Империя Хань

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Западная Хань»)
Перейти к: навигация, поиск
Империя Хань
漢朝
империя

 

 

206 до н. э. — 220 н. э.



 



Территория Ханьской империи во II веке н. э.
Столица Чанъань, Лоян
Денежная единица бань лян, учжу
Площадь 6,000,000 км² (50 г. до н.э.[1])
Население 59,594,978 (2 г. н.э.[2])
Форма правления Абсолютная монархия
К:Появились в 206 году до н. э.К:Исчезли в 220 году
История Китая
Доисторическая эпоха
3 властителя 5 императоров
Династия Ся
Династия Шан
Чжоу
Восточная Чжоу Вёсны и Осени
Сражающиеся царства
Империя Цинь
(Династия Чу) — смутное время
Хань Западная Хань
Синь: Ван Ман
Восточная Хань
Троецарствие: Вэй, Шу, У
Западная Цзинь
16 варварских государств Восточная Цзинь
Южные и Северные Династии
Династия Суй
Династия Тан

Империя Хань (кит. трад. 漢朝, упр. 汉朝, пиньинь: Hàn cháo, палл.: Хань чао; 206 до н. э.220 н. э.) — китайская империя, в которой правила династия Лю, и период истории Китая после империи Цинь перед эпохой Троецарствия. Свидетельством успеха ханьской внутренней политики стало то, что она просуществовала дольше любой другой империи в китайской истории. Её правление и институты послужили образцом для всех последующих. Более того, основная этническая группа китайцев по имени государства стала называться хань.

Правящую в империи Хань династию основал Лю Бан. Начальный период (206 до н. э.-9 н. э.) со столицей Чанъань носит название ранней Хань (кит. 前漢) или западной Хань (кит. 西漢). История этой империи изложена в письменном сочинении Ханьшу. Правление династии Лю прервалось на 16 лет в 8-23 гг. в результате захвата власти родственником династии по женской линии Ван Маном (империя Синь).

Второй период (25-220) со столицей Лоян называется поздней Хань (кит. 後漢) или восточной Хань (кит. 東漢). Его история излагается в сочинении Хоу Ханьшу.





История

Западная Хань

Падение империи Цинь было вызвано рядом крупных мятежей знати бывших царств периода Чжаньго, направленных на восстановление захваченных ранее государств. Поводом послужил случай с 900 рабочими, которые из-за сильных дождей опаздывали на работы по постройке Великой Китайской стены[3]. По тогдашним законам это каралось смертью. Вместо того, чтобы явиться к месту работ и быть там казненными, они образовали повстанческий отряд, который очень быстро вырос до 300000 человек.

Основатель династии Лю Бан происходил из крестьян. Лю Бан стал во главе повстанцев, которым удалось взять столицу Сяньян и свергнуть династию Цинь. Он основал новую династию. Она вошла в историю под именем Первой, или Старшей, или Ранней, или Западной династии Хань.

Система управления государством при первых ханьских императорах была крайне централизована, следуя образцу, установленному Цинь Шихуаном. Страна была разделена на административные единицы, управляли которыми назначенные императором чиновники. Последним платили жалование, а продвижение по службе было основано не на знатности, а на образованности и на успешном прохождении череды экзаменов.

В отличие от предыдущей династии, ханьские императоры подняли на щит патерналистскую идеологию конфуцианства, которая сплачивала народ вокруг императора и позволяла осуществлять такие масштабные проекты, как строительство Великой стены, призванной оградить империю от набегов кочевников хунну.

Третий император У-ди правил дольше всех других представителей династии. Он вошёл в историю как энергичный и доблестный правитель, на время отодвинувший от китайских границ угрозу кочевых набегов. Краеугольными камнями государства были провозглашены конфуцианская учёность и гражданская служба. Для установления дипломатических союзов с народами Средней Азии У-ди организовал миссии Чжан Цяня, которые существенно расширили знания китайцев о западном мире.

Кризис

Постоянное противостояние с кочевниками и забота о расширении западных границ империи истощали ресурсы страны, влекли повышение налогов и податей. Между тем каждое новое поколение императоров уделяло всё меньше внимания насущным вопросам государственной жизни, находясь в плену дворцовых сплетен и интриг.

