Заппа, Фрэнк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фрэнк Заппа
Frank Zappa
Основная информация
Полное имя

Фрэнк Винсент Заппа

Дата рождения

21 декабря 1940(1940-12-21)

Место рождения

Балтимор

Дата смерти

4 декабря 1993(1993-12-04) (52 года)

Годы активности

1955—1993

Страна

США США

Профессии

композитор, гитарист, певец

Инструменты

гитара, бас-гитара, ударные, синклавир (англ.), клавишные

Жанры

прогрессивный рок[1][2]
экспериментальный рок[2],
джаз-фьюжн[2],
академическая музыка[2],
прото-панк[2],
камеди-рок[2],
психоделический рок (1966—1969) [2][3],
конкретная музыка[2],
альтернативный рок[2]
компьютерная музыка[2]

Коллективы

The Mothers of Invention, Plastic Ono Band[4][5]

Сотрудничество

Стив Вай
Элис Купер
Жан-Люк Понти
Captain Beefheart
Джордж Дюк

Лейблы

Verve
Bizarre (англ.)
Straight
DiscReet (англ.)
Zappa (англ.)
Barking Pumpkin (англ.)

[www.zappa.com/ www.zappa.com]

Фрэнк Винсент Заппа (англ. Frank Vincent Zappa 21 декабря 1940 — 4 декабря 1993) — американский композитор, певец, мультиинструменталист, продюсер, автор песен, музыкант-экспериментатор, а также звуко- и кинорежиссёр. За более чем тридцатилетнюю карьеру охватил такие жанры, как рок, джаз, академическую и конкретную музыку. Выпустил более 60 студийных альбомов, которые записывал как со своей группой The Mothers of Invention, так и сольно.

Музыкант-самоучка. Ещё подростком увлекался ритм-н-блюзом, а также творчеством авангардного исполнителя Эдгара Вареза. Во время учёбы в средней школе начал сочинять симфонические произведения и играл на барабанах в ритм-н-блюзовой группе, в которой позднее перешёл на электрогитару.

Смесь разнообразных музыкальных жанров привела его к созданию музыки, которую часто невозможно было причислить к какому-либо одному стилю. Его дебютный альбом Freak Out! 1966 года представлял собой сочетание рок-н-ролльных песен с различными импровизациями и студийными звуковыми эффектами. Его последующие альбомы также разделяли этот эклектичный и экспериментальный подход, независимо от того, был ли основным жанром рок, джаз или классическая музыка. В сатирических текстах своих песен резко критиковал общее образование и религию, в то же время защищал свободу слова, пропагандировал самообразование и участие в политической жизни, выступал против цензуры.

Несколько альбомов Заппы имели коммерческий успех, особенно в Европе, благодаря этому он мог на протяжении бо́льшей части своей карьеры работать вне зависимости от звукозаписывающих лейблов. Работы Заппы нашли широкий отклик у музыкальных критиков и оказали заметное влияние на творчество многих значимых композиторов и исполнителей. Заппа был посмертно введён в Зал славы рок-н-ролла в 1995 году, а его творческий путь в 1997 году отмечен премией Grammy Lifetime Achievement Award.

Помимо музыкальной деятельности также спродюсировал несколько полнометражных фильмов.

Был дважды женат, брак с Кэтрин Джей Шерман продлился с 1960 по 1964 год, второй раз женился в 1967 году на Аделаиде Гейл Слоатмен (англ. Gail Zappa), с которой жил до своей смерти от рака простаты в 1993 году. У Заппы четверо детей: Мун, Двизл (англ. Dweezil Zappa), Ахмет (англ. Ahmet Zappa) и Дива. Вдова Гейл Заппа является управляющей фонда Zappa Family Trust.





Ранние годы

Родился в Балтиморе (штат Мэриленд) 21 декабря 1940 года. Его мать Роза Мария Колимор была на три четверти итальянского и на одну французского происхождения, а его отец Франческо Винсент Заппа являлся иммигрантом из сицилийского города Партинико и имел греческие и арабские корни[6]. Заппа был самым старшим из четырёх детей[7]. Семья переезжала часто, так как отец Фрэнка, который являлся по образованию химиком и математиком, работал на оборонном предприятии во Флориде. Через некоторое время семья вернулась в штат Мэриленд, где отец Заппы работал на Эджвудском химическом заводе, являвшемся объектом Абердинского испытательного полигона. Из-за близости арсеналов с ипритом в доме постоянно хранились противогазы[8]. Этот факт отразился в многочисленных песнях Заппы о микробах, бактериологическом оружии и об оборонной промышленности[9].

В детстве часто болел, страдая от астмы, отита и синусита, при этом синусит лечили назальными гранулами радия, так как мало было известно о потенциальной опасности даже небольшого количества лечебной радиации[10]. Образы носа также часто присутствовали в музыке и текстах, а также на обложках альбомов Заппы, созданных иллюстратором Кэлом Шенкелем (англ. Cal Schenkel).

Многие детские болезни Заппы могли быть связаны с воздействием иприта. Здоровье Заппы резко ухудшилось после переезда в Балтимор[8][10]. В 1952 году по состоянию здоровья сына семья переехала в Монтерей (штат Калифорния), где отец преподавал металлургию в Военно-морском училище[en][11][12]. Вскоре семья переехала сначала в Клермонт, а затем в Эль-Кахон[en], пока, наконец, не обосновалась в Сан-Диего[13].

Музыкальные влияния

Так как у меня не было какого-либо формального обучения, это не имело никакого значения для меня, если я слушал Lightnin' Slim или вокальную группу под названием The Jewels ... или Веберна, или Вареза, или Стравинского. Для меня все это было хорошей музыкой[14].

Фрэнк Заппа, 1989 год

В Сан-Диего Заппа присоединился к своей первой школьной группе, в которой он выступал в качестве ударника[15]. Примерно в то же время родители купили ему фонограф[16], благодаря чему удалось собрать большую коллекцию грамзаписей, которую он хранил до конца жизни[17]. Его интересовали звуки инструментов сами по себе, особенно звуки барабанов и перкуссии[15]. В возрасте 12 лет он приобрёл малый барабан и начал изучать основы оркестровой перкуссии[15]. Глубокий интерес Заппы к современной академической музыке начался после того, как он прочитал статью журнала Look о сети музыкальных магазинов Sam Goody, в которых можно было купить такие редкие пластинки, как первый том полного собрания сочинений Вареза[18]. В этой статье пьеса Вареза «Ионизация»[en] описывалась как «хаотичный перкуссионный беспорядок в сочетании с другими неприятными звуками»[19], после этого Заппа заинтересовался творчеством композитора, и через год удалось найти один из альбомов (приметой для находки был «безумный учёный», изображённый на обложке)[19]. Не имея достаточно денег, Заппа убедил продавца одолжить запись со скидкой[19]. Интерес к творчеству Вареза у Заппы сохранился на всю жизнь[19].

Заппа рос под влиянием таких авангардных композиторов, как Эдгар Варез, Халим Эль-Дабх (англ.), Игорь Стравинский, Антон Веберн, а также современного джаза, ритм-н-блюза и ду-вопа (в том числе The Medallions и местных пачуко-групп)[20][21]. Мультиэтническое происхождение, многонациональная и неоднородная социально-культурная среда Большого Лос-Анджелеса сыграли решающую роль в формировании Заппы как андеграундного музыканта, с открытым недоверием относящегося к мейнстриму как в музыке, так и в жизни общества и в политике[22], в частности, в своих произведениях многократно высмеивал такие музыкальные направления, как психоделия, рок-опера и диско[23][24]. Телевидение также оказало значительное влияние на творчество, о чём свидетельствуют цитаты из телепередач и рекламных роликов в поздних произведениях[22].

Юность и начало карьеры (1955—1960)

В 1956 году семья Заппы переехала в Ланкастер в Долину Антилоп[en] вблизи авиабазы Эдвардса[19]. Мать одобряла интерес Фрэнка к музыке, и хотя ей не нравилась музыка Вареза, она разрешила сыну в день его пятнадцатилетия позвонить по междугородней связи Варезу[19]. Варез в то время был в Европе, но удалось поговорить с женой композитора[25], позднее Варез написал Заппе письмо, в котором поблагодарил за интерес к его творчеству, рассказал о планах работы над пьесой Déserts[en], а также пригласил Фрэнка посетить его концерт в Нью-Йорке[25]. Встреча так и не состоялась (Варез умер в 1965 году), но письмо Вареза Заппа заключил в раму и хранил всю жизнь[25][26].

В Высшей школе Долины Антилоп (англ. Antelope Valley High School) Заппа познакомился с Доном Влиетом (ставшим позднее известным под сценическим именем Captain Beefheart). Заппа и Влиет стали близкими друзьями, интересовавшимися ритм-н-блюзом и влиявшими друг на друга на протяжении всей музыкальной карьеры[27]. Примерно в то же время Заппа начал играть на ударной установке в местной группе под названием The Blackouts. В её состав входил в том числе Джеймс Шервуд, впоследствии ставший членом коллектива The Mothers of Invention[23]. Интерес Заппы к гитаре постепенно рос, и в 1957 году Заппа получил свой первый инструмент. Среди ранних гитарных музыкальных влияний отмечаются Джонни Уотсон[en], Хаулин Вульф и Клэренс Браун[en][28]. Заппа сравнивал игру на соло-гитаре со «строительством воздушных скульптур», впоследствии сформировав собственный эклектичный, инновационный и импровизационный стиль игры на инструменте[29].

