Запах женщины (фильм, 1992)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Запах женщины
Scent of a Woman
Жанр

драма

Режиссёр

Мартин Брест

Продюсер

Мартин Брест

Автор
сценария

Бо Голдман
Джованни Арпино
Руджеро Маккари
Дино Ризи

В главных
ролях

Аль Пачино
Крис О'Доннелл
Филип Сеймур Хоффман
Габриель Анвар
Джеймс Ребхорн

Оператор

Доналд И. Торин

Композитор

Томас Ньюман

Кинокомпания

Universal
City Light Films

Длительность

157 мин

Страна

США США

Год

1992

IMDb

ID 0105323

К:Фильмы 1992 года

«За́пах же́нщины» (англ. Scent of a Woman) — кинофильм, американский ремейк одноимённого итальянского фильма Дино Ризи.

Фильм снят по роману Джованни Арпино (англ. Giovanni Arpino) «Мрак и мёд» (1969). Исполнитель главной роли Аль Пачино за актёрскую работу в ленте удостоился премий «Оскар» и «Золотой глобус».





Сюжет

Нуждающийся в деньгах ученик выпускного класса престижной преп-школы Чарлз Симмс нанимается на одноразовую подработку на долгий уикенд Дня благодарения присмотреть за слепым родственником семейной пары, уезжающей на выходные. Родственник оказывается отставным подполковником Фрэнком Слэйдом. Он жёстко и нелюбезно встречает молодого человека — так, как сделал бы это с новобранцем; тот хочет отказаться от работы, но, в конце концов, остаётся.

После отъезда семьи неожиданно выясняется, что у подполковника свои планы на выходные. Вместо того, чтобы сидеть в своём флигеле, он приготовился съездить с комфортом в Нью-Йорк, остановиться в «Уолдорф-Астории», поужинать в дорогом ресторане, посетить «недешёвую» даму «по вызову»; завершающим же действием должна стать пуля, которую слепец хочет пустить себе в голову, поскольку не желает более мириться со своей беспомощностью и одиночеством.

Чарли отправляется с подполковником в Нью-Йорк, не зная обо всех деталях плана, и в ходе дела постепенно они сближаются. Юнец рассказывает о злоключении, происшедшем с ним в школе. Накануне, двуличный директор поставил его перед выбором: выдать набедокуривших приятелей — или потерять благосклонность школьной администрации, а вместе с нею и блестящие перспективы на продолжение образования в супер-престижном университете. Выбор для Чарли очевиден: доносительство — не его путь. Поживший подполковник проницательно предсказывает по-молодому романтичному Чарлзу, что ему придётся сдать нахулиганивших приятелей. Видя, что мальчик не поддаётся на уговоры, он проникается к нему симпатией.

Фрэнк и Чарли заглядывают в лучшие места Нью-Йорка, навещают «правильных» родственников подполковника, катаются на дорогой машине, однако не радовавший и ранее гедонизм, теперь ещё больше разочаровывает Фрэнка. Чарли поначалу не замечает, что веселье лишь видимость, но в конце юноша глубоко ощущает истинную цель этой поездки. Он обнаруживает Фрэнка в гостиничном номере в парадной форме и с оружием в руках. Понимая, что подполковник всерьез готов свести счёты с жизнью, Чарли пытается отговорить его от самоубийства, и, действуя искренне и почти что героически, заставляет полковника отказаться от самоубийства. Молодой и слабый Чарли наглядно показал многоопытному и сильному Фрэнку, что его жизнь не напрасна и что нужна лишь решительность. Эта решительность более прилична для сильного человека, чем самоубийство.

Чарли и подполковник возвращаются в Нью-Хэмпшир. В школе состоится заседание дисциплинарного комитета, напоминающее судебную расправу. Сокурсник Чарли струсил и, под давлением богатого отца, имеющего свои планы, сдал своих приятелей. И ученики, и комитет молча не возражают. Чарли не сдается. Директор, видя, что Чарли не намерен уступать, ужесточает предлагаемую кару: вместо обещанного ему ранее отказа содействия в поступлении он хочет исключить его из школы. Явившийся на заседание подполковник произносит яркую речь с социально-политическим уклоном и тем выручает Чарли. Ученики бурно поддерживают положительное для Чарли решение комитета, директор и хулиганы посрамлены.

В довершение счастливой развязки, желчный Фрэнк все более поддаваясь вновь обретенной человечности, знакомится с симпатичной учительницей; дальнейшее — жизнь.

В ролях

Актёр Роль
Аль Пачино Фрэнк Слэйд подполковник Фрэнк Слэйд
Крис О'Доннелл Чарли Симмс Чарли Симмс
Филип Сеймур Хоффман Джордж Уиллис-младший
Джеймс Ребхорн Траск директор школы Траск
Брэдли Уитфорд Ренди Ренди
Габриэль Анвар Донна
Ричард Вентуре В. Р. Слэйд В. Р. Слэйд
Рошель Оливер Гретхен Гретхен
Маргарет Эджинтон Гейл Гейл
Том Риис Фэррелл Гарри Гарри
Николас Сэдлер Гарри Хевмейер Гарри Хевмейер
Тодд Луизо Трент Поттер Трент Поттер
Джин Кенфилд Мэнни Мэнни
Фрэнсис Конрой Кристин Даунс Кристин Даунс
Джун Скуибб Хансэкер миссис Хансэкер
Рон Элдард Гор офицер Гор

Съёмочная группа

Премии и награды

  • 1992 — премия Нью-Йоркской ассоциации кинокритиков за лучшую мужскую роль (Аль Пачино, 3-е место)
  • 1993 — премия «Оскар» за лучшую мужскую роль (Аль Пачино), а также 3 номинации: лучший фильм (Мартин Брест), лучший режиссёр (Мартин Брест), лучший адаптированный сценарий (Бо Голдмэн)
  • 1993 — три премии «Золотой глобус»: лучший фильм — драма, лучшая мужская роль в драме (Аль Пачино), лучший сценарий (Бо Голдмэн), а также номинация за лучшую мужскую роль второго плана (Крис О’Доннелл)
  • 1993 — премия Ассоциации кинокритиков Чикаго самому многообещающему актёру (Крис О’Доннелл), а также номинация за лучшую мужскую роль (Аль Пачино)
  • 1993 — номинация на премию Гильдии сценаристов США за лучший адаптированный сценарий (Бо Голдмэн)
  • 1994 — номинация на премию BAFTA за лучший адаптированный сценарий (Бо Голдмэн)

Напишите отзыв о статье "Запах женщины (фильм, 1992)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Запах женщины (фильм, 1992)

– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.