Правления Чэн-ди и Пин-ди были ознаменованы соперничеством между супругами императоров и отсутствием явного наследника. Слабость императоров дошла до того, что Чэн-ди в угоду новой наложнице велел умертвить сыновей от других женщин. Смерть обоих императоров наступила неожиданно и породила множество слухов.

После смерти Пин-ди регентом был назначен его тесть Ван Ман, принадлежавший к могущественному клану Ванов. Ван Ман предпринял попытку спасти государство от грозившей ему пропасти путём проведения целого ряда преобразований. Он принял титул императора и попытался привлечь на свою сторону беднейшие слои населения. Стремясь ограничить частное земле- и рабовладение, узурпатор настроил против себя верхушку общества. Экономические реформы, призванные покрыть огромные расходы на боевые действия против хунну, не приносили ощутимых плодов.

Ван Ман оправдывал свои преобразования возвращением к традициям доимператорской эпохи, однако следствием их стал политический хаос. В провинциях орудовали шайки повстанцев, главари которых присвоили императорский титул. Наконец самые дерзкие из повстанцев, называвшие себя краснобровыми, вошли в императорскую столицу. Ван Ман был взят в плен, его обезглавили, а тело изрубили на куски. Как отмечали хронисты,

Голодные поедали друг друга. Убитых насчитывалось несколько сот тысяч. Столица превратилась в развалины.[gumilevica.kulichki.net/HPH/hph12.htm#hph12note57]

Восточная Хань

В результате победы движения «краснобровых» 5 августа 25 года Лю Сю, будущему императору Гуан У-ди, удалось вернуть власть фамилии Лю.[4] Хотя на первых порах на престолонаследие претендовали разные лица, восстановленная династия Хань просуществовала до 220 года под названием Поздней (Хоу) или Восточной (Дун) Хань. Прежняя столица после периода восстаний находилась в развалинах, и императоры вместо её восстановления предпочли перебраться в Лоян, где в 68 г. был основан первый в Китае буддийский храм, Баймасы.

Вместе со столицей ханьские правители оставили в прошлом бесконечные интриги супруг императора и их родственников. Государство усилилось до такой степени, что нанесло решительные поражения кочевникам и предприняло попытки утвердиться в Средней Азии. В Китай («Серес») прибывали посольства из Средиземноморья, а ханьский разведывательный отряд во главе с Гань Ином добрался до Месопотамии. Солдаты Бань Чао, как считается, достигли Каспийского моря. Так далеко на запад китайские войска больше не зайдут до танского периода.

Отношения с Римской империей

Ханьская и Римская империя были гегемонами противоположных концов Евразийского материка, однако в силу значительной удалённости сведения друг о друге у них были довольно скудные. Китайцы называли Рим (а потом и Византию) «Дацинь», дословно «Большая Цинь». Римляне называли Китай и китайцев seres, что значит «шёлковый» или «страна шёлка». Вероятнее всего, это слово происходит от китайского «сы» (絲, 丝 — шёлк). От этого названия произошло и латинское слово «serica» — «шёлк». О производстве и производителях шёлка пишет, в частности, Плиний Старший в «Естественной истории».

Древнейшие сведения о контактах Китая с Римом приводит историк Луций Анней Флор. Он сообщает, что ко двору Октавиана Августа прибыло, в числе прочих, посольство из Китая, которое провело в дороге четыре года, и что цвет их кожи служил убедительным доказательством того, что живут они под другим небом, нежели римляне. В I веке н. э. установился морской торговый путь между Европой и Китаем, посредниками на котором выступали ханьские данники Цзяочжи и кхмерская держава Фунань. В подтверждение этого приводят находки древнеримских монет в дельте Меконга (древняя гавань, упомянутая Птолемеем как Каттигара).