Интерес Заппы к созданию музыки и аранжировке отмечен в последние школьные годы, когда Заппа, по его словам, занимался аранжировкой и созданием авангардных пьес для школьного оркестра[30]. В 1958 году Фрэнк окончил Antelope Valley High School, в 1966 году поместил двух своих преподавателей по музыке на обложку альбома Freak Out![31]. Из-за постоянных переездов семьи Фрэнк был, по меньшей мере, в шести различных высших учебных заведениях, в которых, будучи студентом, часто отвлекал остальных учащихся от занятий своими выходками[32]. Проучившись всего один семестр, Фрэнк оставил колледж, в результате чего впоследствии начал презирать общее образование. В качестве доказательства своей точки зрения он забрал своих пятнадцатилетних детей из школы, так как отказался платить за учёбу[33].

Заппа покинул дом в 1959 году и переехал в небольшую квартиру в район Лос-Анджелеса Эко Парк[en][34]. Заппа вместе с Кэтрин Джей Шерман, с которой познакомился во время своего краткосрочного пребывания в колледже Помона[en], переехали в калифорнийский Онтарио, где 28 декабря 1960 года они поженились[34]. Заппа работал в течение короткого периода времени в рекламном бизнесе, который дал ему ценную информацию о том, как он функционирует[35], как следствие на протяжении всей своей карьеры Заппа уделял внимание визуальному представлению своих работ, самостоятельно подготовил несколько обложек своих музыкальных альбомов, руководил созданием фильмов и видеоклипов[35].

Первая половина шестидесятых: Studio Z (1960—1964)

Заппа пытался зарабатывать на жизнь в качестве музыканта и композитора, играя концерты в различных ночных клубах с новым составом группы The Blackouts[36]. В коммерческом плане наиболее удачными были профессиональные записи, сделанные для двух малобюджетных фильмов The World’s Greatest Sinner[en] (1962) и Run Home Slow[en] (1965). Перед этими двумя фильмами Заппа работал над саундтреками для фильма Тимоти Кэри (англ. Timothy Carey), которые были записаны в 1961 году. Этот фильм содержит множество тем, которые появились на более поздних записях Заппы. Последний саундтрек был записан в 1963 году уже после завершения работы над фильмом, однако найдена дорожка от 1959 года[37], выдержки из саундтрека изданы в посмертном альбоме Заппы The Lost Episodes[en][37].

В начале 1960-х годов Заппа совместно с Рэем Коллинзом и Полом Баффом сочиняли и записывали песни для местных музыкантов[38], в частности, песня Memories of El Monte[en] была записана группой The Penguins[38]. Пол Бафф владел небольшой студией звукозаписи Pal, оснащённой пятидорожечным магнитофоном, сделанным самим Баффом (в то время лишь немногие коммерческие студии обладали возможностью многодорожечной записи)[39]. Несмотря на то, что ни одна из записей данного периода не достигла большого коммерческого успеха, Заппа заработал достаточно денег, чтобы на концерте исполнить свою оркестровую музыку в 1963 году и записать её во время прямой трансляции[40]. В том же году Заппа появился в ночном шоу Стива Аллена (англ. Steve Allen), на котором в качестве одного из музыкальных инструментов использован велосипед[41]. В те же годы записано несколько песен с Captain Beefheart, вошедших в сборник под названием The Soots[42]. Эти записи были отвергнуты компанией Dot Records[en], так как «не имели никакого коммерческого потенциала»[42], этот инцидент был запечатлён на одной из песен альбома Freak Out![42].

После расторжения брака с первой женой в 1964 году, Заппа переехал в студию звукозаписи Pal, где начал регулярно работать по 12 и более часов в сутки, экспериментируя с наложением и склейкой[43], эти приёмы и их аналоги Заппа использовал на протяжении всей карьеры[43]. Получив доход от композиций к кинофильмам, Заппа арендовал старую студию Баффа, работавшего уже на другом лейбле — Original Sound, вместе с Артом Лабо[44]. Позже студия получила название Studio Z[44], она редко сдавалась в аренду другим музыкантам, поэтому в неё переехали некоторые друзья Заппы, в частности Джеймс «Motorhead» Шервуд[45]. Заппа начал выступать в качестве гитариста в пауэр-трио под названием The Muthers для того, чтобы получить какие-либо средства на существование[46].

В 1965 году в местной газете вышла статья, описавшая Заппу как «короля фильмов из Кукамонго», это вызвало подозрения у полиции, посчитавшей, что Заппа снимает порнографические фильмы[47]. В марте 1965 года к Заппе обратился тайный полицейский с предложением за вознаграждение в 100 долларов записать звуковую дорожку к порнофильму[47], Заппа предложение принял, и записал с подругой эротическую сцену. При передаче ленты с аудиозаписью его сразу же арестовали, а все записи из студии конфисковали[47]. Пресса к этому событию была заранее подготовлена, написав на следующий день в газете Daily Report о событии как об аресте продюсера порнофильмов и ликвидации киностудии[48][49]. За распространение порнографии музыкант был приговорен к шести месяцам тюремного заключения, однако не прошло и десяти дней, как его освободили[50]. Это короткое тюремное заключение сыграло ключевую роль в формировании негативной оценки авторитаризма[51]. Во время судебного процесса Заппа потерял несколько записей, сделанных в Studio Z, так как полиция вернула только тридцать часов плёнки из восьмидесяти[52]. В конечном счёте, Заппа уже не мог позволить себе платить за аренду студии и был отстранён от записи[53]. Впоследствии удалось вернуть ещё часть записей, но в 1966 году здание студии было снесено[54].

Период The Mothers of Invention (1964—1976)

В 1965 году вокалист малоизвестной группы The Soul Giants Рэй Коллинз пригласил Заппу вместо ушедшего гитариста. Заппа согласился, быстро став лидером группы: убедил музыкантов играть именно его материал, переименовал группу в The Mothers of Invention. В 1966 году группа при финансировании Тома Уилсона записала на лейбле Verve Records первый альбом — Freak Out!, получивший определённое признание (30 тыс. экземпляров, в 1967 году поднимался в чарте Billboard 200 до 130-й позиции).

Во время записи Freak Out! Заппа переехал в новый дом в лос-анджелесском районе Лорел Каньон[en]. В этом доме вначале он жил с Памелой Зарубикой (Pamela Zarubica), которая озвучивала на альбомах We’re Only in It for the Money и Uncle Meat персонаж Suzy Creamcheese[en][55], этот дом стал местом встречи и жизни для многих музыкантов Лос-Анджелеса и групи того времени, хотя Заппа неодобрительно относился к употреблению гостями наркотиков[56]. Наркоманов Заппа уничижительно называл «assholes in action», хоть и пробовал марихуану несколько раз безо всякого удовольствия[57]. В то же время Заппа был заядлым курильщиком бо́льшую часть своей жизни и неоднократно критиковал антитабачные кампании[58].

В 1966 году после короткого промотура в поддержку Freak Out! Заппа встретил Аделаиду Гейл Слоутмен (англ.)[59], летом она переехала к нему в дом, а в 1967 году они поженились[59], Фрэнк Заппа и Гейл Заппа вместе прожили вплоть до кончины Заппы в 1993 году, вместе воспитав четверых детей.

В 1967 году году Уилсон спродюсировал второй альбом The Mothers of Invention — Absolutely Free. В то же время Заппа вместе с оркестром записал материал для своего сольного альбома Lumpy Gravy, выпущенного компанией Capitol Records в 1967 году. Из-за контрактных проблем выпуск альбома долгое время задерживался. Воспользовавшись этой возможностью, Заппа сильно переделал содержимое диска, добавив новый записанный, импровизированный диалог. После того, как договорные проблемы были решены, альбом был переиздан Verve в 1968 году[60]. Данная работа стала «невероятным амбициозным музыкальным проектом»[61], «памятником Джону Кейджу»[62], в котором переплетались академическая музыка, художественная декламация и электронные шумы, созданные с помощью экспериментальных методов редактирования звука[63][64].

Период с конца 1966 до 1968 года Заппа с женой и группой провели в Нью-Йорке, с перерывом на единственный европейский тур группы. В этот период группа дала большую серию концертов и записала три альбома: We’re Only in It for the Money, Cruising with Ruben & the Jets и Uncle Meat. Обложка We’re Only in It for the Money (пародировавшая обложку Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band[65]была создана Кэлом Шенкелем (англ. Cal Schenkel), с которым Заппа познакомился в Нью-Йорке. Эта встреча положила начало пожизненному сотрудничеству, в течение которого Шенкель создавал обложки для многочисленных альбомов Заппы и группы The Mothers of Invention[66].

В конце 1969 года группа The Mothers of Invention распалась. В качестве основной причины распада Фрэнк часто указывал на финансовые трудности, вызванные путаницей участников группы в музыкальном направлении, а также на отсутствие большого творческого потенциала у участников группы[67][68]. Другой причиной распада группы, по мнению её бывших участников, стали взаимные претензии между ними и Заппой. В частности, члены группы были недовольны «диктатурой» Заппы, ссылаясь на тот факт, что Фрэнк «совершенствовал свой стиль за счёт человеческих чувств»[69]. Оставшиеся записи группы были выпущены в виде двух сборников под названиями Weasels Ripped My Flesh[en] и Burnt Weeny Sandwich (оба выпущены в 1970 году)[70].

После распада группы в 1969 году Заппа выпустил самый известный сольный альбом — Hot Rats[71][72]. В записи приняли участие многие известные музыканты, в том числе скрипач Дон «Шугаркейн» Харрис[en], барабанщики Джон Герин[en] и Пол Хамфри[en], мультиинструменталист и бывший член группы The Mothers of Invention Йен Андервуд, бас-гитарист Шегги Отис[en], а также Captain Beefheart, вокал которого был записан для единственной песни («Willie the Pimp»)[72].

