Зандман, Феликс

Феликс Зандман
польск. Felix Zandman
Дата рождения:	7 мая 1927(1927-05-07)
Место рождения:	Гродно (Польша, ныне Беларусь)
Дата смерти:	4 июня 2011(2011-06-04) (84 года)
Место смерти:	США
Страна:	Польша, Франция, США, Израиль
Научная сфера:	физика, микроэлектроника
Место работы:	Vishay Intertechnology
Учёная степень:	Ph.D
Альма-матер:	Университет Нанси, Франция

Феликс Зандман (7 мая 1927, Гродно (Польша, ныне Беларусь) — 4 июня 2011, США) — учёный и инженер, основатель и главный технический директор международной компании «Vishay Intertechnology» — одного из крупнейших поставщиков электронных компонентов в мире.

В годы Второй мировой войны Феликс Зандман и ещё 4 евреев выжили в Катастрофе, благодаря помощи праведников мира Анны и Яна Пухальских.

С 1946 по 1949 гг. он учился во Франции в Университете Нанси по специальностям физика и техника, и параллельно, в техническом университете Grande école d’ingénieurs (фр.). Он получил степень доктора философии в университете Сорбонны, защитив диссертацию по теме фотоупругости.

Феликс Зандман был награждён медалью Э. Лонгстрета (Институт Франклина, 1962) и другими наградами.

Биография

Феликс Зандман родился в семье Аарона и Гени Зандман в городе Гродно в 1927 году (по некоторым данным — в 1928). Учился в польской гимназии с преподаванием основных предметов на языке иврит.

В октябре 1941 года, после оккупации нацистскими войсками города, вся их большая семья была переселена в гродненское гетто, затем переведена в транзитный концлагерь Колбасино, ещё до ликвидации гетто в 1942 году. Позже вся семья Феликса погибла, а он выжил только благодаря праведникам мира Анне и Яну Пухальским (англ.), жившим в деревне Великая Лососна  (польск.) (теперь в Польше, 20 км от границы с Беларусью). Анна, мать 5 детей, работала до войны сторожем дачи семьи Фрейдовичей и в феврале 1943 года укрыла Феликса в знак благодарности его бабушке за помощь в спасении её ребёнка в прошлом. Кроме Феликса, Пухальские спасли его дядю Сендера Фрейдовича и ещё троих евреев. Основным местом, в котором они провели 17 месяцев, стала вырытая ими яма-убежище размером 1.7 х 1.5 и глубиной 1.2 метра. Несмотря на тяжелейшие условия, выжившие смогли сохранить добрые отношения друг с другом, там же Сендер в темноте преподавал Феликсу тригонометрию, математику и историю, что позволило Феликсу, после освобождения, за год пройти три класса и закончить десятилетнюю школу. После того, как в середине 1944 года передовые части Советской армии освободили беженцев, Феликс с дядей переехали в Данциг, где он поступил в университет, но из-за послевоенных еврейских погромов в Польше, они в летом 1946 года эмигрировали во Францию.

Не зная вначале французского, Феликс смог в 1949 году окончить университет в Нанси со званием «Студент века». Затем защитил докторскую диссертацию в Сорбонне, разработав «новый метод и уникальную технологию измерения напряжений».

Свою жену Руту Зандман уже более 40 лет считал своим «главным советником». В 1994 году, будучи гражданином США (а до того — Польши и Франции), принял гражданство Израиля.

Умер в США 4 июня 2011 года. Похоронен в Израиле.

Профессиональная деятельность

После окончания учёбы Зандман некоторое время преподавал во французской Академии аэронавтики Ecole de l’Air, а затем проработал несколько лет в авиационной промышленности Франции.

В 1956 году Зандман получил предложение переехать в США, где он работал в компании Budd в должности директора департамента научных исследований и разработок, развивая свою методику измерения деформаций («фотостресс»). Так он пришёл к идее создания сверхпрецизионного тонкоплёночного резистора, но компания Budd не сочла этот бизнес перспективным, и 22 февраля 1962 года Зандман создал собственную фирму. Зандман и его компаньон и близкий родственник Альфред Сланер (Alfred P.Slaner) назвали новую команию Vishay в память о бабушке Феликса, родившейся в маленьком литовском городке Вишей (Вейсияй).

Откликнувшись на просьбу Исраэля Таля — главного конструктора израильского танка «Меркава», Феликс Зандман безвозмездно осуществил модернизацию пушки танка, что позволило резко повысить точность его стрельбы.

Vishay Intertechnology

Первой продукцией кампании стали уникальные высокоточные тонкоплёночные резисторы, изготавливаемые по технологии, запатентованной Феликсом Зандманом.

Сегодня «Vishay» имеет производственные предприятия в Израиле, Китае и 5 других странах Америки, Европы и Азии, где производит выпрямители, диоды, МОП-транзисторы, оптоэлектронные компоненты, специализированные интегральные схемы, резисторы, конденсаторы и индукторы.

Доходы «Vishay Intertechnology» за 2009 год составили более $ 2042 млн. По состоянию на 31 декабря 2009 года в компании было около 22 300 штатных сотрудников .

Книги

(по )

• Photostress: principles and applications, 1959
• Photoelastic Coatings, 1977
• Cherez terni k zvezdam: Ot Vishei — k Vishei, 1994
• Never the last journey, 1995
• Nie die letzte Reise.: Vom polnischen Ghetto an die Wallstreet. 1999
• Resistor theory and technology, 2002

Награды, признание

Феликс Зандман был удостоен при жизни следующих наград:

• 1962: Медаль Эдварда Лонгстрета (Институт Франклина).
• 2001: Медаль Альянса предприятий электронной промышленности США
• 2009: Награда Национальной ассоциации дистрибьюторов электронных компонентов США (англ.)

В кино

О жизни Феликс Зандмана был снят документальный фильм Триумф духа (История Феликса Зандмана).

Ссылки

• [www1.yadvashem.org/yv/en/about/zandman.asp In Memoriam - Dr. Felix Zandman]

Отрывок, характеризующий Зандман, Феликс

– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.