Запорожец за Дунаем (опера)

Опера

Запорожец за Дунаем
Николай Садовский в роли Карася
Источник сюжета	исторические события
Жанр	комическая народная опера
Год создания	1863
Первая постановка	14 апреля 1863
Место первой постановки	Санкт-Петербург, Мариинский театр

«Запоро́жец за Дуна́ем» (укр. Запорожець за Дунаєм) — опера украинского композитора Семёна Гулака-Артемовского. Первая украинская опера.

Премьера произведения состоялась 14 апреля 1863 года в Мариинском театре (Санкт-Петербург) под управлением К. Лядова, опера имела успех.

История создания

Мысль о создании украинской оперы появилась у Гулака-Артемовского в связи с новыми идеями, которые украинское искусство подавало ему в те годы, и отображало общее стремление к созданию национальной культуры на народной основе. Реализации этой идеи способствовали связи композитора с рядом украинских клубов Петербурга и особенно многолетняя дружественная связь с Тарасом Шевченко и известным историком Костомаровым. Следует отметить, что и сам Семён Степанович на то время уже имел опыт выступления в народных спектаклях в качестве вокалиста, и уже был автором водевилей «Украинская свадьба» (укр. Українське весілля) и «Ночь перед Ивановым днём» (укр. Ніч напередодні Іванового дня), где он, как и в «Запорожце за Дунаем», является автором слов и музыки.

Подбирая сюжет, композитор пытался, прежде всего, вывести на сцену театра близкие ему образы украинского народа, его быт и песню, привлечь к ним внимание слушателя. Сюжет рассказывает о тех временах, когда после уничтожения Запорожской Сечи московскими войсками в 1775 году часть запорожцев убежала в тогдашнюю Турцию. Там их судьба сложилась тяжело — турецкое правительство пыталось использовать казаков как военную силу, направленную против их родины. В 1828 году, во время русско-турецкой войны, часть запорожцев во главе с атаманом О. Гладким, вернулась в Россию, после чего Задунайская Сечь была уничтожена. Эти события, безусловно, послужили источником задумки, но автор оперы свободно их переосмыслил и перенёс в XVIII век. Лишь отдалённо, как отклик, упоминаются в опере факты об уничтожении Потёмкиным казаческой вольности. Смысл оперы не в этих трагических событиях, а в идее любви к Родине, жгучем желании запорожцев вернуться на Украину.

Премьера и последующие постановки

Премьера оперы состоялась в Мариинском театре в Петербурге 14 апреля (ст. ст.) 1863 года, а в 1864—1865 годах ставилась в Москве в Большом театре и имела значительный успех. В обоих спектаклях роль Карася исполнял автор. Однако в следующем сезоне оперу сняли из репертуара, поскольку выяснилось, что музыка оперы «позаимствована» у Моцарта (из оперы «Похищение из сераля»); автор в неё добавил несколько народных мелодий и чуть-чуть переработал отдельные места. В то же время автором либретто был сам Гулак-Артемовский, и он же выступил в главной партии удалого казака-подкаблучника Карася.

Антонович Д. М. писал в 1925 году об этой опере так:

Опера Моцарта «Похищение из сераля» на Украине никогда не исполняется, а «Запорожца за Дунаем» хорошо знает каждый украинский театрал Антонович Д. М.

Вскоре после премьеры российское правительство, напуганное польским восстанием 1863 года, начало репрессии против проявлений национальной культуры народов, входивших в состав Российской империи, всюду видя тенденции «сепаратизма». Цензурный запрет касался и развития украинской драматургии и театра. Если не считать отдельных любительских спектаклей, «Запорожец за Дунаем» был поставлен впервые после 1863 года украинской труппой 11 июля 1884 года в Ростове-на-Дону.

Восстановление сценической жизни оперы приходится на советские времена. Опера была поставлена в Киевской (с 1934), Харьковской (1926, 1938) и Днепропетровской (1940) операх, а также в театрах, Куйбышева (1939, 1953), Горького (1939), Алма-Аты (1941), Свердловска (1942), Фрунзе (1944), Баку (1944), Кишинёва (1946), Новосибирска (1946, 1954), Минска (1951), Душанбе (1953), Таллина (1954), Улан-Удэ (1954), Вильнюса (1955) и других городов. В 1934—1935 годах композитор В. Йориш пытался расширить оперу, введя новые номера, в частности диалог султана и Карася, однако эти изменения оказались далёкими от духа оперы и сегодня в сценической практике не используются.

На сегодня «Запорожец за Дунаем» остаётся одной из самых популярных украинских опер, ставится в оперных театрах Украины и за рубежом.

Сюжет

Действие первое

Действие происходит в Османской империи в XVIII веке.

