Замосцкий 60-й пехотный полк

60-й пехотный Замосцкий полк
Годы существования	14 февраля 1831 года — 1918 год
Страна	Россия Россия
Подчинение	командиру полка
Входит в	15-я пехотная дивизия (VIII ак, Одесский ВО)
Тип	пехотный полк
Включает в себя	штаб и подразделения
Численность	воинская часть
Дислокация	Одесса
Участие в	Польская кампания 1831 года, Кавказская война, Венгерский поход 1849 года, Крымская война, Русско-японская война, Первая мировая война
Командиры
Известные командиры	См. раздел

60-й пехотный Замосцкий полк — постоянное формирование (воинская часть, пехотный полк) Русской императорской армии Вооружённых сил Российской империи.

Полковой праздник — 9 апреля, мученик (мч.) Евпсихий.

60-й Замосцкий пехотный полк сформирован в 1831 году. С 1833 года — Егерский. Вновь — Пехотный, с 1856 года. С 1864 года — получил номер, по роду оружия, — 60.

История

Полк сформирован 14 февраля 1831 года как Замосцкий пехотный полк из резервных батальонов Подольского и Житомирского полков, в составе двух действующих батальонов; через два дня к новому полку был причислен резервный батальон Тульского пехотного полка, переименованный в резервный батальон Замосцкого полка.

Тотчас по сформировании Замосцкий пехотный полк принял участие в усмирении польского мятежа, сначала, как гарнизон крепости Бреста, а затем, 16 августа 1831 года, в неудачном для русской армии бою у села Крынки, где на Замосцкий полк и 1-й батальон Волынского полка обрушились с фронта польская дивизия генерала Белинского, а с фланга — многочисленная польская кавалерия. В этом бою, где был уничтожен почти весь Замосцкий полк, знаменщик 1-го батальона унтер-офицер Михаил Скурлатов, преследуемый несколькими поляками, сорвал с древка полотнище знамени, скрылся с ним в чащу леса и, избежав плена, спас полковую святыню. Горсть «Замосцев», уцелевших после разгрома, была присоединена к 44-му егерскому полку и послужила основанием для возрождения полка.

По окончании войны Замосцкий полк был переведён в Бессарабию; 22 января 1833 года, в составе особого отряда, полк был отправлен на судах в Константинополь для содействия турецкому султану Махмуду II против возмутившегося египетского паши Али и в июле возвратился в Россию.

28 августа 1833 года 3амосцкий полк был переименован из пехотного в егерский, на образование 3-го действующего батальона к полку был присоединён 1-й батальон расформированного 52-го егерского полка; 2-й резервный батальон получился из резервного батальона того же 52-го егерского полка. Формирование это было закончено 8 ноября 1833 года, а 9 февраля 1834 года из чинов 1, 2 и 3-го действующих батальонов был сформирован новый 4-й действующий батальон, а 4-й и 5-й резервные батальоны переименованы в 5-й и 6-й резервные. 28 февраля того же года 6-й резервный батальон был упразднён.

9 апреля 1840 года Замосцкий егерский полк был отправлен из Севастополя в составе десантного отряда на Кавказское побережье, для обратного овладения занятыми горцами фортами Лазарева и Вельяминовского и для наказания разбойников. 10 мая, в день своего прибытия, Замосцкий егерский полк занял форт Вельяминовский, а 20-го и форт Лазарева. По приведении этих укреплений в порядок, полк в сентябре 1840 года вернулся в Севастополь.

20 января 1842 года 5-й резервный батальон был упразднён.

В конце 1843 года Замосцкий егерский полк был приведён на военное положение, и в январе 1844 года три батальона его выступили на Кавказ. 23 февраля 1845 года к четырём действующим батальонам был прибавлен 5-й батальон, составленный из присоединённого к полку 3-го батальона Тульского полка. В том же году полк принял участие в Даргинской экспедиции, по возвращении из которой 2-й и 3-й батальоны, за выбором лучших людей в 1-й батальон, поступили на укомплектование Кубанского егерского полка, а взамен их были сформированы: 2-й батальон — из половины 1-го, с пополнением рекрутами, а 3-й батальон из 5-го резервного батальона.

21 июля 1846 года Замосцкий егерский полк, в составе 5-го пехотного корпуса, в 1849 году принял участие в Венгерском походе, во время которого отличился в атаке неприятельской позиции у Петерсберга (23 января), при отбитии ночной атаки у Фогароша (30 июня), в атаке Ротентурмского ущелья (8 июля), бою под Германштадтом (25 июля) и особенно в сражении при Мюленбахе (31 июля), где, благодаря быстрому натиску полка, неприятель был вынужден поспешно отступить, потеряв пленными свыше 1 700 человек.

