Занзибар и Пемба

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Народная Республика Занзибара и Пембы
People's Republic of Zanzibar and Pemba
Республика

12 января — 26 апреля 1964



Флаг Занзибара и Пембы
Столица Занзибар
Крупнейшие города Занзибар
Форма правления республика
История
 - 12 января 1964 Занзибарская революция
 - 26 апреля 1964 Объединение с Республикой Танганьика
К:Исчезли в 1964 году

Народная Республика Занзибара и Пембы — государство на территории бывшего Султаната Занзибар, существовавшее с 12 января 1964 года по 26 апреля 1964 года.





Провозглашение Народной Республики

10 декабря 1963 года Занзибар получил независимость от Великобритании, став конституционной монархией во главе с султаном которым стал Сеид-Джамшид-ибн-Абдулла. Но уже 12 января 1964 года под предводительством Джона Окелло произошла Занзибарская революция, свергнувшая султана и демократически избранное правительство. Была образована Народная Республика Занзибара и Пембы, которую возглавил шейх Ахмад Абейд Каруме.

12 января 1964, около 3:00 часов утра, 600—800 плохо вооружённых революционеров, в основном африканцев, при поддержке нескольких недавно сокращённых полицейских, атаковали полицейские участки Унгуджи (острова Занзибар), оба склада оружия и радиостанцию. Революционеры практически не имели боевой подготовки, но несмотря на то, что против них выступили регулярные полицейские войска, вскоре одержали победу .[1] Вооружившись сотнями автоматических винтовок, пистолет-пулемётов и пулемётами Bren, повстанцы захватили контроль над стратегическими зданиями в столице.[2][3] В течение 6 часов после начала военных действий повстанцы захватили здание городского телеграфа и ключевые правительственные здания, и только взлётно-посадочная полоса была захвачена в 14:18.[2][3] Султан вместе с премьер министром и членами кабинета бежали с острова на правительственной яхте,[3][4] а дворец был захвачен революционным правительством.[5]

Свергнутый султан сделал неудачные попытки получить военную поддержку Кении и Танганьики, хотя Танганьика отправила 100 сотрудников военизированной полиции в Занзибар для сдерживания беспорядков. Кроме отряда Стрелков Танганьики, полиция была единственной вооружённой силой в Танганьике, и 20 января её отсутствие привело к мятежу в полку Стрелков.

Согласно официальной истории Занзибара, революция была спланирована и возглавлена главой АШП Амани Абейд Каруме. Однако, Каруме в это время был на африканском материке, вместе с лидером запрещённой партии Умма.[4] На материк, с целью обеспечения безопасности, его отправил секретарь отделения партии в Пембе, экс-полицейский угандийского происхождения Джон Окелло.[4] Окелло прибыл в Занзибар из Кении в 1959 году. Именно он возглавил революционеров — главным образом безработных членов Афро-Ширазийской молодёжной лиги. По некоторым версиям именно Окелло спланировал революцию.

Партиями АШП и Умма, в качестве временного правительства, был создан революционный совет, во главе с Каруме, назначенным президентом.[4] Страна была переименована в Народную Республику Занзибара и Пембы; первым актом нового правительство было перманентное изгнание султана, а также объявление вне закона партий НПЗ и НПЗП .[5] Стремясь дистанцировать себя от изменчивого Окелло, Каруме, без лишнего шума, оградил его от политической арены, а также позволил сохранить самоприсвоенный титул фельдмаршала.[4] Однако, революционеры Окелло вскоре начали репрессии против азиатов и арабов населяющих Унгунджу (остров Занзибар), сопровождаемые избиениями, изнасилованиями, убийствами и уничтожением частной собственности.[4] Окелло выступил на радио с речью, побуждающей убивать или арестовывать десятки тысяч его «врагов и марионеток». В ходе революции были убиты от пяти до двенадцати тысяч занзибарцев арабского происхождения, несколько тысяч индийцев, также тысячи были заключены под стражу или изгнаны с острова, а их собственность конфискована и национализирована. Фактическая оценка погибших в репрессиях сильно варьируется, от «сотен» до 20.000. Некоторые западные газеты указали цифры от 2.000 до 4.000;[6] наибольшие оценки, возможно раздутые, были даны самим Окелло через радио, и некоторыми арабскими массмедиа[7][8] Убийство арабских заключенных и их захоронения в братских могилах были задокументированы итальянской съёмочной бригадой с вертолёта, и показаны в фильме Прощай, Африка; этот фильм является единственным документальным подтверждениям убийств.[9] Многие арабы спасались бегством в Оман,[7] в то же время, по указу Окелло, европейцам не было причинено никакого урона .[4]