В 1970 году Заппа сформировал новый состав The Mothers, в который вошли барабанщик Эйнсли Данбар, клавишник Джордж Дюк, мультиинструменталист Йен Андервуд, бас-гитарист и ритм-гитарист Джефф Симмонс (англ. Jeff Simmons), а также три участника группы The Turtles: бас-гитарист Джим Понс (англ. Jim Pons), а также вокалисты Марк Фольман (англ. Mark Volman) и Ховард Кэйлэн (англ. Howard Kaylan). Этот состав The Mothers дебютировал на очередном сольном релизе Заппы — Chunga's Revenge, за которым последовал двойной альбом к фильму 200 Motels[en][73]. В съёмках этого фильма участвовали группа The Mothers, Королевский филармонический оркестр, Ринго Старр, Теодор Байкел (англ. Theodore Bikel) и Кит Мун[73]. После фильма 200 Motels группа отправилась в тур, результатом которого стали два концертных альбома: Fillmore East — June 1971[en] и Just Another Band from L.A., одним из треков последнего альбома стала двадцатиминутная композиция Billy the Mountain[en] (пародия на одну из местных калифорнийских рок-опер)[74].

В декабре 1971 года группа The Mothers приезжает в Швейцарию чтобы дать несколько концертов в Казино Монтрё[fr][75], во время одного из выступлений произошёл пожар, в результате которого всё казино и вся аппаратура группы были уничтожены[75]. Запись того концерта, включая момент пожара, запечатлены и изданы в сборнике Beat the Boots II[en], а самому событию группа Deep Purple посвятила песню «Smoke on the Water»[75]. Через неделю после пожара группа выступила в лондонском театре Rainbow[en], инструменты и аппаратура были арендованы. Во время выхода на бис один из поклонников столкнул Фрэнка Заппу со сцены на бетонный пол оркестровой ямы, в результате чего Заппа получил серьёзные травмы головы, спины, ног и шеи, а также травму гортани, из-за которых он на полгода оказался в инвалидном кресле[75]. Во время перерыва были выпущены две джазовые сольные пластинки Заппы: Waka/Jawaka и The Grand Wazoo[76]. Пока Заппа был в инвалидном кресле, участники The Mothers находились в неопределённости и в конце концов образовали ядро группы Flo & Eddie[en], с которой они отправились в своё турне[75].

После выпуска Waka/Jawaka и The Grand Wazoo Заппа начинает гастролировать с небольшими группами, в которых в разное время играли мультиинструменталист Йен Андервуд, перкуссионистка Рут Андервуд[en], трубач и вокалист Сэл Маркес, саксофонист и вокалист Наполеон Мерфи Брок, тромбонист Брюс Фаулер[en], бас-гитарист Том Фаулер[en], ударники Честер Томпсон[en] и Ральф Хамфри, клавишник Джордж Дюк, а также скрипач Жан-Люк Понти. В это время были выпущены альбомы Over-Nite Sensation, Roxy & Elsewhere[en], One Size Fits All, а также сольная пластинка Заппы под названием Apostrophe ('), которая достигла десятого места в чарте Billboard[77].

В 1975 году Заппа выпустил альбом Bongo Fury, составленный из концертных записей с тура, во время которого было дано несколько совместных выступлений с Captain Beefheart[78]. Bongo Fury стал последним релизом, записанным как альбом The Mothers, после чего Заппа все свои последующие коллективы стал именовать просто — Zappa, и выпускать альбомы под своим именем[79].

Конфликты со звукозаписывающими компаниями и туры (1976 −1979)

Отношения Фрэнка Заппы со старым менеджером Хербом Коэном закончились в 1976 году. Заппа предъявил иск к Коэну за получение от деятельности DiscReet Records большей суммы, чем тому было положено, а также за подписание документов, которые не были одобрены Фрэнком[80]. В свою очередь Херб подал встречный иск, согласно которому замораживались все средства Заппы и Коэна, полученные ими в ходе внесудебного урегулирования с компанией MGM Records спора по поводу авторских прав на записи The Mothers of Invention. Заппе также запрещался доступ к любому ранее записанному материалу на время судебных процессов. Ввиду этого Заппа передал свою готовую копию рок-альбома Zoot Allures компании Warner Bros в обход DiscReet Records[81].

В середине 70-х годов Заппа подготовил материал для альбома Läther (произносится как слово leather)[82]. Этот альбом вобрал в себя все основные аспекты музыкальных стилей Фрэнка Заппы — рок-композиции, оркестровые аранжировки, сложные инструментальные песни и фирменные гитарные соло[82]. Опасаясь судебных исков за этот альбом, компания Warner Bros Records отказалась выпускать его[82]. Фрэнку удалось договориться о выпуске альбома с фирмой Phonogram Records (англ. Phonogram Records), а дата релиза были назначена на Хэллоуин 1977 года, однако компания Warner Bros. сорвала выход пластинки, мотивируя свои действия тем, что авторские права на материал принадлежат ей[83]. На это Заппа ответил, появившись на калифорнийской радиостанции KROQ, что позволяет им передать альбом Läther в эфир и призвал слушателей делать свои собственные музыкальные записи[84]. В ходе судебной тяжбы между Заппой и компанией Warner Bros. новый материал не выпускался более года[85]. Тем не менее, Warner Bros. выпустила ограниченным тиражом различные версии материала альбома Läther в 1978 и 1979 годах в виде четырёх отдельных пластинок (пяти полноформатных LP). Четыре отдельных альбома не вошли в третий сборник песен The Old Masters (англ. The Old Masters), выпущенный в 1987 году[86]. Когда музыка впервые появилась на CD в 1991 году, Заппа решил выпустить четыре отдельных альбома. Полная версия альбома Läther посмертно была выпущена в 1996 году[87].

Хотя Заппа в конце концов получил права на все материалы, созданные под эгидой MGM и Warner Bros.[87], иски предполагали, чтобы он выплатил сумму, полученную от доходов в поддержку альбома Läther, что и сделал в значительной степени в 1975—1977 годах, гастролируя с небольшой группой, которая ориентировалась на рок-музыку[83]. К этой группе присоединились барабанщик Терри Боззио, бывший член группы The Mothers of Invention бас-гитарист Рой Эстрада, а также на некоторое время саксофонист Наполеон Мерфи Брок[83]. Среди других музыкантов группы были басист Патрик О’Хёрн[en], вокалист и гитарист Рэй Уайт (англ. Ray White) и клавишник Эдди Джобсон[83]. В декабре 1976 года Заппа появился в качестве приглашённого гостя на телевизионном шоу канала NBC под названием Saturday Night Live[88]. Выступление включало в себя импровизированное музыкальное участие актёра Джона Белуши в инструментальной пьесе The Purple Lagoon[89]. Белуши появился после того, как его персонаж Самурай Футаба (англ. Saturday Night Live Samurai) сыграл на саксофоне вместе с Фрэнком[89]. Песня Заппы I’m the Slime была представлена публике за кадром диктором SNL Доном Пардо (англ. Don Pardo), который также включил в трансляцию композицию Peaches En Regalia[89].

В это же время группа Заппы, дополненная Рут Андервуд и духовыми инструментами с участием Майкла и Рэнди Брекеров, проводила концерт во время нью-йоркского Рождества, записи которого появляются на одном из альбомов, выпущенных компанией Warner Bros. под названием Zappa in New York в 1978 году[90]. Этот альбом представляет собой смесь сильных инструментальных композиций, таких как The Black Page и юмористических песен, таких как Titties and Beer[90]. Заглавная композиция, написанная первоначально для ударной установки, которая позже была доработана для больших групп, славится своими сложными ритмическими структурами и короткими, сильно аранжированными пассажами[91][92].

«Tities and Beer»
Отрывок песни «Tities and Beer» с альбома 1978 года Zappa in New York
Помощь по воспроизведению

В новом альбоме также присутствует песня о сексуальном маньяке Майкле Хьюберте Кеньоне[en] по кличке «Иллинойсская клизма», предоставленная Доном Пардо в виде открытого рассказа[90]. Как и многие песни, на этом альбоме содержатся многочисленные сексуальные намёки[90] , которые вызвали возражение многих критиков и заявлению о том, что содержание альбома их оскорбляет.[93][94]. Заппа проигнорировал критику, отметив, что он был журналистом, доносившим жизнь такой, какую видел своими глазами[95]. Перед последовавшей борьбой с цензурой Фрэнк высказался следующим образом: «Что вы знаете об обществе, которое настолько примитивно, что старательно убеждает себя, будто некоторые слова обладают такой мощью, что способны извратить, когда вы их слышите?»[96]. Остальными альбомами, выпущенными компанией Warner Bros. без согласия Заппы, стали Studio Tan (англ. Studio Tan) (1978) и Sleep Dirt (англ. Sleep Dirt) (1979), которые состояли из сложных наборов инструментальных мелодий, записанных в период между 1973 и 1976 годах. Их выпуск долгое время задерживался из-за проблем с авторскими правами. Также без согласия Заппы в 1979 году был выпущен альбом Orchestral Favorites (англ. Orchestral Favorites), который представлял собой записи концерта с оркестром в 1975 году[97].

