Западные среднерусские окающие говоры

За́падные среднеру́сские о́кающие го́воры — одно из двух ответвлений западных среднерусских говоров, занимающее северную часть их территории (от южного ответвления отделено изоглоссами различения и неразличения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге). Оканье в западных среднерусских окающих говорах сближает их с севернорусским наречием.

Общая характеристика и область распространения

Окающие говоры не составляют целостного диалектного объединения и не разделяются на группы говоров вследствие непоследовательного распространения в них языковых явлений. В пределах окающих говоров только в западной их части наблюдается достаточно определённый местный языковой комплекс (совмещение нескольких ареалов языковых черт), позволяющий выделить самостоятельную Гдовскую группу (фактически переходную от окающих к акающим говорам). Объединяющие в себе разрозненные ареалы мелких разнодиалектных черт, говоры остальной части территории — Новгородские — самостоятельной группой не являются.

Окающие говоры размещаются в северных районах западных среднерусских говоров, занимая территории севера Псковской области, юго-запада Ленинградской области и большей части юго-запада Новгородской области.

Особенности говоров

Отличием окающих говоров от других западных среднерусских говоров является более широкое распространение диалектных явлений севернорусского наречия (как общих его черт, так и характерных только для Ладого-Тихвинской группы говоров) и северной диалектной зоны, а также распространение некоторых местных языковых черт.

Кроме диалектных явлений, общих для всех западных среднерусских говоров, на территории окающих говоров также распространены:

Фонетика

• Диалектные черты, характерные для севернорусского наречия:

Различение гласных звуков а и о в первом предударном слоге после твёрдых согласных — оканье, являющееся одной из главных черт, противопоставляющих западные среднерусские говоры севера говорам юга (в части говоров Гдовской группы возможно также неразличение гласных). Произношение слова когда как ко[в]да́. Ударение на окончании у прилагательного толстый: толсто́й и др.

• Диалектные черты, характерные также для Владимирско-Поволжской группы говоров:

Произношение звука у в соответствии звуку о во втором предударном слоге в начале слова: [у]топри́ (отопри), [у]гурцы́ (огурцы), [у]горóд (огород), [у]бернýться (обернуться) и т. п. Данное диалектное явление встречается нерегулярно, отсутствует в говорах к югу от Гдова.

• Диалектные черты, характерные для юго-западной диалектной зоны:

Ударение на основе в формах родительного — дательного пад. отрицательных местоимений: нико́го, ничо́го, нико́му, ничо́му. Случаи замены предлога у, а также гласного у- в начале слова согласным в: в нас (у нас), в сестры́ (у сестры), вчи́тел' (учитель) и т. п. (главным образом на территории Гдовской группы говоров). Ударение на основе в формах глаголов прошед. времени женского рода: бра́ла, зва́ла, тка́ла, спа́ла и т. п. (явление распространено также в говорах Онежской группы, а также некоторых других групп севернорусского наречия, возможно связано с влиянием субстрата - прибалтийско-финских и германских языков).

• Диалектные черты, характерные для северной диалектной зоны:

Склонение существительного сосна с постоянным ударением на основе: со́сны, со́сну, со́сна и т. д.

Морфология и синтаксис

• Диалектные черты, характерные для севернорусского наречия:

Окончание -ы в форме родительного пад. ед. числа существительных жен. рода с окончанием -а и твёрдой основой: у жон[ы́], с рабо́т[ы] и т. п. Склонение существительного дêдушко и др. подобных по типу слов мужского — среднего рода (данное явление встречается нерегулярно). Образование форм мн. числа существительных муж. рода, обозначающих степени родства, с суффиксами -ов’й-, -ев’й-: зятев’йа́ (зятья), братов’йа́ (братья) и др. Распространение стяженных форм прилагательных жен. рода именительного — винительного пад. ед. числа: молод[а́], кра́сн[а], молод[у́], кра́сн[у], а также менее последовательно, форм мн. числа: кра́сн[ы] и т. д. Окончание -т твёрдое при его наличии в формах 3-го лица глаголов ед. и мн. числа и др.

• Диалектные черты, характерные также для Ладого-Тихвинской группы говоров:

Наличие форм предложного пад. ед. числа с окончанием -и у существительных муж. рода с основой на твёрдые, мягкие согласные и ц: на двор[и́], в де́л[и], при отц[и́] и т. д., а также форм дательного — предложного пад. ед. числа личных и возвратных местоимений: мн[и], теб[и́], себ[и́]. Наличие словоформ йейу́ — винительный пад. ед. числа местоимения 3-го лица жен. рода (в южной части территории) и йей (в северной части) и др.

• Диалектные черты, характерные также для Псковской группы говоров:

Распространение с ударным гласным о и суффиксом -мши деепричастий от глаголов с корнем -ем-: сн'[о́мш]и, вз'[о́мш]и и т. д. (данное явление встречается нерегулярно).

• Диалектные черты, характерные для северной диалектной зоны:

Словоформа свекро́вка — именительный пад. ед. числа. Распространение безличных предложений с главным членом — страдательным причастием и объектом в форме винительного пад.: всю карто́шку съе́дено и др. Словоформа дерев’о́н — родительный пад. мн. числа и др.

• Диалектные черты, характерные для юго-западной диалектной зоны:

Распространение словоформ в именительном падеж мн. числа: сыны́, а также рука́вы — рукавы́, до́мы — домы́, бе́реги — береги́, з’а́ти — з’ати́, бо́ки — боки́, лу́ги — луги́ (главным образом в южных районах окающих говоров). Употребление форм местоимения кто вместо что: кого́ ты накопа́л (что ты накопал) (явление наиболее регулярно на территории Гдовской группы говоров).

• Другие диалектные черты:

Наличие двусложного (дифтонгового) окончания в косвенных падежах мн. числа прилагательных: бе́л[ыих], бе́л[ыим] и т. д.

Лексика

• Распространение слов, характерных для северной диалектной зоны: паха́ть (подметать пол), жи́то (ячмень), ципля́тница, ципляту́ха, ципляти́ха (наседка), баско́й, ба́ский, баско́, баса́ (красивый, красиво, красота) и т. д.
• Распространение слов, характерных для юго-западной диалектной зоны: лемеши́ (сошники у сохи), толока́ (коллективная помощь в работе) и т. д.

См. также

• Среднерусские говоры
• Западные среднерусские говоры

Литература

1. Русская диалектология, под редакцией Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, М.: Наука, 1964
   
2. Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей, вып. 1. Фонетика. М., 1986; вып. 2. Морфология. М., 1989; вып. 3, ч. 1. Лексика. М., 1998

Отрывок, характеризующий Западные среднерусские окающие говоры

Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.