Западалов, Алексей Иосифович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Западалов Алексей Иосифович
Дата рождения:

5 февраля 1870(1870-02-05)

Место рождения:

Тверская губерния

Дата смерти:

10 июля 1938(1938-07-10) (68 лет)

Место смерти:

Ленинград

Сан:

протоиерей

Рукоположен:

1900

Духовное образование:

Вифанская духовная семинария
Московская духовная академия

Алексей Иосифович Западалов (18701938) — священнослужитель Русской православной церкви, протоиерей, кандидат богословия. При Советской власти приверженец иосифлянского движения, один из его руководителей. Репрессирован в 1932 году и казнён карательными органами Советской власти в 1938 году.





Биография

Родился в деревне Клюкино Ивановской волости, Бежецкого уезда, Тверской губернии в крестьянской семье[1].

В 1891 году окончил Вифанскую духовную семинарию, в том же году поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1895 году.

Начал службу в 1895 году чиновником в Санкт-Петербурге в канцелярии обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода. В 1900 году рукоположен во иерея и начал службу в Казанской церкви[2] села Тосно Санкт-Петербургской губернии. 20 февраля 1904 года о. Алексея переводят в Павловский собор города Гатчина Санкт-Петербургской губернии, где он служит до 1913 года.

C 18 декабря 1910 года по 1913 год о. Алексей также работает в должности наблюдателя церковно-приходских школ в Санкт-Петербургской епархии. Занимал должность инспектора Св. Синода, являлся помощником наблюдателя за преподаванием Закона Божия в начальных школах Министерства Народного Просвещения до 22 марта 1918 года.

6 мая 1913 года о. Алексей рукоположен в протоиерея, и назначен настоятелем церкви собственной Его Императорского Величества Канцелярии в Петрограде, где служил до 1917 года. 30 ноября 1917 года назначен в церковь во имя Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище, где служил до 1925 года.

После кончины поэта Александра Блока о. Алексей руководил церемонией его похорон, и отпел великого поэта в храме Воскресения Христова у Смоленского кладбища.

При возникновении смуты в церкви, сначала примкнул к обновленческому движению на недолгое время, но вскоре стал сторонником Патриарха Тихона и выступал против обновленцев. В ночь на 3 февраля 1924 года арестован властями в Петрограде по делу епископа Мануила и его сторонников, и заключён в тюрьму дома предварительного заключения на Шпалерной улице, 25, где содержался две недели, до 17 февраля того же года, после чего выпущен на свободу за недоказанностью вины. Будучи изгнанным обновленцами с помощью властей из церквей Смоленского кладбища, около 5 лет служил молебны и совершал требы на могилах этого кладбища, безрезультатно добиваясь возвращения себе и своим единомышленникам хотя бы одного храма.

Перешёл к иосифлянам и в 1929 году поступил протоиереем в Церковь Воскресения Христова и Михаила Архангела в Малой Коломне, где служил до 1932 года, затем перестал посещать этот храм, опасаясь своего ареста. С марта по октябрь 1932 года о. Алексей служил в Сретенской церкви на Александровской улице в Полюстрово, а также в Моисеевской церкви на Пороховых, и по-прежнему служил на Смоленском кладбище на могилах блаженных Ирины, Анны Ложкиной, Ксении Петербургской и особенно часто — на могиле новомученицы схимонахини Марии Гатчинской (Леляновой).

4 октября 1932 года о. Алексей был арестован ОГПУ, агенты которого устроили обыск по месту проживания о. Алексея на Малом пр., Васильевского острова. Ему было предъявлено обвинение в том, что, «являясь одним из руководителей остатков ИПЦ, состоял во главе Моисеевской к/р ячейки и создал культы почитания могил Марии Гатчинской и бывшего городового Петра Алексеевича Богомолова, организовал группировку последователей ИПЦ и пытался создать такое церковно-монархическое движение, посредством которого ставил целью влиять на органы советской власти с тем, чтобы достичь послабления в репрессиях, направленных против церковно-монархических к/р элементов и добиться возврата ликвидированного штаба к/р организации ИПЦ — храма Воскресения на Крови; устраивал нелегальные собрания последователей ИПЦ, разрабатывал с ними проекты и методы к/р деятельности, составляя декларации правительству, обращения к верующим и листовки, распространяя их среди последователей ИПЦ»[3][4]. Постановлением заседания выездной сессии Коллегии ОГПУ от 8 декабря 1932 года протоиерей А. И. Западалов был приговорен к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет. Отца Алексия направили в Лодейнопольское отделение Свирлага близ города Лодейное Поле Ленинградской области на реке Свирь, куда он прибыл по этапу из Ленинграда 22 декабря 1932 года. Сначала о. Алексей выполнял тяжёлые физические работы, а затем работал счетоводом. Работал хорошо[5], а в свободное время иногда совершал тайные богослужения. Обсуждал с другими заключёнными новости, изредка поступающие с воли.