Начало независимой сольной карьеры (1979)

«Dancing Fool»
Отрывок песни «Dancing Fool» с альбома 1979 года Sheik Yerbouti
Помощь по воспроизведению

Разрешив успешно исковые требования, Заппа закончил 70-е «сильнее, чем когда-либо»[98], выпустив два самых успешных альбома в 1979 году: самый продаваемый в своей карьере Sheik Yerbouti[99] и «добросовестный шедевр» под названием Joe's Garage[100]. Двойной альбом Sheik Yerbouti был впервые выпущен на новом лейбле Zappa Records, а песня «Dancin' Fool», достигшая 45 позиции в чарте Billboard, номинировалась на премию Грэмми[101]. Песня Jewish Princess из альбома Sheik Yerbouti привлекла внимание Антидиффамационную лигу, пытавшуюся предотвратить её ротацию по радио, так как, по мнению представителей этой организации, текст песни пропагандировал антисемитизм[95]. Заппа категорически отрицал любые антисемитские настроения и охарактеризовал ADL как «шумную организацию, которая пытается оказывать давление на людей, чтобы создать еврейский стереотип, соответствующий их идеям о хорошей жизни»[102]. Коммерческий успех альбома был обусловлен, в частности песней Bobby Brown (англ. Bobby Brown (song))'. В связи с подробным текстом о встрече молодого человека с «лесбиянкой по имени Фредди» песня не получила ротацию в США, однако она возглавила чарты многих европейских странах, где английский язык не являлся родным[103]. В тройном альбоме Joe’s Garage голос вокалиста Айка Уиллиса (англ. Ike Willis) принадлежал некому персонажу по имени Джо, который рассказывал об опасности политических систем, подавлении свободы слова и музыки, Исламской революции в Иране, объявившей музыку в то время незаконной деятельностью в пределах своей юрисдикции[104] и о «необыкновенных отношениях американцев, занимающихся сексом и откровениями». Альбом содержит такие рок-песни, как Catholic Girls (ответный удар по спорам о песне Jewish Princess[105]), Lucille Has Messed My Mind Up и заглавный трек, расширенный с помощью живых гитарных импровизаций и игры музыкантов из резервной студийной группы, возглавляемой барабанщиком Винни Колайутой (с которым у Заппы сложилось хорошее музыкальное взаимопонимание) в ходе процесса ксенохронии (англ. Xenochrony)[106]. Альбом содержит одну из самых известных гитарных пьес Заппы под названием Watermelon in Easter Hay[29][107].

21 декабря 1979 года в Нью-Йорке прошла премьера фильма Фрэнка Заппы под названием Baby Snakes (англ. Baby Snakes)[108]. Этот фильм был посвящён «людям, которые совершают ненормальные вещи»[108]. Почти трёхчасовой фильм состоял из отснятого материала с нью-йоркского концерта 1977 года, с участием клавишника Томми Марса (англ. Tommy Mars) и перкуссиониста Эда Манна (англ. Ed Mann), а также гитариста Эндриана Белью[108]. Фильм также содержит некоторые необычные эпизоды с участием пластилиновой анимации Брюса Бикфорда (англ. Bruce Bickford (animator)), которые ранее были представлены на телевидении в 1974 году (позднее они стали доступными на видеоклипе The Dub Room Special (англ. The Dub Room Special) 1982 года)[109]. Фильм не пошёл в кинопрокат[110], однако выиграл гран-при на Первом Международном музыкальном фестивале в Париже в 1981 году. Фонд The Zappa Family Trust (англ. Gail Zappa) выпустил фильм на DVD, однако стал доступным только в 2003 года[108].

Позднее, Заппа несколько раз появлялся на телевизионных передачах. Он озвучивал эпизоды в «Сказочном театре Шелли Дюваль»[111], «Полиции Майами»[112] и «Шоу Рена и Стимпи»[111]. Озвучка одного из эпизодов в сериале «Симпсоны» не состоялась к разочарованию создателя Мэтта Грейнинга (Грейнинг был соседом Заппы и верным фанатом его творчества)[113].

80-е: Продуктивнее, чем когда-либо

В 1980 году Заппа порвал свои связи с компанией Mercury Records после того, как лейбл отказался выпустить песню «I Don’t Wanna Get Drafted»[114]. В Северной Америке песня была выпущена на лейбле Zappa Records, а на международном уровне — компанией CBS Records[115]. Проведя в турне большую часть 1980 года, Заппа в 1981 году выпустил альбом Tinsel Town Rebellion[116]. Диск впервые был выпущен на собственном лейбле Заппы под названием Barking Pumpkin Records и состоял из песен, исполненных во время турне 1979 года, одного студийного трека и материалов гастролей 1980 года[116]. Альбом представляет собой смесь сложной инструментальной музыки и использования шпрехгезанга (разговора во время песни)[116]. Подобной вокальной техникой пользовались такие композиторы, как Арнольд Шёнберг и Альбан Берг[116]. Использовав эту необычную технику, Заппа, таки образом, решил продемонстрировать музыкальный опыт участников собственной группы[116]. Тем временем, некоторые тексты подняли шумиху среди критиков, обнаруживших в них элементы сексизма[117], а также политическую и социологическую сатиру в заглавном треке альбома и песне The Blue Light[118]. Песни описывались как «весёлая критика готовности американского общества к вере во что угодно»[118]. Альбом также примечателен тем, что в его записи участвовал гитарист Стив Вай, который присоединился к гастролирующей группе Фрэнка осенью 1980 года[119].

В том же году был выпущен двойной альбом You Are What You Is (англ. You Are What You Is)[120]. Большая часть альбома была записана на новой студии Заппы под названием Utility Muffin Research Kitchen (англ. Utility Muffin Research Kitchen), находившейся в его доме, тем самым, дав музыканту полную свободу над работой[121]. Альбом включал в себя одну сложную инструментальную композицию под названием Theme from the 3rd Movement of Sinister Footwear, однако основное внимание было сосредоточено на рок-песнях с сардоническим социальным комментарием Заппы — сатирические тексты, ориентированные на подростков, СМИ, религиозное и политическое лицемерии[122]. Песня Dumb All Over — тирада на религию, как и композиция Heavenly Bank Account, в которой Заппа протестует против телевангелистов, таких как Джерри Фалуэлл и Пэт Робертсон, предположительно влияющих на администрацию США и использующих религию в качестве средства обогащения[123]. Такие песни, как Society Pages и I’m a Beautiful Guy, указывают на тревогу Заппы относительно эпохи Рейгана и его «грязного гонения на богатство и счастье»[123].

«Heavy Duty Judy»
Отрывок песни «Heavy Duty Judy» с альбома 1981 года Shut Up 'N Play Yer Guitar Some More[en]
Помощь по воспроизведению

В 1981 году Заппа также создал три инструментальных альбома: Shut Up 'N Play Yer Guitar[en], Shut Up 'N Play Yer Guitar Some More и The Return of the Son of Shut Up 'N Play Yer Guitar, которые первоначально продавались на заказ, но позже были выпущены на лейбле CBS в связи с большой популярностью[124]. В этих альбомах Фрэнк сосредоточился исключительно на гитарной работе, композиции которой являлись «живыми» записями с 1979 по 1980 год, подчёркивающими импровизационные навыки Заппы с «красивыми выступлениями аккомпанирующей группы»[125]. Другой исключительно гитарный альбом Guitar (англ. Guitar (Frank Zappa album)) был выпущен в 1988 году, а Trance-Fusion (англ. Trance-Fusion) — посмертно в 2006 году[125].

От хит-синглов к классической музыке

В мае 1982 года Заппа выпустил альбом Ship Arriving Too Late to Save a Drowning Witch, песня которого «Valley Girl» оказалась самым продаваемым синглом когда-либо, номинировалась на премию Грэмми и достигла 32 позиции в чарте Billboard[101]. В импровизированном тексте песни дочь Фрэнка Заппы по имени Мун высмеивает бессодержательную речь девочки-подростка из долины Сан-Фернандо, используя многие такие социолектные выражения долины Сан-Фернандо, как «заткни мне рот ложкой», «конечно, фёр» (очевидно, пародирует речевой штамп certainly, sir) «гроди» (толстяк) и «выблевать»[126]. Большинство американцев, которые недавно знали Фрэнка по его успешным синглам, теперь думали, что он пишет «мелкие дешёвые товары», несмотря на то, что остальная часть альбома содержала весьма сложную музыку[127]. Заппа был раздражен этим и никогда не исполнял эту песню живьём[127][128].

В 1983 году были выпущены две работы, одной из которых стал рок-альбом The Man from Utopia[129]. Эклектичный альбом содержал вокальные партии в песнях Dangerous Kitchen и The Jazz Discharge Party Hats, а также продолжение шпрехштим — путешествия по Tinseltown Rebellion[129]. Второй альбом London Symphony Orchestra, Vol. 1 содержал композиции Заппы, исполненные Лондонским симфоническим оркестром под руководством дирижёра Кента Нагано[129]. Второй записью этих сессий стала пластинка London Symphony Orchestra, Vol. 2, выпущенная в 1987 году[129]. Материал был записан в сжатые сроки за счёт всех предоставленных финансовых средств, полученных от коммерчески успешного сингла Valley Girl[129]. Заппа был недоволен записями Лондонского симфонического оркестра. Одной из причин является песня «Strictly Genteel», которая была записана после того, как секция духовых инструментов пошла за напитками во время перерыва: треку понадобилось 40 правок, чтобы скрыть ненужные ноты[129]. Дирижёр Нагано остался доволен этим опытом и отметил, что «вежливость к оркестру и музыке с точки зрения человеческих сил довольно непростая вещь»[130]. В некоторых рецензиях отмечалось, что записи Заппы с оркестром до сих пор оставались лучшим воплощением музыки в карьере артиста[131]. В 1984 году Заппа снова объединился с Нагано и Беркелийской филармонией для живого выступления под названием A Zappa Affair[129]. Во время этого выступления находились расширенный оркестр, куклы в натуральную величину и движущиеся декорации[129]. Хотя критики признали выступление в коммерческом плане провальным, оно было только два раза[129]. После выступления Заппа был приглашён организатором конференции Томасом Уэллсом для доклада на собрании Американского общества композиторов в университет штата Огайо[132]. Именно там Заппа произнёс свою знаменитую фразу «Бинго! У вас есть постоянная должность!»[133], а также исполнил вместе с симфоническим и камерным коламбусовским оркестром и две пьесы «Dupree’s Paradise» и «Naval Aviation in Art?»[132][134].

