Замок Зонненштайн

Замок
Замок Зонненштайн
Замок Зонненштайн, 2011 год
Страна	Германия Германия
Местоположение	Пирна, Саксония
Состояние	действующий
Сайт	[schloss-sonnenstein.eu Официальный сайт]

Замок Зонненштайн (нем. Schloss Sonnenstein) — за́мок в городе Пирна, Германия, где располагалась психиатрическая больница, которая действовала с 1811 по 1945 годы. Во время Второй мировой войны больница функционировала как центр эвтаназии Третьего рейха по программе умерщвления Т-4. Была закрыта после окончания войны и вновь открылась в 1970 году.

История

Первое документальное упоминание о замке на этом месте относятся к 1269 году. В 1293 году здесь стоял замок Чешской короны. В 1405 году замок перешел во владение мейсенского маркграфства. Был существенно перестроен после 1460 года. В дальнейшем дополнялся новыми пристройками и зданиями.

В качестве психической лечебницы работал с 1811 года. В 1824—1828 годах в больнице лечился русский поэт Константин Батюшков. Его друг Пётр Вяземский посвятил пребыванию Батюшкова в лечебнице стихотворение «Зонненштейн». Среди пациентов больницы был Даниэль Пауль Шребер — немецкий судья, страдавший параноидной шизофренией, описавший свои ощущения в книге «Воспоминания невропатологического больного» (нем. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken).

С начала 1940 и до конца июня 1942 года часть замка была превращена в центр по уничтожению людей, газовая камера и крематорий которого находились в подвале здания, где ранее жили мужские санитары (дом № 16). За этот период времени было убито около 15 000 человек по программе Sonderbehandlung (другое название Action 14f13). В штате центра было около 100 человек, часть из них были приглашены и лагерей смерти оккупированной Польши. В августе-сентябре 1942 года центр по уничтожению был ликвидирован, а все компрометирующие элементы были уничтожены и демонтированы. С октября 1942 года здание замка использовалось в качестве военного госпиталя.

Летом 1947 года некоторые участники программы Т-4 предстали в качестве обвиняемых на процессе Dresdner Ärzteprozess. Врач Пауль Ниче и два медбрата были приговорены к смертной казни.

В 1970 году замок стал местом для размещения людей с ограниченными возможностями. В 1991 году здесь появился реабилитационный центр для инвалидов. В 2011 году была завершена реконструкция зданий замка, проведённая компанией Bilfinger Berger AG.

Ссылки

• [www.stsg.de/cms/pirna/startseite Gedenkstätte Pirna-Sonnenstein]  (нем.)
• [www.geschichte-pirna.de/Euthanasie_e.pdf Euthanasie-Aktion “T 4”]  (нем.)
• [wikimapia.org/16129949/ru/%D0%97%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%BA-%D0%97%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D0%B5%D0%BD%D1%88%D1%82%D0%B0%D0%B9%D0%BD Замок Зонненштайн]

Отрывок, характеризующий Замок Зонненштайн

– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.