Весной 1938 года в лагере по доносу о. Алексей был арестован, произвели следствие и 19 марта зам. начальника Управления НКВД по Ленинградской области утвердил обвинительное заключение о контрреволюционной агитации о. Алексея в составе группы заключённых Бесчастного, Новикова и Виноградова. Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области 29 июня 1938 года приговорила всех четырёх обвиняемых к высшей мере наказания с конфискацией личного имущества. 10 июля того же года приговор был приведен в исполнение.

По делу 1932 года о. Алексей посмертно реабилитирован 18 декабря 1989 года, а по делу 1938 года — 21 июля 1989 года.

Адреса

Напишите отзыв о статье "Западалов, Алексей Иосифович"

Примечания

  1. [www.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/docum/ans/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6Xbu5c8yUd80ffe6UU8iZei4ZeG06fi4ct8uWeCQ* - ПСТГУ, Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века, Западалов Алексей Иосифович]
  2. [azbyka.ru/shorohova/voskresnyi_den_zemli_rodnoi-all.shtml#kazanskaja_tserkov_v_tosno Казанская церковь в Тосно]
  3. АУФСБ СПб. ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-80743, т.10
  4. [true-orthodox.narod.ru/library/priest/zapadalov.html#a4 Протоиерей Алексий Западалов, материал о. Харлампия по книге М. В. Шкаровского «Судьбы иосифлянских пастырей» (Сатис. СПб., 2006. с.308-320)]
  5. Срок о. Алексея к лету 1937 года был уменьшен «по зачетам» за перевыполнение норм на 324 дня (согласно учетно-статистической лагерной карточке).
  6. «Весь Петроград на 1916 год», адр. и справ. книга г. Петрограда, под ред. А. П. Шашковского, изд. Т-ва А. С. Суворина — «Новое время», с.249: «Чл. Пгр. епарх. уч. сов. и епарх. наблюд. ц.-прих. шк.»

Ссылки

  • [www.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/docum/ans/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6Xbu5c8yUd80ffe6UU8iZei4ZeG06fi4ct8uWeCQ* Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века (с) ПСТГУ, ПСТБИ (с) Братство во Имя Всемилостивого Спаса]
  • [true-orthodox.narod.ru/library/priest/zapadalov.html#a4 Протоиерей Алексий Западалов, материал о. Харлампия по книге М. В. Шкаровского «Судьбы иосифлянских пастырей» (Сатис. СПб., 2006. с.308-320)]
  • [lists.memo.ru/d13/f150.htm Западалов Алексей Иосифович, источник: Архив НИЦ «Мемориал» (Санкт-Петербург)]
  • [www.histor-ipt-kt.org/FOTO/len.html Из истории гонений Истинно-Православной (Катакомбной) Церкви, ЛЕНИНГРАДСКАЯ И НОВГОРОДСКАЯ ОБЛАСТИ]

Библиография

  • А. А. Бовкало Последний год существования Петроградского Богословского института // Минувшее. — СПб., 1998. — Вып. 24. — С. 547.
  • Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии. XX столетие / протоиерей Сорокин, Владимир Устинович. — СПб., 1999. — С. 23.
  • Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии. XX столетие / протоиерей Сорокин, Владимир Устинович. — 2-е, доп. изд-е. — СПб., 2002. — С. 50. — 280 с.
  • Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. — СПб.: НИЦ "Мемориал", 1999. — С. 169,170,307.
  • Александр Валерьевич Кобак, Юрий Минаевич Пирютко. Исторические кладбища Санкт Петербурга. — М.: Центрполиграф, Издание 2-е, дораб. и испр., 2011. — ISBN 978-5-227-02688-0.

Отрывок, характеризующий Западалов, Алексей Иосифович

Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.