Синклавир

«Dupree`s Paradise»
Отрывок песни «Dupree`s Paradise» с альбома 1984 года Boulez Conducts Zappa: The Perfect Stranger
Помощь по воспроизведению

В течение оставшейся части карьеры Заппы большинство работ находились под влиянием синклавира (англ. Synclavier) в качестве инструмента для создания музыки. Учитывая сложность музыки, созданной Фрэнком, синклавир осуществлял практически всё, что можно было придумать[135]. Синклавир можно было программировать так, чтобы он воспроизводил совершенно любую мелодию:

С синклавиром любая группа воображаемых инструментов могла быть приглашена в любое время для исполнения самых трудных пассажей с точностью в одну миллисекунду.
Фрэнк Заппа[136]

Благодаря своему новому инструменту художник больше не нуждался в музыкантах, ведь Фрэнк рассматривал синклавир и настоящих исполнителей по отдельности[136]. В 1984 году Заппа выпустил четыре альбома. Альбом Boulez Conducts Zappa: The Perfect Stranger[en] содержит композиции, написанные при участии камерного оркестра Ensemble Intercontemporain под руководством всемирно известного дирижёра Пьера Булеза (деятельность которого повлияла на создание альбома Freak Out!) и исполненные живьём в сочетании с синклавиром[137]. Заппа снова был недоволен исполнением своих композиций оркестром, так как они показались ему недостаточно отрепетированными, однако в примечаниях альбома он поблагодарил Булеза за точное исполнение всех требований[137]. Пьесы, исполненные на синклавире, отличались от произведений, сыгранных оркестром, из-за того, что звуки генерировались электроникой не так, как стало возможным вскоре благодаря семплингу[137].

Альбом Thing-Fish (англ. Thing-Fish) стал амбициозным трёхдисковым сборником в стиле бродвейских спектаклей, обращённых к антиутопии «а что, если», вовлекая в себя феминизм, гомосексуализм, создание и распространение СПИДа, а также евгенику, проводимую правительством США[138]. Новые вокальные записи сочетались с ранее выпущенными композициями и музыкой, написанной на синклавире. Эта работа стала ярким примером бриколажа[139]. И наконец, в 1984 году Заппа выпустил альбом Francesco Zappa (англ. Francesco Zappa (album)), который представлял собой исполнение на синклавире произведений композитора XVIII века Франческо Заппы (англ. Francesco Zappa) (который не имеет отношения к роду Фрэнка), а также пластинку Them or Us (англ. Them or Us), двухдисковый сборник сильно отредактированных концертных и сессионных записей[139].

Свидетельские показания в сенате США

19 сентября 1985 года Заппа давал свидетельские показания перед торговым, технологическим и транспортным комитетом Сената США, раскритиковав Родительский центр по делам музыкальной продукции, со-основателем которого была Типпер Гор (англ. Tipper Gore), жена тогдашнего сенатора Альберта Гора[140]. В эту организацию, созданную по спорным вопросам относительно сексистского и сатанинского содержимого в текстах песен, входили преимущественно жёны политиков, в том числе представительницы пяти членов комитета[140]. Заппа понимал, что его деятельность — прямой путь к цензуре[141], поэтому он назвал предложение комитета о добровольной маркировке записей с откровенным содержимым (англ. Parental Advisory) «вымогательством» музыкальной индустрии[142]. В своём заявлении он сообщил:

Предложение центра является непродуманной частью абсурда, которая не принесёт реальную выгоду детям, нарушит гражданские права людей, не являющихся детьми, и приведёт к загруженности судов в течение многих лет, имея дела с проблемами соблюдения правопорядка и трактовки, связанных с идеей проекта. Это моё понимание того, что вопросы по поводу первой поправки в закон решаются предпочтением наименее ограниченной альтернативы. В связи с этим требования PMRC являются эквивалентом лечения перхоти с помощью обезглавливания … Основанием оценки системы, добровольности или других объектов открывает дверь в бесконечную череду моральных программ контроля качества на основе определённых вещей, которые не нравится христианам. А что будет, если следующая группа вашингтонских жён потребует большие жёлтые звезды на всех материалах, которые написаны или созданы евреями, чтобы спасти беспомощных детей от воздействия скрытого сионистского учения?
Фрэнк Заппа[143]

Заппа вставил цитаты из своего слушания в композицию, написанную на синклавире (англ. Synclavier), под названием Porn Wars на альбоме 1985 года Frank Zappa Meets the Mothers of Prevention (англ. Frank Zappa Meets the Mothers of Prevention), полная запись которой была выпущена в 2010 году, как Congress Shall Make No Law….[en][140]. Слушание Заппы проходило во взаимодействии с сенаторами Фрицем Холлингсом, Слейдом Гортоном, Альбертом Гором (который на слушании утверждал, что является поклонником Заппы), а также Паулой Хоукинс утверждавшей, что с игрушками Заппы детям лучше не играть[140]. Заппа выразил мнение о цензуре, когда он появился на канале CNN в передаче Crossfire (англ. Crossfire (TV series)) и обсудил проблемы с репортёром газеты Washington Times Джоном Лофтоном (англ. John Lofton) в 1986 году[144]. Страсть Заппы к политике США становится большей частью его жизни. Он всегда вдохновлял обложками альбомов своих поклонников идти на голосование, а на протяжение 1988 года на его концертах были регистрационные будки[145]. Он даже рассматривался в качестве кандидата на пост президента США[146]. В 1991 году Заппа всё-таки выдвинул свою кандидатуру на пост президента США, однако был вынужден её оставить из-за рака простаты[147].

Переиздание старых альбомов и последний тур

Около 1986 года Заппа провёл программу по полному переизданию своих ранних виниловых пластинок[148]. Он лично наблюдал за ремастерингом всех своих альбомов на новый цифровой формат — компакт-диск[149]. Определённые аспекты этих переизданий, однако, были раскритикованы некоторыми поклонниками, назвав ремастеринг предательством оригинальных записей[150]. Почти за двадцать лет до появления музыкальных интернет-магазинов, Заппа предложил заменить «продажу музыкальных записей» на «прямую передачу от одного цифрового носителя к другому» через телефон или кабельное телевидение (через лицензионный счёт и автоматически встроенный в программное обеспечение счётчик)[151]. В 1989 году Заппа описывал свою идею как «жалкий провал»[151].

В 1988 году альбом Jazz from Hell, выпущенный в 1986 году, принёс Фрэнку первую Грэмми за «Лучшее инструментальное рок-исполнение»[152]. За исключением одного гитарного соло, альбом содержал композиции, написанные исключительно на синклавире[152]. Несмотря на то, что инструментальный альбом вообще не содержал текстов песен, музыкальные магазины продавали альбом с наклейкой «откровенное содержимое» — предупреждением, введённым Американской ассоциацией звукозаписывающей индустрии Америки с соглашения Родительского центра по делам музыкальной продукции[153].

Последний тур Заппы в джаз-роковом формате состоялся в 1988 году вместе с 12 членами группы, репертуар которой состоял из более чем 100 композиций, однако сорвался ещё до своего завершения из-за обострившихся проблем со здоровьем[154]. Записи тура попали на альбомы Broadway the Hard Way (новый материал, содержащий песни с сильным политическим акцентом), The Best Band You Never Heard in Your Life («стандарты» Фрэнка Заппы и эклектичная коллекция кавер-версий известных песен, начиная от «Boléro» Мориса Равеля и заканчивая композицией группы Led Zeppelin «Stairway to Heaven») и Make a Jazz Noise Here (в основном инструментальная и авангардная музыка). Частично записи тура также можно найти на 4 и 6 томе альбома You Can’t Do That on Stage Anymore[154].

90-е: Классическая музыка и смерть

«Amnerika»
Отрывок песни «Amnerika» с альбома 1993 года Civilization, Phaze III
Помощь по воспроизведению

В начале 1990 года Заппа посетил Чехословакию по просьбе президента Вацлава Гавела в качестве консультанта по делам торговли, культуры и туризма[155]. Гавел был поклонником Фрэнка в течение всей жизни, творчество которого оказало большое влияние на авангардную и подпольную музыку Центральной Европы 70-х и 80-х годов (чешская рок-группа The Plastic People of the Universe (англ. The Plastic People of the Universe), арестованная в 1976 году, получила своё название по песне Заппы Plastic People (англ. Plastic People) 1967 года)[156]. Заппа с удовольствием согласился и начал встречаться с корпоративными чиновниками, заинтересованными в инвестициях Чехословакии. По истечению нескольких недель, однако, администрация США оказала давление на правительство Чехии с требованием снять с поста Фрэнка Заппу[157]. Вместо того, чтобы выполнить требование американской администрации, Гавел назначил Фрэнка неофициальным культурным атташе[157]. Заппа планировал создать международные приёмные предприятия для облегчения торговли между бывшими странами Восточного блока и западными компаниями[158]. 24 июня 1991 года Заппа принял участие в концерте под названием Adieu Soviet Army, организованном в Праге в качестве прощания с последними советскими солдатами, которые остались в Чехословакии (Советская Армия и её союзники по организации Варшавского договора оккупировали Чехословакию в августе 1968 года, прервав процесс «Пражской весны»)[159]. Возможно, это было последнее выступление Фрэнка на сцене, запись которого появилась на альбоме Adieu C. A.