По сообщению Плиния, четвёртая часть из 40 тысяч римских солдат, потерпевших под водительством Красса сокрушительное поражение от парфян под Каррами, была угнана победителями в Маргиану. По мнению Л. Н. Гумилёва, именно они приняли участие в первой Таласской битве с хуннами (36 г. до н. э.) и были впоследствии поселены в пределах Китая.[www.kulichki.com/~gumilev/articles/Article25.htm#Article25text20] Этот довод подтверждается недавними находками в Узбекистане римских табличек, оставленных солдатами легиона «Аполлинарис».[depts.washington.edu/silkroad/texts/hhshu/notes13.html]

В 97 году 70-тысячная ханьская армия во главе с Бань Чао, намереваясь наказать тревоживших торговлю по Великому шёлковому пути степняков, перевалила через Тянь-Шань и разорила Среднюю Азию вплоть до Мерва. Судя по всему, они действовали в союзе с парфянским царём. В Рим был направлен посланник по имени Гань Ин, однако, введённый в заблуждение парфянами относительно продолжительности морского пути в Рим, он не продвинулся далее Месопотамии. В «Хоу Ханьшу» приведены собранные им сведения о Дацине, в частности, речь идёт о производившихся там изделиях и о назначаемости императоров в эпоху Нервы.

Из сочинения Птолемея узнаём о путешествии до Ташкургана в нынешнем Синьцзяне, совершённом вскоре после того знатным римлянином Татианом. О том, что некоторые морские посольства достигали и самой столицы ханьских императоров, известно из «Хоу Ханьшу», которая упоминает о прибытии послов из Дациня в 161, 284 и 230-х гг. Впрочем, описания их приношений императору (например, изделия из кости носорога) свидетельствуют о том, что приобретались они где-то по дороге, скорее всего, в Индокитае.

Отношения с Индией

Хотя контакты существовали и раньше, во времена Хань началось серьёзное проникновение индийских товаров и идей в империю. Во время поисков союзников против хунну (изначально планировалось заручится помощью юэчжэй), Чжан Цянь обнаружил на рынке в Бактрии сычуаньские посохи, привезённые в Бактрию из Индии, а туда из Китая. Китайское правительство не знало о существовании этого торгового маршрута. Было принято решение поставить торговлю под контроль казны. Попытки Хань У-ди проложить сухопутный путь в Индию через Индокитай не увенчались успехом. Зато началось постепенное освоение китайцами земель к западу от Хэси, регион стал известен как Сиюй. Быстро стало понятно, что даже при чудовищном перенапряжении сил Хань не удастся присоединить к себе государства западнее Яркенда.

Экспедиции, посланные Бань Чао и его сыном Бань Юном собрали сведения о заграничных землях. В том числе и о Тяньчжу (天竺) или Цзюаньду (身毒), то есть Индии. Как указано в Хоу Ханьшу: климат жаркий и влажный, земли низки, жители схожи с юэчжами в обычаях, но слабее. Столица находится на реке. Сражаются на слонах. Верят в Будду. От убийств и войн отвращаются. Есть несколько десятков независимых городов и княжеств, они были покорены кушанами, которые поставили наместника. Добывают металлы, рога носорога и панцири черепах. Торгуют с Римом, откуда привозят много товаров.

При Хань Хэ-ди было несколько посольств из Индии. Около 160 года из Индии прибыло посольство, на этот раз через нынешний Вьетнам. Со времён Хань Мин-ди при дворе появился интерес к учению Будды. Лю Ин, ван Чу (楚王英), сын Хань Гуан У-ди, стал первым буддистом при китайском дворе. При Хань Хуань-ди буддизм стал распространяться и среди простолюдинов.

Распад империи

Южные владения империи Хань
и отколовшееся от неё княжество
Линьи (Lam Ap Kingdom) около 200 г.

Из двенадцати императоров Восточной Хань восемь взошли на престол ещё детьми, что обеспечивало нахождение власти в руках их матерей и прочих родственников. С правления Хэ-ди принято отсчитывать период династического упадка. Бразды правления государством вновь держали евнухи и иные приближённые, которые назначали и смещали монархов по своей воле.

В 184 году в стране вспыхнуло восстание жёлтых повязок. Сил для подавления восстания правительство не имело, поэтому созданием армий занялись наиболее могущественные аристократы. После подавления восстания реальная власть оказалась в руках командиров этих армий, между которыми развернулась борьба за престол.