В июне 1853 года Замосцкий егерский полк был двинут в Молдавское княжество России и 1 декабря принял участие в усиленной рекогносцировке крепости Мачина и занятии острова Бындоя. 1 января 1854 года две роты полка отбили нападение 10 000 турок на редут, построенный на острове Бындой, а в ночь с 17 на 18 февраля Замосцкий егерский полк содействовал проходу русской флотилии к Браилову: отвлекая внимание турок, команда Замосцкого егерский полка в 300 человек переправилась на другой берег, атаковала турок и заняла турецкую батарею. 11 марта три батальона Замосцкого егерского полка переправились через Дунай у Ольтеницы, а в ночь на 17 мая два батальона принимали участие в неудачном для русских штурме форта Араб-Табия.

8 апреля 1855 года последовало распоряжение о сформировании двух пехотных дивизий (действующей и резервной) из 15-й пехотной дивизии и 9-й пехотной запасной бригады. Для этого к Замосцкому егерскому полку были присоединены 7-й и 8-й батальоны Орловского полка, и из образовавшихся таким образом шести батальонов был сформирован действующий Замосцкий егерский полк трёхбатальонного состава и Замосцкий резервный егерский полк также трёхбатальонного состава.

Последний принял участие в обороне Севастополя. Расположенный на Корабельной стороне близ 2-го бастиона и Малахова кургана, полк этот в день 5-й бомбардировки, 5 августа, проявил высочайший доблестный дух. Видя, сколь существенны повреждения, причинённые укреплениям огнём неприятеля, 3-й батальон 3амосцкого резервного егерского полка отказался выждать ослабления неприятельского огня и просил отправить его на работы немедленно же. Этот доблестный поступок чинов батальона был отмечен в особом приказе по Южной армии. 24 августа самоотверженными усилиями чинов Замосцкого резервного егерского полка был предупреждён взрыв большого порохового погреба на Малаховом кургане, когда неприятельскими снарядами была зажжена туровая одежда погреба; наконец 27 августа полк отчаянно оборонял Малахов курган и, потеряв всех начальников, едва пробился с Южной стороны на Северную.

С окончанием Восточной войны окончил своё существование и Замосцкий резервный егерский полк: в декабре 1856 года он, приведя свои батальоны в кадровый состав, снова слился с действующим полком, составив его 4-й егерский батальон. 17 апреля 1856 года полк был переименован из егерского снова в пехотный. 18 сентября 1858 года генерал-адъютант граф П. Е. Коцебу, под началом которого Замосцкий полк 11 марта 1854 года совершил переправу через Дунай, был назначен шефом полка (почётным командиром).

6 апреля 1863 года из отчисленного от полка 4-го батальона, с добавлением бессрочно-отпускных, вновь был сформирован трёхбатальонный полк, названный Таганрогским пехотным полком.

25 марта 1864 года Замосцкому генерал-адъютанта графа Коцебу пехотному полку присвоен номер по роду оружия — 60. 7 сентября 1872 года он поименован 60-м пехотным Замосцким генерал-адъютанта графа Коцебу полком. 7 апреля 1879 года, приказом по военному ведомству № 75, полк был приведён в четырёхбатальонный состав. 27 апреля 1884 года полк назван 60-м пехотным 3амосцким.

В сентябре 1904 года «Замосцы», в составе 15-й пехотной дивизии, вместе с другими формированиями VIII армейского корпуса выдвинулись из Одесского военного округа на театр войны в Маньчжурию. 13 ноября воинские эшелоны начали прибывать в посад Харбин. Первый бой на Дальнем Востоке «Замосцы» приняли 17 февраля, японцы отчаянно сопротивлялись, в нём полком был штурмом взят опорный пункт противника китайская деревня Пейтхоза, потери полка составили 5 офицеров и 26 нижних чинов убитыми, 10 офицеров и 321 нижний чин ранеными.

В Японскую войну полк, участвовал в боях у Сандепу и под Мукденом, где в ночь на 20 февраля штыками отбил атаку японцев у деревни Мадяпу, 21 февраля приняли участие в обороне деревни Сятхзы, а в ночь с 23 на 24 февраля выдержал 8 атак японцев, подходивших к полку на расстояние 100 шагов.

60-й пехотный полк, в период Великой войны, входил в состав 15-й пехотной дивизии, которая входила в 8-й армейский корпус, совместно с дивизионными и корпусными формированиями, участвовал в операциях 4-й, 8-й и 11-й армий на Северном и Западном фронтах против австро-венгерских, немецких и болгарских войск.

