Запах тайны
Поделись знанием:
К:Фильмы 1960 года
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
| Запах тайны | |
| англ. Scent of Mystery | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Джеральд Керш (сценарий) |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Джон фон Котце |
| Композитор |
Гарольд Адамсон[en] |
| Длительность |
125 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«Запах тайны» (англ. Scent of Mystery) — американский фильм 1960 года, снятый в жанре фильм-тайна[en] (смешение детективного фильма и триллера). В ленте была первый и последний раз использована система сопровождения сюжета запахами Smell-O-Vision.
Содержание
Сюжет
 |
Этот раздел не соответствует рекомендациям оформления статей о произведениях искусства. Он может не содержать полного описания сюжета, включая важные сюжетные ходы и концовку. Вы можете помочь проекту, добавив эти данные. Пожалуйста, пишите текст сами, а не копируйте с других ресурсов.
|
Писатель-англичанин Оливер Ларкер случайно узнаёт, что на молодую богатую американку Сэлли готовится покушение в то время, когда она будет путешествовать по Испании. Оливер заручается поддержкой таксиста Смайли, и они отправляются колесить по стране, пытаясь найти Сэлли и предотвратить преступление.
В ролях
- Денхолм Эллиотт — Оливер Ларкер, писатель
- Петер Лорре — Смайли, таксист
- Беверли Бентли — ненастоящая Сэлли
- Пол Лукас — барон Сарадин
- Лайам Редмонд[en] — Джонни Джин
- Лео Маккерн — Томми Кеннеди
- Питер Арне[en] — Роберт Флеминг
- Диана Дорс — Винифред Джордан
- Мэри Лора Вуд — Маргарита
- Джудит Ферс[en] — мисс Леонард
- Морис Марсак — Пепи
- Майкл Трабшоу[en] — английский лётчик
- Элизабет Тейлор — женщина-тайна, настоящая Сэлли (в титрах не указана)[1]
Факты
- Фильм был снят по повести супругов Одри Келли и Уильяма Руза (псевдоним — Келли Руз) Ghost of a Chance (1947). В повести действие происходит в Нью-Йорке. В 1959 году, когда был готов сценарий фильма, супруги выпустили его новеллизацию, где действие происходит уже в Испании.
- Фильм был сделан специально под систему Smell-O-Vision. Его слоган гласил: «Сначала они начали двигаться (1895)! Затем — заговорили (1927)! Теперь они пахнут!»[2] «Запах тайны» был запущен в прокат в трёх[3] специально оборудованных кинотеатрах в январе 1960 года — в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Чикаго. Хотя этот фильм был не первым в сопровождении ароматов, зато это был самый технологически продвинутый фильм. К каждому зрительскому месту была подведена трубка, и запахи распылялись централизованно по всему залу. Система работала без участия оператора по заранее выставленным временны́м интервалам сюжета фильма. Однако первые показы вызвали не самые лучшие отзывы зрителей: одни жаловались на громкое шипение во время подачи запахов[3], другие (особенно те, кто находился на балконе) на то, что запахи не были хорошо синхронизированы относительно действия на экране, третьи не могли чётко ощутить эти запахи[4], поэтому громко сопели носами, мешая другим зрителям. Хотя позднее указанные проблемы были решены, первоначальные отрицательные отзывы о фильме и «сарафанное радио» сделали своё дело, и система Smell-O-Vision более никогда не использовалась[2]. Эта неудача так огорчила продюсера Майкла Тодда, что он почти на два десятилетия забросил продюсирование: следующим его фильмом стал «Под стеклянным колпаком»[en] (1979) — эта же лента и стала последней в его жизни.
- В фильме использовалось тридцать разных запахов, в том числе чеснока, краски, обувного крема, хлеба, кофе, парфюма[2], винограда и табака.
- Показ «Запаха тайны» предварял короткий мультфильм о собаке, потерявшей нюх. В нём также использовалась система запахов[2].
- Для оборудования премьерного показа «Запаха тайны» в кинотеатре Чикаго Cinestage было использовано почти два километра пластиковых трубочек, по которым ароматы подводились к креслу каждого зрителя. Это обошлось в 15 тысяч долларов[2].
- Позднее фильм был перевыпущен без запахов под названием «Каникулы в Испании»[2].
- В 1980-х годах фильм был один раз был показан по MTV, а также по нескольким местным телеканалам. Для полноценного просмотра этой ленты зрителям рекомендовалось покупать в ближайших магазинах специальные карточки, потерев которые можно было обонять необходимые запахи по ходу сюжета (Scratch and sniff).
См. также
- «Полиэстер»[en] — американская комедия 1981 года с запахами
Напишите отзыв о статье "Запах тайны"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0054271/fullcredits?ref_=tt_cl_sm#cast «Запах тайны» — Полный актёрский состав и съёмочная группа] (англ.) на сайте imdb.com
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Скотт Кирснер. [books.google.ru/books?id=9jcYfsgKFGwC&pg=PA27&dq=smell-o-vision&client=firefox-a&redir_esc=y#v=onepage&q=Scent%20of%20Mystery&f=false Inventing the Movies: Hollywood's Epic Battle Between Innovation and the Status Quo, from Thomas Edison to Steve Jobs] (2008) стр. 45—46 ISBN 978-1-4382-0999-9
- ↑ 1 2 [nibler.ru/cognitive/25996-10-interesnyh-reklamnyh-kompaniy-dlya-filmov.html 10 интересных рекламных кампаний для фильмов — № 1] (рус.) на сайте nibler.ru
- ↑ [muz4in.net/news/10_samykh_khudshikh_izobretenij_v_istorii_chelovechestva/2014-04-01-35732 10 самых худших изобретений в истории человечества — № 7] (рус.) на сайте muz4in.net
Ссылки
- [www.nndb.com/films/006/000107682/ «Запах тайны»] (англ.) на сайте nndb.com
- [www.nytimes.com/movies/movie/109069/Scent-of-Mystery/overview Обзор фильма] (англ.) на сайте nytimes.com
- [www.kqek.com/cd_lp_reviews/s/CD_0117_ScentOfMystery1960.htm Обзор саундтрека фильма] (англ.) на сайте kqek.com
Отрывок, характеризующий Запах тайны
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