В 196 году полководец Цао Цао уговорил императора Сянь-ди перебраться из разрушенной столицы Лояна в свою столицу Сюй в Инчуани. После этого Цао Цао фактически стал правителем Китая, сохраняя видимость правления династии Хань. Однако после смерти Цао Цао в 220 году его сын Цао Пэй вынудил императора Сянь-ди отречься от престола, дав ему титул Шаньянского гуна.

Цао Пи основал династию Вэй, с которой начался период Троецарствия в истории Китая.

Культурный расцвет

Эпоха Хань была отмечена культурным и хозяйственным расцветом Китая. Ранняя Западная Хань одновременно использовала легизм, даосизм и конфуцианство при принятии государственных решений и формировании политики[5]. Однако император У-ди сделал государственной религией конфуцианство. Он закрыл в 136 г. до н. э. все философские школы и кафедры (boshi 博士), не имевшие отношения к этому учению и покровительствовал конфуцианской академии Тай сюэ, которую он основал в 124 г. до н. э.[6] В этот период развивалось китайское садовое искусство.

Экономика

Изменение в средствах денежного обращения

Династия Хань унаследовала от династии Цинь монеты бань лян (半兩, дословно «пол-ляна»). В начале царствования династии император Лю Бан закрыл государственный монетный двор и разрешил чеканку монет частным лицам. Его решение было отменено в 186 году до нашей эры его вдовой, императрицей Люй-хоу, которая запретила частную чеканку[7]. В 182 году до н. э. Люй-хоу выпустила бронзовую монету, что была значительно легче, чем предыдущие. Это вызвало инфляцию, распространившуюся почти по всей стране, продолжавшуюся до 175 года до н. э., когда император Вэнь-ди разрешил частным чеканщикам делать монеты массой примерно 2,6 грамма[7].

В 144 году до н. э. император Цзин-ди вновь отменил частную чеканку в пользу центрального правительства и военачальников. Также он ввёл новый вид монеты[8]. Император У-ди в 120 году до н. э. также выпускает новую монету, а год позже отменяет бань лян по всей стране, заменив её монетой учжу (五銖, дословно «пять чжу») весом 3,2 грамма[9]. Эта монета становится китайским стандартом вплоть до воцарения династии Тан (619—907 года). Её использование несколько раз прерывалось на короткий срок из-за выпуска новых видов денег во времена правления Ван Мана, пока не было окончательно утверждено в 40 году императором Гуан У-ди[10].

Так как монеты, чеканившиеся частным образом военачальниками были зачастую плохого качества и меньше по массе, центрального правительство закрыло их чеканные дворы и монополизировало выпуск монет в 113 году до н. э. Выпуск монет правительством был пересмотрен Суперинтендантом водных путей и парков (англ.  Superintendent of Waterways and Parks), который передал эту прерогативу в руки Министерства финансов во времена Восточной Хань[11].

Налогообложение и собственность

Не учитывая земельный налог, который землевладельцы платили в зависимости от их урожая, также население должно было платить подушный оклад и налог на собственность (англ. Property tax), выплачиваемые наличными[12]. Годовая величина подушного оклада составляла для взрослых мужчин и женщин 120 монет, а для детей 20 монет. Торговцы были обязаны платить по более высокой ставке в 240 монет[13]. Подушный оклад стимулировал денежную экономику, что повлекло выпуск более 28 миллиардов монет с периода 118 год до н. э. — 5 год н. э., то есть в среднем 220 миллионов монет в год[14].

Широкое обращение наличности в виде монет позволило успешным торговцам вкладывать деньги в покупку земель, обеспечивая тем самым развитие торгового класса, несмотря на одновременные попытки правительства поставить его представителей в жёсткие условия путём введения больших торговых и имущественных налогов[15]. Император У-ди даже ввёл законы, которые запрещали зарегистрированным купцам владеть землёй, но крупные торговцы могли обойти регистрацию и владели большими земельными участками[16].

Большие массы крестьян, владевших небольшими участками, стали основным источником налогов династии Хань. Проблемы начались во второй половине Восточной Хань, когда многие крестьяне влезли в долги и были вынуждены работать на богатых землевладельцев[17]. Правительство Хань предприняло реформы, чтобы освободить мелких землевладельцев от долгов и дать им возможность работать на собственных землях. Эти реформы включали в себя уменьшение налогов, временные освобождения от уплаты налогов, выдачу ссуд, а также обеспечение безземельных крестьян временным жильём и работой до выплаты долгов на специальных земельных участках, с которых они должны были отдавать половину урожая, а правительство обеспечивало их орудиями труда[18].

В 168 году ставка налога на землю была уменьшена с одной пятнадцатой части урожая до одной тридцатой[19], а позднее до одной сотой (в последние десятилетия династии Хань). Потери в поступающих средствах были компенсированы повышением налогов на собственность[20].

Трудовой налог принял форму воинской обязанности, которую надо было отбывать один месяц в год, для мужчин в возрасте от 15 до 56 лет. Во времена Восточной Хань можно было избежать службы путём уплаты замещающего налога, так как наёмный труд становился всё более популярным[21].

Частные производства и государственные монополии

Во времена ранней Западной Хань зажиточные производители, занимавшиеся металлом или соляным бизнесом, богатые торговцы, а также правители местного масштаба могли похвастаться накоплениями, сравнимыми по объёму с государственной казной, и количеством крестьян до тысячи душ. Из-за того, что многие крестьяне не работали на своих полях, правительство лишалось крупной части налоговых поступлений[22]. Для того чтобы ограничить возможности таких богачей, император У-ди национализировал соляную и металлургическую отрасли в 117 году до н. э., позволив при этом многим бывшим промышленникам стать официальными административными управленцами монополий[23]. Во времена Восточной Хань центральное правительство отменило государственные монополии, отдав их военачальникам и местной администрации, а также частным предпринимателям[24].

Производство крепких спиртных напитков было ещё одной прибыльной отраслью частного бизнеса, которая была национализирована центральным правительством в 98 году. Однако, это отменено в 81 году и был введён налог в две монеты за каждые 0,2 литра продукции для частников[25]. В 110 году до н. э. император У-ди был также замешан в деле прибыльной торговли алкоголем, когда осуществлял продажу государственных запасов зерна по ценам ниже, чем у торговцев[26]. За исключением создания на короткий период во время правления императора Мин-ди Управления по ценовому регулированию и стабилизации в 68 году, регулирование цен центральным правительством практически не осуществлялось в течение всей Восточной Хань[27].

Правители

Императоры эпохи Хань (206 до н. э. — 220)</caption>
Посмертное имя Личное имя Годы правления Девиз правления и годы
Исторически наиболее употребительна форма 漢(Хань) + посмертное имя.
Западная Хань (西漢) 206 год до н. э.9 год н. э.
Гао-цзу
高祖 Gāozǔ
Лю Бан
劉邦 Liú Bāng
206 год до н. э. — 195 год до н. э. отсутствует
(императрица Люй-хоу)
呂太后 Lü Taihou
Люй Чжи
呂雉 Lü Zhi
195 год до н. э. — 180 год до н. э. отсутствует
Хуэй-ди
惠帝 Hùidì
Лю Ин
劉盈 Liú Yíng
195 год до н. э. — 188 год до н. э. отсутствует
Шао-ди Гун
少帝 Shǎodì
Лю Гун
劉恭 Liú Gōng
188 год до н. э. — 184 год до н. э. отсутствует
Шао-ди Хун
少帝 Shǎodì
Лю Хун
劉弘 Liú Hóng
184 год до н. э. — 180 год до н. э. отсутствует
Вэнь-ди
文帝 Wéndì
Лю Хэн
劉恆 Liú Héng
179 год до н. э. — 157 год до н. э.
Цзин-ди
景帝 Jǐngdì
Лю Ци
劉啟 Liú Qǐ
156 год до н. э. — 141 год до н. э.
У-ди
武帝 Wǔdì
Лю Чэ
劉徹 Liú Chè
140 год до н. э. — 87 год до н. э.
Чжао-ди
昭帝 Zhāodì
Лю Фулин
劉弗陵 Liú Fúlíng
86 год до н. э. — 74 год до н. э.
Чанъи-ван
昌邑王 Chāngyìwáng