Пост-революционные волнения не затронули Пембу.[8]

Флаги Занзибара и Пембы в 1964 году

На протяжении более, чем ста лет, два государства — султанат Занзибар и султанат Маската и Омана — существовали под одинаковым флагом, который представлял собой красное прямоугольное полотнище[10][11]. В 1963 году власти султаната Занзибар видоизменили занзибарский флаг, расположив в центре полотнища зелёный круг с изображением двух золотых бутонов гвоздичного дерева. По мнению американского художника-вексиллолога Альфреда Знамиеровского (англ.), тем самым они последовали примеру Ганы и других африканских государств, использовавших в своих флагах панафриканские цвета[12].

Чёрно-жёлто-синий горизонтальный триколор — был введён радикальными революционерами во главе с Джоном Окелло (англ.), но продержался всего семнадцать дней: в связи с развернувшейся на острове резнёй арабов и индийцев, радикалы были отстранены от власти представителями умеренной партии Афро-Ширази, и на смену прежнему флагу пришёл флаг этой партии — сине-чёрно-зелёный горизонтальный триколор с узкой вертикальной полосой белого цвета в левой части полотнища, составлявшей 1/36 ширины флага Существует мнение, что чёрно-жёлто-синий триколор представлял собой не флаг республики, а исключительно флаг сторонников Джона Окелло.

Флаг Народной Республики Пемба (1964) представлял собой собой прямоугольное полотнище красного цвета с схематическим изображением острова Пемба зелёного цвета.

26 апреля 1964 года Народная республика Занзибара и Пембы объединилась с Республикой Танганьика в единое государство — Объединённую Республику Танганьики и Занзибара. До утверждения нового флага использовался флаг Республики Танганьика: полотнище из трёх горизонтальных равновеликих полос — светло-зелёной, чёрной и светло-зелёной с разделительными золотыми полосками шириной в 1/16 ширины полотнища (для лучшего зрительного восприятия флага в соответствии с основным геральдическим правилом неналожения финифти на финифть).

Флаг новосозданного государства принят 30 июня 1964 года. Он был образован путём слияния элементов флагов обеих объединившихся стран: от Танганьики ему досталось зелёное треугольное поле и чёрная полоса с жёлтой каймой, от Занзибара — синее треугольное поле.

29 октября 1964 года была переименована в Объединённую Республику Танзания.

Независимость и объединение с Танганьикой

Беспорядки закончились 3 февраля 1964 года. Каруме получил широкую поддержку в качестве президента[13]. На улицах вновь появились полицейские, разграбленные магазины открылись, а нелицензированное оружие стало изыматься у гражданского населения[13]. Революционное правительство заявило, что пятьсот политических заключённых предстанут перед судом. Окелло сформировал военизированную группировку «Войска свободы» (ВС) из своих сторонников, которая патрулировала улицы и подвергала разграблению собственность арабов[14][15]. Поведение сторонников Окелло, его агрессивная риторика, угандийский акцент и христианское вероисповедание отталкивало большую часть умеренно настроенного населения Занзибара[16].К марту его ВС были разоружены сторонниками Каруме и дружиной партии Умма. 11 марта Окелло был официально лишен звания фельдмаршала[15][16][17], и получил отказ на въезд в страну при попытке вернуться в Занзибар с материка. До возвращения на свою родину в Уганду он был депортирован в Танганьику, а затем в Кению[16].

Революционное правительство национализировало два иностранных банка, действовавших на Занзибаре, Standard Bank и National and Grindlays Bank. На их основе был создан Peoples Bank of Zanzibar. Единственный банк с местным капиталом, Jetha Lila, власти закрыли, сославшись на то, что им владеют индийцы.

Возможное появление коммунистического государства в Африке вызывало беспокойства на западе. В феврале британский комитет по иностранным делам и обороне заявил, что британские коммерческие интересы в Занзибаре «минутны», революция сама по себе «не важна», но необходимо военное вмешательство[18]. Комитет был обеспокоен тем, что Занзибар может стать центром экспансии коммунизма в Африке, так же как Куба в Америке[18]. Великобритания, большинство стран британского содружества и США до 23 февраля отказывались признавать новое правительство, в то время как большинство коммунистических стран уже признали его[19]. По мнению Британского верховного комиссара в Занзибаре Тимоти Кроствэйта, это способствовало ориентации Занзибара на СССР. Кроствэйт и его сотрудники были высланы из страны 20 февраля, с разрешением вернуться только после того, как признание страны будет согласовано.

В апреле правительство сформировало народную освободительную армию (НОА) и завершило разоружение отрядов ВС Окелло[16]. 26 апреля Каруме заявил об объединении с Танганьикой[20]. СМИ оценили это слияние как средство предотвращения подрывной коммунистической деятельности в Занзибаре; по другой версии, целью объединения было ограничение влияния коммунистического крыла партии Умма[14][20][21]. Однако, многие из социальных программ партии Умма, касающихся полиции, образования и социального обеспечения были приняты правительством[8].

26 апреля 1964 года Танганьика и Занзибар объединились, образовав Объединённую Республику Танганьики и Занзибара. 29 октября того же года название было сокращено, и страна стала называться Танзания. Ахмад Абейд Каруме остался президентом Занзибара и стал вице-президентом Танзании. В его ведении осталось внутреннее управление островами, в то время как внешние сношения перешла в ведении Танзании.

См. также

Напишите отзыв о статье "Занзибар и Пемба"

Ссылки

  1. Clayton 1999, С. 109
  2. 1 2 Speller 2007, pp. 6–7
  3. 1 2 3 Conley, Robert (13 January 1964), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20B15F9385C147A93C1A8178AD85F408685F9 African Revolt Overturns Arab Regime in Zanzibar]", New York Times: p. 1, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20B15F9385C147A93C1A8178AD85F408685F9>. Проверено 16 ноября 2008. .
  4. 1 2 3 4 5 6 7 Speller 2007, С. 7
  5. 1 2 Conley, Robert (14 January 1964), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D1FF9385C147A93C6A8178AD85F408685F9 Regime Banishes Sultan]", New York Times: p. 4, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F60D1FF9385C147A93C6A8178AD85F408685F9>. Проверено 16 ноября 2008. .
  6. Los Angeles Times (20 January 1964), "[pqasb.pqarchiver.com/latimes/access/465909962.html?dids=465909962:465909962&FMT=ABS&FMTS=ABS:AI&type=historic&date=Jan+20%2C+1964&author=&pub=Los+Angeles+Times+(1886-Current+File)&edition=&startpage=4&desc=Slaughter+in+Zanzibar+of+Asians%2C+Arabs+Told Slaughter in Zanzibar of Asians, Arabs Told]", Los Angeles Times: p. 4, <pqasb.pqarchiver.com/latimes/access/465909962.html?dids=465909962:465909962&FMT=ABS&FMTS=ABS:AI&type=historic&date=Jan+20%2C+1964&author=&pub=Los+Angeles+Times+(1886-Current+File)&edition=&startpage=4&desc=Slaughter+in+Zanzibar+of+Asians%2C+Arabs+Told>. Проверено 16 апреля 2009. 
  7. 1 2 Plekhanov 2004, С. 91
  8. 1 2 3 Sheriff & Ferguson 1991, С. 241
  9. Daly 2009, С. 42
  10. [www.crwflags.com/fotw/flags/tz-zz90.html Zanzibar (to 1890)] (англ.). Flags of the World (англ.). crwflags.com. Проверено 4 ноября 2011. [www.webcitation.org/67YzITdYa Архивировано из первоисточника 10 мая 2012].
  11. [www.crwflags.com/fotw/flags/tz-zz63.html Sultanate of Zanzibar (1963-1964)] (англ.). Flags of the World (англ.). crwflags.com. Проверено 4 ноября 2011. [www.webcitation.org/67YzIubXO Архивировано из первоисточника 10 мая 2012].
  12. Знамиеровский, 2009, с. 124—125.
  13. 1 2 Dispatch of The Times London (4 February 1964), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB0811FB3E5415738DDDAD0894DA405B848AF1D3 Zanzibar Quiet, With New Regime Firmly Seated]", New York Times: p. 9, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=FB0811FB3E5415738DDDAD0894DA405B848AF1D3>. Проверено 16 ноября 2008. .
  14. 1 2 Speller 2007, С. 15
  15. 1 2 Sheriff & Ferguson 1991, С. 242
  16. 1 2 3 4 Speller 2007, С. 17
  17. Conley, Robert (March 12, 1964), "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10B14FC3A5C147A93C0A81788D85F408685F9 Zanzibar Regime Expels Okello]", New York Times: p. 11, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F10B14FC3A5C147A93C0A81788D85F408685F9>. Проверено 16 ноября 2008. .
  18. 1 2 Speller 2007, С. 12
  19. Speller 2007, С. 13
  20. 1 2 Conley, Robert, "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F50910F9385B1B728DDDAE0A94DC405B848AF1D3 Tanganyika gets new rule today]", New York Times: p.11, <select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F50910F9385B1B728DDDAE0A94DC405B848AF1D3>. Проверено 16 ноября 2008. .
  21. Speller 2007, С. 19

