Заостровка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Микрорайон
Заостровка
Город:

Пермь

Административный район города:

Дзержинский

Первое упоминание:

1647

Координаты: 58°00′13″ с. ш. 56°06′51″ в. д. / 58.003600° с. ш. 56.114294° в. д. / 58.003600; 56.114294 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.003600&mlon=56.114294&zoom=12 (O)] (Я)

Заостровка — микрорайон в составе Дзержинского района Перми. Включает в себя два бывших посёлка: Заостровку и Усть-Мулянку.





История

Заостровка впервые упоминается в переписи Елизарова в 1647 году[1]. Усть-Мулянка появилась рядом с Пермью в конце XVIII века. Также на территории Заостровки ранее располагались Скандаловка и Демидовские печи. Усть-Мулянка до Октябрьской революции принадлежала княгине Бутера ди Ридали и князю Голицину. В 1920-е годы в Заостровке было 37 дворов и проживало 155 жителей[1]. В 1926 году дворов было уже 55, а жителей 445 человек[1]. В начале 1930-х годов начали застраиваться улицы Маяковского, 1-я и 2-я Колхозная и другие[1]. К началу 1960-х годов посёлок Заостровка фактически слился с Пермью[2]. В 1950-х годах в микрорайоне был построен грузовой порт Пермь[1].

Инфраструктура

По паспорту 2000 года микрорайон Заостровка включает 26 улиц, 46 муниципальных, 10 ведомственных, 314 частных домов и 1 ЖСК[1].

Напишите отзыв о статье "Заостровка"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Виктор Семянников [metrosphera.ru/history/streets/?pub=128 Микрорайон Заостровка] // Районы. Кварталы. квартиры. — 2007.
  2. Пермская область. Административно-территориальное деление. — Пермское книжное издательство, 1963. — С. 63.

Литература

  • Виктор Семянников [metrosphera.ru/history/streets/?pub=128 Микрорайон Заостровка] // Районы. Кварталы. квартиры. — 2007.

Отрывок, характеризующий Заостровка

– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.