Нелегко живётся простым украинцам на чужбине, под властью турецкого султана. Возле дома запорожца Карася его дочь Оксана скучает по своему любимому, казаку Андрею. Она мечтает перелететь вместе с милым к родным днепровским берегам, жить с ним в одном гнёздышке, на Родине. Друзья, так же как и Оксана, томящиеся на чужбине, утешают девушку и уходят вместе с ней на работу в поле. Изрядно подвыпивший Карась не без оснований опасается встречи со своей сварливой женой Одаркой. Но избежать неприятного разговора ему не удаётся. Одарка осыпает мужа бранью, допрашивая, «откуда ты взялся». Карась пускается на разные выдумки: уверяет, что устал в пути, хлебнул горя и едва не умер. Однако под настойчивым напором жены он проговаривается, что провёл две ночи у племянницы. Это окончательно выводит из себя ревнивую Одарку, и ссора принимает угрожающий оборот.

Действие второе

Неспокойно на душе у турецкого султана. Не уверен он в своих подданных — запорожцах, у которых есть все основания не любить его. Он решил поближе познакомиться с жизнью и нравами запорожцев. Это привело его в посёлок, где он рассчитывает быть неузнанным, к дому Карася. Карась немало удивился, увидев у себя во дворе незнакомого турка. Запорожец высказывает предположение, что незнакомец прибыл на магометанский праздник бая-рам, на котором, как говорят, будет присутствовать сам султан. Гость не отрицает этого и даже предлагает Карасю познакомить его с султаном. Карась польщён. Такое событие нельзя оставить неотмеченным, и Карась предлагает незнакомцу распить с ним бутылку водки. Когда Карась идёт в дом за угощением, султан вызывает своего царедворца Селих-Агу и приказывает ему доставить запорожца во дворец на праздник. Карась глазам своим не верит, увидев возле дома вместо только что оставленного гостя прочего, одетого турка. Когда Карась облачается в это платье, Селих-Ага предлагает ему сменить и имя — называться не Иваном, а Урханом. Вдоволь налюбовавшись собой в новой роли «турка», Карась в сопровождении арапа направляется во дворец турецкого султана на праздник.

Ребята веселятся после трудового дня. С них не сводит глаз сторожевой турецкий дозор. Оксана и Андрей, встретившись после долгой разлуки, решают немедленно осуществить свой план переправы через Дунай и бегства на родину. Обстоятельства выдаются для них благоприятными: ночь тёмная, челнок давно приготовлен. Но как только Оксана и Андрей отплывают от берега, их замечает турецкий дозор, и вооружённые стражники бросаются в погоню за беглецами.

Действие третье

Вернувшись домой из дворца, Карась продолжает строить из себя турка. Ошеломлённой Одарке он сообщает, что зовут его Урханом, что ему скоро нужно идти в мечеть молиться Аллаху, и что он собирается жениться на трёх турчанках. Удивлённая жена сначала думает, что Карась с перепоя несёт чушь, но что же тогда значит турецкая одежда? Горькие жалобы Одарки на свою судьбу прерывает приход турецкого имама во главе отряда, с пойманными Андреем и Оксаной. Собрав всех запорожцев посёлка, имам объявляет приказ о том, что султан разрешает всем, кто этого хочет, беспрепятственно покинуть его владения и вернуться на Украину. Радостные, взволнованные запорожцы, среди которых Оксана и Андрей, расспрашивают Карася о его посещении дворца. Причина столь необычной «доброты» султана становится понятной — он опасается вспышки всенародного восстания и поэтому решил добровольно вернуть свободу украинскому казачеству.

Всенародная радость, лихой народный гопак.

Персонажи и исполнители

Роль	Голос	Первый исполнитель 26 апреля 1863
Иван Карась, запорожский казак, 45-50 лет	бас	Семён Гулак-Артемовский
Одарка, 35 лет, жена Карася	сопрано
Андрей, молодой запорожский казак	тенор	Павел Дюжиков
Оксана, девушка-сирота, приёмная дочь Карася и Одарки	сопрано (в оригинале меццо-сопрано)	Дарья Леонова
Султан, 30 лет	баритон
Селих-Ага, турецкий царедворец	тенор
Ибрагим-Али, имам	бас
Хасан, слуга

Экранизации

• 1937 — фильм И. Кавалеридзе;
• 1937 — фильм В. Авраменко;
• 1953 — фильм В. Лапокныша;
• 2007 — фильм Н. Засеева-Руденко.

Источники

Литература

• А. Ольховский. Очерк истории украинской музыки. — К.: Музыкальная Украина, 2003;
• А. Гозенпуд. Оперный словарь. — «Музыка», 1965.

Ссылки

• [www.ulvovi.com/?p=1764 Запорожец за Дунаем. Опера в Львовском национальном академичном театре оперы и балета им. С. Крушельницкой];
• [cult.vslovar.org.ru/2278.html Словарь].

Отрывок, характеризующий Запорожец за Дунаем (опера)

– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .