейском кладбище Варшавы — мемориальная табличка на могиле её матери, Клары Заменгоф, рядом с такой же табличкой в честь сестры Лидии — Софьи, также погибшей в Треблинке.
- В 1993 в честь Лидии Заменгоф названо одно из подразделений детской клиники доктора Заменгофа в Белостоке, Польша.
- В 1995 в мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне прошёл вечер памяти Л.Заменгоф, где были отмечены усилия эсперантистов для спасения евреев, преследуемых во время Второй мировой войны.
- В 2004, к 100-летию со дня рождения Лидии Заменгоф издана книга «Por ke la tagoj de la homaro estu pli lumaj», куда вошли её многочисленные публицистические статьи, рецензии, эссе.
Напишите отзыв о статье "Заменгоф, Лидия Лазаревна"
Примечания
- ↑ bahai-library.com/essays/zamenhof.html/ Notes on the life of Lidia Zamenhof
- ↑ Smith, Peter (2000), "Zamenhof, Lidia", A concise encyclopedia of the Bahá'í Faith, Oxford: Oneworld Publications, pp. 368, ISBN 1-85168-184-1
- ↑ Heller, Wendy Lidia, The Life of Lidia Zamenhof Daughter of Esperanto, 1985, pp. 234—235
- ↑ [www.bahai.no/327.0.html Bahá'í Norge: Zamenhof]
- ↑ [www.viavento.republika.pl/info/zeoj.htm zeoj]
Отрывок, характеризующий Заменгоф, Лидия Лазаревна
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