Литература

  • Bakari, Mohammed Ali (2001), [books.google.com/?id=9yCSamtUeiAC The Democratisation Process in Zanzibar], GIGA-Hamburg, ISBN 3928049712, <books.google.com/?id=9yCSamtUeiAC> .
  • Clayton, Anthony (1999), [books.google.com/?id=Zg5hipdurBkC Frontiersmen:Warfare in Africa since 1950], Taylor & Francis, ISBN 1857285255, <books.google.com/?id=Zg5hipdurBkC> .
  • Daly, Samuel (2009), [www.columbia.edu/cu/history/resource-library/Daly_thesis.pdf Our Mother is Afro-Shirazi, Our Father is the Revolution], New York: Columbia University, <www.columbia.edu/cu/history/resource-library/Daly_thesis.pdf> .
  • Lofchie, Michaael F. (1967), "[www.jstor.org/stable/2934114 Was Okello's Revolution a Conspiracy?]", Transition (no. 33): 36–42, <www.jstor.org/stable/2934114> .
  • Hernon, Ian (2003), Britain's Forgotten Wars: Colonial Campaigns of the 19th Century, Stroud, Gloucestershire: Sutton Publishing, ISBN 978-0750931625 .
  • Ingrams, William H. (1967), Zanzibar: Its History and Its People, Abingdon: Routledge, ISBN 0-7146-1102-6, OCLC [worldcat.org/oclc/186237036 186237036] .
  • Kalley, Jacqueline Audrey; Schoeman, Elna & Andor, Lydia Eve (1999), [books.google.com/?id=oVrVK2ElINMC Southern African Political History], Greenwood Publishing Group, ISBN 0313302472, <books.google.com/?id=oVrVK2ElINMC> .
  • Kuper, Leo (1971), "[www.jstor.org/stable/178199 Theories of Revolution and Race Relations]", Comparative Studies in Society and History Т. 13 (1): 87–107, doi:[dx.doi.org/10.1017%2FS0010417500006125 10.1017/S0010417500006125], <www.jstor.org/stable/178199> .
  • Myers, Garth A. (1994), "[www.jstor.org/stable/215759 Making the Socialist City of Zanzibar]", Geographical Review Т. 84 (4): 451–464, doi:[dx.doi.org/10.2307%2F215759 10.2307/215759], <www.jstor.org/stable/215759> .
  • Parsons, Timothy (2003), [books.google.com/?id=KoLbjlIYLzwC The 1964 Army Mutinies and the Making of Modern East Africa], Greenwood Publishing Group, ISBN 0325070687, <books.google.com/?id=KoLbjlIYLzwC> .
  • Plekhanov, Sergey (2004), [books.google.com/?id=-U8BL-tEPLwC A Reformer on the Throne: Sultan Qaboos Bin Said Al Said], Trident Press Ltd, ISBN 1900724707, <books.google.com/?id=-U8BL-tEPLwC> .
  • Sheriff, Abdul & Ferguson, Ed (1991), [books.google.com/?id=FxUCbQeKjogC Zanzibar Under Colonial Rule], James Currey Publishers, ISBN 0852550804, <books.google.com/?id=FxUCbQeKjogC> .
  • Shillington, Kevin (2005), [books.google.com/?id=Ftz_gtO-pngC Encyclopedia of African History], CRC Press, ISBN 1579582451, <books.google.com/?id=Ftz_gtO-pngC> .
  • Speller, Ian (2007), "[eprints.nuim.ie/archive/00000841/ An African Cuba? Britain and the Zanzibar Revolution, 1964.]", Journal of Imperial and Commonwealth History Т. 35 (2): 1–35, <eprints.nuim.ie/archive/00000841/> .
  • Triplett, George W. (1971), "[www.jstor.org/stable/160218 Zanzibar: The Politics of Revolutionary Inequality]", The Journal of Modern African Studies Т. 9 (4): 612–617, doi:[dx.doi.org/10.1017%2FS0022278X0005285X 10.1017/S0022278X0005285X], <www.jstor.org/stable/160218> .

Отрывок, характеризующий Занзибар и Пемба

– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?