или Хайхунь-хоу
海昏侯 Hǎihūnhóu

Лю Хэ
劉賀 Liú Hè
74 год до н. э.
Сюань-ди
宣帝 Xuāndì
Лю Сюнь
劉詢 Liú Xún
73 год до н. э. — 49 год до н. э.
Юань-ди
元帝 Yuándì
Лю Ши
劉奭 Liú Shì
48 год до н. э. — 33 год до н. э.
Чэн-ди
成帝 Chéngdì
Лю Ао
劉驁 Liú Áo
32 год до н. э. — 7 год до н. э.
Ай-ди
哀帝 Āidì
Лю Синь
劉欣 Liú Xīn
6 год до н. э. — 1 год до н. э.
Пин-ди
平帝 Píngdì
Лю Кань
劉衎 Liú Kàn
1 год до н. э. — 5 год
Жуцзы Ин
孺子嬰 Rúzǐ Yīng
Лю Ин
劉嬰 Liú Yīng
6 год — 8 год
Династия Синь (新) (9 год23 год)
Ван Ман (王莽 Wáng Mǎng) 9 год — 23 год
Продолжение империи Хань
Гэнши-ди
更始帝 Gēngshǐdì
Лю Сюань
劉玄 Liú Xuán
23 год — 25 год
Восточная Хань (東漢) 25 год — 220 год
Гуан У-ди
光武帝 Guāngwǔdì
Лю Сю
劉秀 Liú Xiù
25 год — 57 год
Мин-ди
明帝 Míngdì
Лю Чжуан
劉莊 Liú Zhuāng
58 год — 75 год
Чжан-ди
章帝 Zhāngdì
Лю Да
劉炟 Liú Dá
76 год — 88 год
Хэ-ди
和帝 Hédì
Лю Чжао
劉肇 Liú Zhào
89 год — 105 год
Шан-ди
殤帝 Shāngdì
Лю Лун
劉隆 Liú Lóng
106 год
  • Яньпин (延平 Yánpíng) 9 месяцев в 106 год
Ань-ди
安帝 Āndì
Лю Ху
劉祜 Liú Hù
106 год125 год
Шао-ди
少帝 Shǎodì

или Бэйсян-хоу
北鄉侯 Běixiānghóu

Лю И
劉懿 Liú Yì
125 год
Шунь-ди
順帝 Shùndì
Лю Бао
劉保 Liú Bǎo
125 год144 год
Чун-ди
沖帝 Chōngdì
Лю Бин
劉炳 Liú Bǐng
144 год145 год
Чжи-ди
質帝 Zhídì
Лю Цзуань
劉纘 Liú Zuǎn
145 год146 год
Хуань-ди
桓帝 Huándì
Лю Чжи
劉志 Liú Zhì
146 год168 год
Лин-ди
靈帝 Língdì
Лю Хун
劉宏 Liú Hóng
168 год189 год
Шао-ди
少帝 Shǎodì

или Хуннун-ван
弘農王 Hóngnóngwáng

Лю Бянь
劉辯 Liú Biàn
189 год
Сянь-ди
獻帝 Xiàndì
Лю Се
劉協 Liú Xié
189 год220 год

См. также

Напишите отзыв о статье "Империя Хань"