Большая часть проектов Заппы остановила своё развитие в 1990 году, когда Фрэнку был поставлен диагноз — рак простаты последней стадии[158]. Опухоль незаметно развивалась в течение десяти лет, операция которой в 1991 году стала невозможной[158]. После постановки диагноза Заппа тратил большую часть своей энергии на работы для синклавира и оркестра. Незадолго до своей смерти в 1993 году Заппа закончил свою важную работу на синклавире под названием Civilization, Phaze III, которую начал ещё в 1980 году[160][161].

В 1991 году Заппа был выбран в качестве одного из четырёх главных композиторов эпохи на Франкфуртском фестивале музыки в 1992 году (другими тремя композиторами стали Джон Кейдж, Карлхайнц Штокхаузен и Александр Кнайфель)[162]. К Заппе обратился Немецкий камерный оркестр Ensemble Modern, который был заинтересован в исполнении его музыки для этого события[163]. Несмотря на болезнь, Заппа пригласил оркестр в Лос-Анджелес для репетиции новых композиций и новых аранжировок старого материала. Довольный исполнением своей музыки, Заппа вместе с музыкантами также преуспели на концертах в Германии и Австрии, которые были запланированы на осень[163]. В сентябре 1992 года концерты проходили как положено, однако Заппа по причине болезни смог появиться только на двух во Франкфурте[163]. На первом концерте он дирижировал оркестром во время исполнения композиций Overture, G-Spot Tornado, Food Gathering in Post-Industrial America, 1992 и Welcome to the United States (всю остальную часть концерта дирижировал Петр Рундель[163]. После концерта Заппе устроили двадцатиминутную овацию[164]. Этот концерт станет последним публичным профессиональным выступлением, так как рак распространился до такой степени, что заболевание вызывало слишком сильную боль, чтобы насладиться событием, которое Фрэнк назвал не иначе как «волнующим». Запись этого концерта появилась в 1993 году на альбоме The Yellow Shark, ставший последним музыкальным релизом Заппы в своей жизни, а материалы студийных репетиций появились в 1999 году на посмертной пластинке Everything Is Healing Nicely (англ. Everything Is Healing Nicely)[163].

В субботу 4 декабря 1993 года Фрэнк Заппа скончался в своём доме, в окружении его жены и детей. На следующий день во время прохождения закрытой церемонии прощания с музыкантом Заппа был похоронен на Вествудском кладбище Лос-Анджелеса[165][166]рядом с будущей могилой актёра Лю Айреса (англ. Lew Ayres)[167]. В понедельник 6 декабря семья публично заявила, что «Фрэнк Заппа отправился в свой последний тур около шести часов вечера в субботу»[168].

Наследие

Признание и почести

Заппа получил широкое признание среди критиков. В книге The Rolling Stone Album Guide писалось, что «Фрэнк Заппа фактически плескался во всех жанрах музыки, независимо от того, был ли он сатирическим рокером, исполнителем джаз-фьюжн, гитаристом-виртуозом, электронным волшебником или оркестровым новатором — его эксцентричная гениальность была неоспоримой»[169]. Хотя работы музыканта черпали вдохновение из самых разных жанров, Заппа создавал композициям целостность и самовыражение. В 1971 году биограф Дэвид Уолли отметил, что «вся структура его музыки была единой, а не чётко разделенными по датам и временам последовательностями, которые собраны в одной композиции»[170]. Комментируя музыку, политическую деятельность и философию Заппы, в 2004 году Барри Майлз отметил, что эти понятия неразрывно связаны друг с другом: «Это была всего одна часть всей его концептуальной непрерывности»[171].

Журнал Guitar Player в 1992 году посвятил специальный выпуск Заппе, на обложке которого был вопрос: «Был ли Фрэнк Заппа лучшим хранителем музыкальных секретов Америки?»[172]. Редактор Дон Мэнн отметил, что выпуск был о «наиболее важном композиторе, ушедшем из современной популярной музыки»[172]. Среди этих композиторов был музыковед Николай Слонимский, который провёл премьерные исполнения произведений Чарльза Айвза и Эдгара Вареза в 30-х годах[173]. Он познакомился с Заппой в 80-х годах[174] и сказал: «Я восхищаюсь всем тем, что Фрэнк делает, потому что он фактически создал новое музыкальное тысячелетие. Он делает красивую работу … Это удача, что я дожил до появления этого совершенно нового типа музыки»[175]. Дирижёр Кент Нагано отметил в том же номере, что «Фрэнк — гений. Это слово я нечасто использую … В случае Фрэнка оно не очень сильное … Он был очень грамотным человеком в музыкальном плане. Я не уверен, что широкая общественность знала это»[176]. Пьер Булез заявил в статье журнала Musician, что «Заппа был необыкновенной личностью, потому что он был частью мира классической музыки и рока, и хочется, чтобы выжили оба жанра»[177]. Многие ученики признали Фрэнка Заппу одним из самых влиятельных композиторов своего поколения[178][179][180]. Как гитарист, Заппа ценится очень высоко[181][182][183].

В 1994 году в результате опроса критиков джазового журнала Down Beat имя Заппа было помещено в Зал славы[184]. Заппа был посмертно введён в Зал славы рок-н-ролла в 1995 году[185]. Там была надпись, что у «Фрэнка Заппы был острый рок-н-рольный музыкальный ум и он был очень проницательным социальным критиком. Он был самым плодовитым композитором своего века и соединял с мастерской лёгкостью различные жанры, в том числе рок, джаз, авангардную и классическую музыку, а также юмор»[185]. В 1997 году Фрэнк Заппа посмертно получил премия Грэмми за жизненные достижения[186]. В 2005 году Национальный совет по сохранению пластинок включил альбом We’re Only in It for the Money в Национальный реестр пластинок с комментарием о том, что «изобретательный и дерзкий альбом представляет собой уникальную антиконсервативную и антиконтркультурную политическую установку, наполненную жёсткой сатирой на хиппи и реакцию Америки на это явление»[187]. В том же году журнал Rolling Stone поставил Заппу на 71 позицию в списке «ста величайших артистов всех времён и народов»[188]. В 2011 году тот же журнал поставил Фрэнка на 22 позицию в списке «ста величайших гитаристов всех времён»[189].

Влияние на артистов

Ряд известных музыкантов, групп и оркестров разных жанров находились под влиянием музыки Фрэнка Заппы. Такие рок-музыканты, как Элис Купер[190], Primus[191], Фи Уэйбил</span>ruen из группы The Tubes[192] признавали влияние Заппы на их творчество, также как и группа Henry Cow[193], Трей Анастасио из группы Phish[188] и Джон Фрушанте[194]. Пол Маккартни рассматривал пластинку Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band группы The Beatles как альбом Freak Out! Фрэнка Заппы[195] . Такие хард и метал-исполнители, как Black Sabbath[196], Майк Портной[197], Уоррен ДеМартини[198], Стив Вай[199], Strapping Young Lad[200], System of a Down[201], Clawfinger[202] и Дэвин Таунсенд[203] признавали вдохновение Заппы. Такие представители классической музыки, как Томас Ульрих[204], Meridian Arts Ensemble</span>ruen[205], Ensemble Ambrosius</span>ruen[206] и Fireworks Ensemble[207] признают влияние Заппы и регулярно исполняют его композиции. Современные джазовые музыканты и композиторы, такие как Билл Фризел</span>ruen[208] и Джон Зорн[209] признавали вдохновление Заппы, как и легенда фанка Джордж Клинтон[210]. Другими артистами, чьи работы находились под влиянием,Заппы, были нью-эйдж пианист Джордж Уинстон[211], композитор Боб Глак</span>ruen[212], пародист и комик «Странный Эл» Янкович[213], пионер индастриала Дженезис Пи-Орридж[214] и нойз-исполнитель Акита Масами из Merzbow[215].

Память в культуре и науке

Учёные разных областей науки почтили память Заппы, назвав новые открытия в честь него. В 1967 году палеонтолог Лео Плас младший обнаружил вымершего моллюска в штате Невада и дал ему латинское название Amaurotoma zappa, мотивируя это тем, что «название вида — это дань памяти Фрэнку Заппе»[216]. В 1980 году биолог Эд Мёрди дал название Zappa роду бычковых рыб Новой Гвинеи, а также виду Zappa confluentus (англ. Zappa confluentus)[217]. В 1987 году биолог Фердинандо Боэро дал название Phialella zappai (англ. Phialella zappai) калифорнийским медузам, отметив, что «он бы с удовольствие дал название виду в честь современного композитора»[218]. В начале 80-х годов в Камеруне бельгийские биологи Босман и Боссельер обнаружили паука, которому в 1994 году они дали название Pachygnatha zappa (англ. Pachygnatha zappa), заметив на «вентральной стороне брюшка самки этого вида рисунок, поразительно напоминающий усы легендарного артиста»[219]. В 1995 году три биолога из американского штата Мэриленд в честь Заппы назвали ген бактерии Proteus mirabilis (англ. Proteus mirabilis), которая является возбудителем мочеполовых инфекций[220]. В конце своей научной статье они «поблагодарили Фрэнка Заппу за вдохновение и помощь генетической номенклатуре»[220]. В конце 90-х годов американские палеонтологи Марк Салак и Халард Лесцинский открыли многоклеточное ископаемое, которое назвали Spygori zappania в честь «Фрэнка Заппы … миссия которого была подобна деятельности первых палеонтологов: бросить вызов обычным и традиционным убеждениям, у которых не хватало логических и разумных корней»[221].

В 1994 году лоббистские усилия физика Джона Скиялли вынудили Центр малых планет, находящийся под эгидой Международного астрономического союза, дать астероиду название 3834 Zappafrank (англ. 3834 Zappafrank) в честь Фрэнка Заппы[222]. Астероид был обнаружен в 1980 году чехословацким астрономом Ладиславом Брожеком, который впоследствии дал комментарий по поводу названия, что «Заппа был эклектичным композитором и артистом-самоучкой… До 1989 года он считался символом демократии и свободы многих людей в Чехословакии»[223].