Знаки отличия полка

• Георгиевское знамя с надписью «За поход в Анди в июне и в Дарго в июле 1845 года, за усмирение Трансильвании в 1849 году, за переправу через Дунай 11 марта 1854 и за Севастополь в 1854 и 1855 годах»
• Знаки отличия нагрудные для офицеров и на головные уборы для нижних чинов с надписью: «За отличие в 1854 году». Знаки эти были пожалованы 1-му и 3-му батальонам полка 30 августа 1856 года, впоследствии они были введены во всех батальонах полка.
• Георгиевские серебряные трубы с надписью «За Мукден в 1905 г.». Пожалованы 8 июня 1907 года.

Знаки отличия батальонов

Батальонам Замосцкого егерского полка пожалованы:

• 1-му егерскому — 25 июня 1838 года Александровские ленты на знамя; 19 марта 1850 года — знамя с надписью: «За усмирение Трансильвании в 1849 году»;
• 2-му егерскому — 25 июня 1838 года Александровские ленты на знамя; 20 марта 1846 года — знамя с надписью: «За поход в Анди в июне и в Дарго в июле 1845 года»; 13 августа 1846 года — знамя.
• 3-му егерскому — 11 апреля 1834 года простое знамя; 28 февраля 1845 знамя с надписью: «За отличие в войне с турками в 1828 и 1829 годах»; 19 марта 1850 года — знамя с надписью: «За отличие в войну с турками в 1828 и 1829 годах и за усмирение Трансильвании в 1849 году»;
• 4-му егерскому — 11 апреля 1834 года простое знамя; 25 июня 1838 года — Александровские ленты на знамя; 19 марта 1850 года — знамя с надписью: «За усмирение Трансильвании в 1849 году».

В 1856 году 2-му, 4-му и 6-му пехотным батальонам Замосцкого пехотного полка пожалованы Георгиевские знамена (за переправу через Дунай и Севастополь). В 1857 году Георгиевские знамена пожалованы 1-му и 3-му пехотным батальонам. В 1875 году 3-му пехотному батальону пожаловано юбилейное Георгиевское знамя.

Шефы полка

Шефы или почётные командиры:

• 18.09.1857 — граф П. Е. Коцебу

Командиры полка

• 1852—1857 — полковник М. И. Дараган
• 1857—1864 — М. В. Ляшенко
• 14.04.1875—01.01.1883 — полковник И. П. Фромандиер
• 30.09.1889—01.06.1892 — полковник М. П. Макеев
• на 28.01.1900 — полковник барон Б. Б. Кене
• на 01.07.1903 — полковник А. О. Антонович
• 25.06.1905—24.12.1911 — полковник М. П. Михайлов
• 24.12.1911—27.09.1913 — полковник С. П. Былим-Колосовский
• 27.09.1913—30.08.1914 — полковник Н. М. Тихменев
• 04.1917 — 11.1917 — Генерального штаба полковник М. Г. Дроздовский

Известные люди, служившие в полку

• генерал-лейтенант Андрей Степанович Бакич
• Никифор Александрович Григорьев-Серветников.
• генерал-майор Александр Яковлевич Месснер
• капельмейстер Соломон Исаевич Чернецкий
• полковник Александр Алексеевич Чертков

Литература

• Замосцьский 60-й пехотный полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Беляев Н. А., «Боевые подвиги 60-го пехотного Замосцского полка. 1831—1894.», Херсон, 1894 год;
• Беляев, «Памятка из истории 60-го пехотного Замосцкого полка.», Одесса;
• Гизетти А. Л., «Хроника Кавказских войск.», Тифлис, 1896 год;
• «Гренадерские и пехотные полки.» Справочная книжка императорской Главной квартиры. Под редакцией В. К. Шенка. СПб., 1909 год;
• Т. Шевяков, «Знамёна и штандарты Русской армии в Великой войне» (рукопись);
• В. Минёр, «Боевые знамёна России»;
• РГВИА, фонд 2674, 60-й Замосцкий пехотный полк;
• А. А. Керсновский, «История Русской армии»;
• Вячеслав Васильевич Бондаренко, «100 великих подвигов России».
• Коцебу, Павел Евстафьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• [sammler.ru/index.php?s=5a7ffa4e0250b55eb65e52b50e0611a3&act=Attach&type=post&id=141592 Солдаты и офицеры 60-го пехотного Замосцкого полка (фото).]
• [oldru.com/army/13_09.htm Отличия за войну с Японией.]
• [www.vexillographia.ru/russia/rarmy103.htm Знамёна и штандарты полков, батальонов Российской армии, Пехотные полки № № 56 — 60.]
• [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=239&sid=829149 Российский государственный военно-исторический архив, Полки, отдельные части и подразделения.]

Отрывок, характеризующий Замосцкий 60-й пехотный полк

Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.