Замок Эльмау

Замок Эльмау — замок XIX века на юге Германии. В настоящее время представляет собой баварский альпийский отель класса люкс.

Явился площадкой для проведения 47-го саммита «Большой семёрки»,, встреча была аннонсирована правительством Германии 23 января 2014 года.

Местоположение

Отель расположен в горной долине между городом Гармиш-Партенкирхен (расстояние около 15 км) и Миттенвальд в Баварии у подножья горной цепи Веттерштайн (нем. Wetterstein) у деревни Клайс (нем. Klais). Отель может быть доступен либо по частной автодорге из Клаиса, либо пешком через ущелье Партнахкламм, вход в которое находится у Зимнего олимпийского стадиона. Наконец, можно использовать канатную дорогу — Экбауер зайльбан, до населённого пункта Гразек, откуда пешком около 4 км. Вблизи замка расположен, также, четырёхзвёздочный отель Кранценбах, построенный в стиле английского замка.

История

От начала до периода правления нацистов

Впервые эта населённая местность упомянута в 1542 году. Затем здесь была расположена удалённая ферма и лесопилка. Но, после того, как местность перестала приносить доход, её прежние владельцы продали находившийся здесь двор двум почитательницам баварского короля Людвига II, который не раз останавливался здесь на своём пути в свой роскошный замок «Шахен». Там он пребывал десять дней и праздновал свой дня рождения и курил опиум на диване, созданным по собственным эскизам. После смерти короля, владелицы потеряли интерес к своему имению. Затем философ и теолог, профессор Иоганнес Мюллер, которого принц Макс Баденский считал своим идейным наставником, купил имение и окружающую территорию перед началом Мировой войны. Постройка замка закончилась в 1916 году. Мюллер предназначал замок для посещения своими единомышленниками, стремящимися уединиться и провести время вдали от суеты окружающей их реальности. К тому времени он уже был хорошо известен своими публичными лекциями в курортных городах Германии, а также в Скандинавии и Голландии. Его, наравне с Вальтером Ратенау, рассматривали как представителя нового немецкого идеализма, не запятнанного национализмом. А его замок — как своеобразный «моральный санаторий».

1933—1945

В апреле 1933 года Мюллер опубликовал статью «Национальная революция», входившую в серию публикаций, начатых ещё в 1898 году, в которой он резко критиковал Национал-социалистическую партию за её идеологию, в том числе за антисемитизм и биологический подход к рассмотрению истории. Однако он одновременно рассматривал Гитлера как Богом посланного национального лидера, осуществляющего на деле реализацию всеобщей национальной идеи, состоящей в превышении «общественного» над «личным» и обещающей принести мир и процветание населению Европы. Одновременно он подчёркивал особую миссию немецких евреев, как избранной богом нации, а самих евреев — как лучших её представителей, роль которых сравнивал с ролью соли в тарелке супа. В замке Эльмау было запрещено применение общегерманского приветственного жеста.

В 1942 году для предотвращения конфискации замка Гиммлером Мюллер договорился с генералом Фридрихом Фроммом об использовании замка для отдыха военнослужащих вермахта.

В 1944 году замок был превращён в военный госпиталь.

Участник движения сопротивления из группы «Белая роза» Александр Шморелль часто посещал замок, начиная с 1930 года. Он использовал замок как место укрытия и был связан с одним из группы русских, которые работали здесь в качестве цвангсарбайтеров. В конце-концов Шморель был арестован агентами гестапо, сумевшими выследить его путём подслушивания телефонного разговора и по решению имперского суда гильотинирован. Впоследствии Шморелль был прославлен Русской православной церковью заграницей (РПЦЗ), как местночтимый святой.

С 1945 до пожара 2005 года

В 1945 году замок был использован американцами вначале как концлагерь для нацистов, а затем — как зимняя военная школа.

4 января 1949 в своём замке умер Иоган Мюллер. До 1951 года судьба замка была неопределённой из-за длительного рассмотрения дела в суде о реституции. Но, благодаря помощи старых посетителей замка, в замке вновь было отмечено Рождество. С 1957 года замок стал своеобразной Меккой для участников и слушателей концертов камерной музыки.

От пожара до встречи G-7

7 августа 2005 года верхние этажи здания выгорели при пожаре, вызванного плохим качеством электропроводки. С 22 июня 2007 года вновь восстановленный замок стал функционировать, как пятизвёздочный отель.

7-8 июня 2015 года на территории замка проходила встреча на высшем уровне руководителей стран-участников «Большой семёрки». Согласно сообщениям прессы, канцлер ФРГ Ангела Меркель принимала президентов США Барака Обаму и Франции Франсуа Олланда, глав правительств Италии Маттео Ренци, Канады Стивена Харпера и Японии Синдзо Абэ. Также со стороны ЕС в замке присутствовали глава Европейского совета Дональд Туск и председатель Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер.

Литература

• Dietmar Müller-Elmau: Die Geschichte von Schloss Elmau (The leading Hotels of the World).Schloss Elmau Luxury Spa & Cultural Hideaway. • Harald Haury: Von Riesa nach Schloß Elmau. Johannes Müller (1864—1949) als Prophet, Unternehmer und Seelenführer eines völkisch naturfrommen Protestantismus (Religiöse Kulturen der Moderne Bd. 11), Gütersloh 2005 ISBN 3-579-02612-7. • «Das Kranzenbach» Hotel & Wellness-Refugium. Путеводитель.

Отрывок, характеризующий Замок Эльмау

– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.