В 1995 году в Вильнюсе был установлен бюст Заппы, созданный скульптором Богданасом Константинасом. В 2008 году точную копию литовского памятника предложили установить в городе Балтимор, и 19 сентября 2010 года в честь двадцать пятой годовщины показаний Заппы в Сенате США около Юго-Восточной корабельной библиотеки был поставлен бюст[224]. Во время установки памятника присутствовали Гейл Заппа (англ. Gail Zappa) и мэр города Балтимор Стефани Ролингс-Блейк (англ. Stephanie Rawlings-Blake)[225]. В 2002 году бронзовый бюст был установлен в немецком городе Бад-Доберан, а с 1990 года проводится ежегодный музыкальный фестиваль Zappanale (англ. Zappanale)[226]. По инициативе сообщества музыкантов ORWOhaus (англ. ORWOhaus) в 2007 году в берлинском районе Марцан (англ. Marzahn) в честь Фрэнка Заппы была названа улица Frank-Zappa-Straße[227]. В том же году в Балтиморе мэр Шейла Диксон (англ. Sheila Dixon) 9 августа официально объявила «Днём Фрэнка Заппы», ссылаясь на музыкальные достижения Заппы, а также защиту Первой поправки к Конституции США[228].

Дискография

Напишите отзыв о статье "Заппа, Фрэнк"

Литература

  • Day, Nancy. Censorship: Or Freedom of Expression?. — Minneapolis: Twenty-First Century Books, Lerner Publication, 2001. — ISBN 0-8225-2628-X.
  • Norris, Andrew and Delville, Michel. Frank Zappa, Captain Beefheart and the Secret History of Maximalism. — Oxford: Salt Publishing, 2005. — ISBN 978-1-84471-059-1.
  • DeCurtis, Anthony. The Rolling Stone Illustrated History of Rock & Roll. — New York: Random House, 1992. — ISBN 0-679-73728-6.
  • Gray, Michael. Mother! Is the Story of Frank Zappa. — London: Proteus Books, 1984. — ISBN 0-86276-146-8.
  • James, Billy. Necessity Is ...: The Early Years of Frank Zappa & The Mothers of Invention. — London: SAF Publishing Ltd., 2000. — ISBN 0-946719-51-9.
  • Lowe, Kelly Fisher. The Words and Music of Frank Zappa. — Westport: Praeger Publishers, 2006. — ISBN 0-275-98779-5.
  • Martin, Bill. Avant Rock: Experimental Music from the Beatles to Björk. — Peru, Illinois: Open Court Publishing Company, 2002. — ISBN 0-8126-9500-3.
  • MacDonald, Ian. Revolution in the head: The Beatles' Records and the Sixties. — Fourth Estate Ltd., 1994. — ISBN 1-85702-099-5.
  • Miles, Barry. Frank Zappa. — London: Atlantic Books, 2004. — ISBN 1-84354-092-4.
  • Slaven, Neil. Electric Don Quixote: The Definitive Story of Frank Zappa. — London: Omnibus Press, 1996. — ISBN 0-7119-9436-6.
  • Sparks, Michael. Cocaine Fiends and Reefer Madness: An Illustrated History of Drugs in the Movies. — New York: Cornwall Books, 1982. — ISBN 0-8453-4504-4.
  • Walley, David. No Commercial Potential. The Saga of Frank Zappa. Then and Now. — New York: E. P. Dutton, 1980. — ISBN 0-525-93153-8.
  • Watson, Ben. Frank Zappa: The Negative Dialectics of Poodle Play. — New York: St. Martin's Griffin, 1996. — ISBN 0-312-14124-6.
  • Watson, Ben. Frank Zappa. The Complete Guide to His Music. — London: Omnibus Press, 2005. — ISBN 1-84449-865-4.
  • Occhiogrosso, Peter. The Real Frank Zappa Book. — New York: Poseidon Press, 1989. — ISBN 0-671-63870-X.
  • Zappa, Frank. The New Rolling Stone Encyclopedia of Rock & Roll. — New York: Simon & Schuster Inc, 1993. — ISBN 0-684-81044-1.