Примечания

  1. (December 2006) «[jwsr.ucr.edu/archive/vol12/number2/pdf/jwsr-v12n2-tah.pdf East-West Orientation of Historical Empires]». Journal of world-systems research 12 (2): 219–229. ISSN [worldcat.org/issn/1076-156X 1076-156X]. Проверено 12 August 2010.
  2. Nishijima (1986), 595–596.
  3. Черницкий А. М. История исчезнувших цивилизаций. Ростов-Дон: Феникс, 2007
  4. David R. Knechtges, in The Cambridge History of Chinese Literature, ed. Kang-i Sun Chang and Stephen Owen (Cambridge: Cambridge University Press, 2010): 116.
  5. Csikszentmihalyi (2006), 24-25; Loewe (1994), 128—130.
  6. Kramers (1986), 754—756; Csikszentmihalyi (2006), 7-8; Loewe (1994), 121—125; Ch’en (1986), 769.
  7. 1 2 Nishijima (1986), 586.
  8. Nishijima (1986), 586—587.
  9. Nishijima (1986), 587.
  10. Ebrey (1986), 609; Bielenstein (1986), 232—233; Nishijima (1986), 587—588.
  11. Nishijima (1986), 587—588; Bielenstein (1980), 47, 83.
  12. Nishijima (1986), 600—601.
  13. Nishijima (1986), 598.
  14. Nishijima (1986), 588.
  15. Nishijima (1986), 601.
  16. Nishijima (1986), 577; Ch'ü (1972), 113—114.
  17. Nishijima (1986), 558—601; Ebrey (1974), 173 174; Ebrey (1999), 74-75.
  18. Ebrey (1999), 75; Ebrey (1986), 619—621.
  19. Loewe (1986), 149—150; Nishijima (1986), 596—598.
  20. Nishijima (1986), 596—598.
  21. Nishijima (1986), 599; de Crespigny (2007), 564—565.
  22. Needham (1986c), 22; Nishijima (1986), 583—584.
  23. Nishijima (1986), 584; Wagner (2001), 1-2; Hinsch (2002), 21-22.
  24. Nishijima (1986), 584; Wagner (2001), 15-17.
  25. Nishijima (1986), 600; Wagner (2001), 13-14.
  26. Ebrey (1999), 75.
  27. de Crespigny (2007), 605.

Литература

  • Ch’en, Ch’i-Yün. (1986). "Confucian, Legalist, and Taoist Thought in Later Han, " in Cambridge History of China: Volume I: the Ch’in and Han Empires, 221 B.C. — A.D. 220, 766—806. Edited by Denis Twitchett and Michael Loewe. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-24327-0.
  • Csikszentmihalyi, Mark. (2006). Readings in Han Chinese Thought. Indianapolis and Cambridge: Hackett Publishing Company, Inc. ISBN 0-87220-710-2.
  • de Crespigny, Rafe. (2007). A Biographical Dictionary of Later Han to the Three Kingdoms (23-220 AD). Leiden: Koninklijke Brill. ISBN 90-04-15605-4.
  • Ebrey, Patricia Buckley. "Estate and Family Management in the Later Han as Seen in the Monthly Instructions for the Four Classes of People, " Journal of the Economic and Social History of the Orient, Vol. 17, No. 2 (May 1974): pp. 173—205.
  • Ebrey, Patricia Buckley. (1986). "The Economic and Social History of Later Han, " in Cambridge History of China: Volume I: the Ch’in and Han Empires, 221 B.C. — A.D. 220, 608—648. Edited by Denis Twitchett and Michael Loewe. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-24327-0.
  • Ebrey, Patricia Buckley. (1999). The Cambridge Illustrated History of China. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-66991-X.
  • Hinsch, Bret. (2002). Women in Imperial China. Lanham: Rowman & Littlefield Publishers, Inc. ISBN 0-7425-1872-8.
  • Kramers, Robert P. (1986). "The Development of the Confucian Schools, " in Cambridge History of China: Volume I: the Ch’in and Han Empires, 221 B.C. — A.D. 220, 747—756. Edited by Denis Twitchett and Michael Loewe. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-24327-0.
  • Loewe, Michael. (1986). "The Former Han Dynasty, " in The Cambridge History of China: Volume I: the Ch’in and Han Empires, 221 B.C. — A.D. 220, 103—222. Edited by Denis Twitchett and Michael Loewe. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-24327-0.
  • Nishijima, Sadao. (1986). "The Economic and Social History of Former Han, " in Cambridge History of China: Volume I: the Ch’in and Han Empires, 221 B.C. — A.D. 220, 545—607. Edited by Denis Twitchett and Michael Loewe. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-24327-0.
  • Wagner, Donald B. (2001). The State and the Iron Industry in Han China. Copenhagen: Nordic Institute of Asian Studies Publishing. ISBN 87-87062-83-6.

Ссылки

  • [www.mnsu.edu/emuseum/prehistory/china/early_imperial_china/han.html Han Dynasty by Minnesota State University] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3962 дня) — историякопия)

Отрывок, характеризующий Империя Хань

Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Империя_Хань&oldid=81213556»