Примечания

  1. «[books.google.ru/books?id=9SgEAAAAMBAJ&pg=PA34&dq=Mothers+of+invention+psychedelic&hl=en&sa=X&ei=cvfuT_zDL6zP4QTkgo3JDQ&ved=0CGUQ6AEwCQ#v=onepage&q=Mothers%20of%20invention%20psychedelic&f=false Trends are bursting out all over]». Billboard 83: 34.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 William Ruhlmann. [www.allmusic.com/artist/frank-zappa-mn0000138699 Frank Zappa]. Rovi Corporation. [www.webcitation.org/6DQrwimzq Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  3. DeRogatis Jim. Turn on Your Mind: Four Decades of Great Psychedelic Rock. — Hal Leonard Corporation, 1989. — ISBN 0-634-05548-8.
  4. Some Time in New York City (Inner sleeve). John Lennon and Yoko Ono/Plastic Ono Band with Elephant's Memory & Invisible Strings. Apple, EMI. 1972.
  5. The Beatles Diary After the Break-Up: 1970-2001 / Miles, Barry; Badman, Keith. — reprint. — London: Music Sales Group, 2001. — ISBN 9780711983076.
  6. Occhiogrosso, 1989, p. 15.
  7. The New Rolling Stone Encyclopedia of Rock & Roll, 1993.
  8. 1 2 Occhiogrosso, 1989, p. 20-23.
  9. Miles, 2004, pp. 8-9.
  10. 1 2 Miles, 2004, p. 10.
  11. Zappa, Occhiogrosso, p. 22.
  12. [books.google.com/books?id=a4EyfFjQ3DgC Electric Don Quixote: The Definitive Story of Frank Zappa]. — 2nd. — Music Sales Group, 2003. — P. 46. — ISBN 0-7119-9436-6., [books.google.com/books?id=a4EyfFjQ3DgC&pg=PT46 Extract]
  13. Mendoza, Bart [www.sandiegotroubadour.com/content/features/fullcircle.aspx?issue=nov_2005 Counter Culture Coincidence](недоступная ссылка — история). The San Diego Troubadour (November, 2005). Проверено 11 сентября 2010.
  14. Occhiogrosso, 1989, p. 34.
  15. 1 2 3 Occhiogrosso, 1989, p. 29.
  16. Miles, 2004, p. 22.
  17. Miles, 2004, p. 36.
  18. Zappa, Occhiogrosso, p. 30-33.
  19. 1 2 3 4 5 6 Occhiogrosso, 1989, p. 30-33.
  20. Holmes Thom. Early Synthesizers and Experimenters // [books.google.co.uk/books?id=hCthQ-bec-QC&pg=PA153 Electronic and experimental music: technology, music, and culture]. — 3rd. — Taylor & Francis, 2008. — P. 153–4. — ISBN 0-415-95781-8.
  21. [digital.library.unt.edu/ark:/67531/metadc19763/m1/ Show 14 — Big Rock Candy Mountain: Rock 'n' roll in the late fifties. [Part 4] : UNT Digital Library]
  22. 1 2 Albertos, Román García, [globalia.net/donlope/fz/quotes.html FZ Musical Quotes], Information is Not Knowledge, globia.net/donlope, <globalia.net/donlope/fz/quotes.html> . Retrieved on January 21, 2008.
  23. 1 2 Watson, 1996, p. 13.
  24. Например, песни 1967 года «Flower Punk» (где Заппа пародирует рок-стандарт «Hey Joe») и «Who Needs The Peace Corps?» (с открытой критикой коммерциализации движения хиппи)
  25. 1 2 3 Zappa, Frank (June 1971). «Edgard Varese: The Idol of My Youth». Stereo Review: 61–62..
  26. On several of his earlier albums, Zappa paid tribute to Varèse by quoting his: «The present-day composer refuses to die.»
  27. Slaven, 2003, pp. 29-30.
  28. The Mike Douglas Show, NBC [TV Show], November 1976 
  29. 1 2 Zappa, Dweezil (1996), Greetings music lovers, Dweezil here, Liner Notes, Frank Zappa Plays the Music of Frank Zappa: A Memorial Tribute 
  30. Miles, 2004, p. 40.
  31. Walley, 1980, p. 23.
  32. Miles, 2004, p. 48.
  33. Miles, 2004, p. 345.
  34. 1 2 Miles, 2004, p. 58.
  35. 1 2 Occhiogrosso, 1989, p. 40.
  36. Miles, 2004, p. 59.
  37. 1 2 Miles, 2004, p. 55.
  38. 1 2 Gray, 1984, p. 29.
  39. Occhiogrosso, 1989, p. 42.
  40. Miles, 2004, p. 74.
  41. Slaven, 1996, pp. 35-36.
  42. 1 2 3 Watson, 1996, p. 27.
  43. 1 2 Occhiogrosso, 1989, p. 43.
  44. 1 2 Miles, 2004, pp. 80-81.
  45. Miles, 2004, pp. 82-83.
  46. Watson, 1996, p. 26.
  47. 1 2 3 Miles, 2004, p. 85.
  48. Harp, Ted. [globalia.net/donlope/fz/docs/ten_years/01.html Vice Squad Raids Local Film Studio] (англ.), The Daily Report (Март 1965). Проверено 6 января 2014.
  49. Occhiogrosso, 1989, p. 57.
  50. Miles, 2004, pp. 86-87.
  51. Miles, 2004, XV.
  52. Miles, 2004, p. 87.
  53. Slaven, 1996, p. 40.
  54. Miles, 2004, pp. 90-91.
  55. Miles, 2004.
  56. Miles, 2004, p. 122.
  57. Loder, Kurt (1988), Rolling Stone Interview 
  58. Occhiogrosso, 1989, pp. 234—235.
  59. 1 2 Occhiogrosso, 1989.
  60. Miles, 2004, pp. 140—141.
  61. Lowe, 2006, p. 56.
  62. Walley, 1980, p. 86.
  63. Couture, François, [www.allmusic.com/album/lumpy-gravy-mw0000124980 Lumpy Gravy. Review], Allmusic.com, <www.allmusic.com/album/lumpy-gravy-mw0000124980> . Retrieved on January 2, 2008; Lowe, 2006, The Words and Music of Frank Zappa, p. 56.
  64. The initial orchestra-only recordings were released posthumously on the box set Lumpy Money (2009). See Dolan, Casey (December 8, 2008), "[www.laweekly.com/2008-12-11/music/the-resurrection-of-frank-zappa-8217-s-soul/1 The Resurrection of Frank Zappa's Soul]", LA Weekly (Village Voice Media), <www.laweekly.com/2008-12-11/music/the-resurrection-of-frank-zappa-8217-s-soul/1> . Retrieved on February 2, 2009.
  65. Miles, 2004, p. 151.
  66. Watson, 1996, p. 88.
  67. Occhiogrosso, 1989, p. 107.
  68. Slaven, 2003, p. 120.
  69. Miles, 2004, pp. 185—187.
  70. Miles, 2004, p. 123.
  71. Huey, Steve, [www.allmusic.com/album/hot-rats-mw0000651162 Hot Rats. Review], Allmusic.com, <www.allmusic.com/album/hot-rats-mw0000651162> . Retrieved on January 2, 2008.
  72. 1 2 Miles, 2004, p. 194.
  73. 1 2 Miles, 2004, p. 205.
  74. Miles, 2004, pp. 203—204.
  75. 1 2 3 4 5 Occhiogrosso, 1989, pp. 112—115.
  76. Lowe, 2006, p. 101.
  77. [www.allmusic.com/artist/frank-zappa-mn0000138699/awards Frank Zappa > Charts and Awards > Billboard Albums], Allmusic.com, <www.allmusic.com/artist/frank-zappa-mn0000138699/awards> . Retrieved on January 3, 2008.
  78. Miles, 2004, p. 248.
  79. Miles, 2004, p. 372.
  80. Miles, 2004, p. 250.
  81. Miles, 2004, pp. 253; 258—259.
  82. 1 2 3 Lowe, 2006, p. 131.
  83. 1 2 3 4 Miles, 2004, p. 261.
  84. Slaven, 2003, p. 248.
  85. Miles, 2004, p. 267.
  86. Ruhlmann, W. [www.allmusic.com/album/r53145 The Old Masters Box 3 [PQRSTUVW] - Frank Zappa & the Mothers | AllMusic]. allmusic.com (2011 [last update]). Проверено 21 июля 2011. [www.webcitation.org/69hVbrJB2 Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
  87. 1 2 Watson, 2005, p. 49.
  88. Miles, 2004, p. 262.
  89. 1 2 3 Zappa, Frank, 1978, Zappa in New York, Liner Notes.
  90. 1 2 3 4 Lowe, 2006, p. 132.
  91. Clement, Brett (2004), [etd.lib.fsu.edu/theses/available/etd-04122004-114345/unrestricted/zappathesis3.pdf Little dots: A study of the melodies of the guitarist / composer Frank Zappa (pdf file)], The Florida State University, School of Music, сс. 25–48, <etd.lib.fsu.edu/theses/available/etd-04122004-114345/unrestricted/zappathesis3.pdf> . Retrieved on December 29, 2007.
  92. Hemmings, Richard (2006), [www.richardhemmings.co.uk/001/research/zappology/saddaughter.html Ever wonder why your daughter looked so sad? Non-danceable beats: getting to grips with rhythmical unpredictability in Project/Object], richardhemmings.co.uk, <www.richardhemmings.co.uk/001/research/zappology/saddaughter.html> . Retrieved on July 24, 2008.
  93. Miles, 2004, pp. 261—262.
  94. Lowe, 2006, p. 134.
  95. 1 2 Miles, 2004, p. 234.
  96. Swenson, John. [home.online.no/~corneliu/hightimes.htm Frank Zappa: America's Weirdest Rock Star Comes Clean] (англ.). High Times (Март 1980). Проверено 7 января 2014.
  97. Lowe, 2006, p. 138.
  98. Lowe, 2006, p. 140.
  99. Groening, Matt & Menn, Don (1992), "The Mother of All Interviews. Act II: Matt Groening joins in on the scrutiny of the central decentralizer", in Menn, Don (ed.), Zappa! Guitar Player Presents, San Francisco, CA: Miller Freeman, с. 61, ISSN [worldcat.org/issn/1063-4533 1063-4533] 
  100. [www.allmusic.com/song/joes-garage-mt0000333699 Joe's Garage] (англ.). Allmusic. Проверено 11 декабря 2013.
  101. 1 2 [www.allmusic.com/song/dancin-fool-mt0001515662 Dancin' Fool] (англ.). Allmusic. Проверено 11 декабря 2013.
  102. Peterson, Chris. [www.afka.net/mags/Relix.htm He's Only 38 and He Knows How to Nasty] (англ.) // Relix. — Ноябрь 1979. — Vol. 6, no. 5.
  103. Watson, 1996, p. 351.
  104. Miles, 2004, p. 277.
  105. Watson, 2005, p. 59.
  106. Occhiogrosso, 1989, p. 180.
  107. Watson, 2005, p. 61.
  108. 1 2 3 4 Baby Snakes, 2003, DVD cover, Eagle Vision.
  109. Miles, 2004, p. 282.
  110. Sohmer, Adam (June 8, 2005), [www.bigpicturebigsound.com/article_501.shtml Baby Snakes – DVD], Big Picture Big Sound, <www.bigpicturebigsound.com/article_501.shtml> . Retrieved on January 7, 2008.
  111. 1 2 [www.imdb.com/name/nm0953261/ Frank Zappa] (англ.). IMDb. Проверено 11 декабря 2013.
  112. Miles, 2004, p. 343.
  113. Eliscu, Jenny (8 ноября 2002), Homer and Me 
  114. [books.google.com/books?id=1_i5f3jhD9UC&pg=PA3054&dq=%22zappa+records%22+%2B+mercury+%2B+drafted&hl=en#v=onepage&q=%22zappa%20records%22%20%2B%20mercury%20%2B%20drafted&f=false Times The New York - Google Books]. — Books.google.com.
  115. [www.discogs.com/Frank-Zappa-I-Dont-Wanna-Get-Drafted/release/807608 Frank Zappa - I Don't Wanna Get Drafted! (Vinyl) at Discogs]. Discogs. Проверено 30 апреля 2012.
  116. 1 2 3 4 5 Lowe, 2006, p. 161.
  117. Miles, 2004, p. 284.
  118. 1 2 Lowe, 2006, p. 165.
  119. Miles, 2004, p. 283.
  120. Chris Michie (January 2003), [mixonline.com/recording/business/audio_mothers_sound/ We are The Mothers...and This Is What We Sound Like!], MixOnline.com, <mixonline.com/recording/business/audio_mothers_sound/> . Retrieved on January 4, 2008.
  121. Miles, 2004, p. 269.
  122. Huey, Steve, [www.allmusic.com/album/you-are-what-you-is-mw0000196207 You Are What You Is. Review], Allmusic, <www.allmusic.com/album/you-are-what-you-is-mw0000196207> . Retrieved on January 7, 2008.
  123. 1 2 Lowe, 2006, pp. 169—175.
  124. Zappa, Frank (November 1982), Absolutely Frank. First Steps in Odd Meters, Guitar Player Magazine, с. 116. 
  125. 1 2 Swenson, John (November, 1981), Frank Zappa: Shut Up 'N Play Yer Guitar, Shut Up 'N Play Yer Guitar Some More, The Return of the Son of Shut Up 'N Play Yer Guitar, Guitar World 
  126. Huey, Steve. [www.allmusic.com/song/valley-girl-mt0002761508 Valley Girl] (англ.). Allmusic. Проверено 5 днкабря 2013.. Retrieved on January 7, 2008.
  127. 1 2 Lowe, 2006, p. 178.
  128. Miles, 2004, p. 304.
  129. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Occhiogrosso, 1989, pp. 146—156.
  130. Miles, 2004, p. 315.
  131. Ruhlmann, William. [www.allmusic.com/album/london-symphony-orchestra-vol-1-mw0000848718 London Symphony Orchestra, Vol. 1. Review] (англ.). Allmusic. Проверено 5 декабря 2013.
  132. 1 2 Miles, 2004, p. 323.
  133. Zappa, Frank. [minuet.dance.ohio-state.edu/~ralley2/writings/bingo.html Bingo! There Goes Your Tenure»] (англ.) (1984). Проверено 5 декабря 2013.
  134. Kelp, Larry. [www.afka.net/Articles/1984-06_Tribune.htm Zappa Pokes Into The Fine Arts] (англ.), The Oakland Tribune (18 июня 1984). Проверено 5 декабря 2013.
  135. Occhiogrosso, 1989, pp. 172—173.
  136. 1 2 Miles, 2004, p. 319.
  137. 1 2 3 Watson, 2005, p. 73.
  138. [www.britishtheatreguide.info/otherresources/interviews/Thing-Fish.htm Thing-Fish – The Return of Frank Zappa], The British Theatre Guide, <www.britishtheatreguide.info/otherresources/interviews/Thing-Fish.htm> . Retrieved on December 11, 2007.
  139. 1 2 Carr, Paul & Hand, Richard J. (2007), "[www.atypon-link.com/INT/doi/abs/10.1386/smt.1.1.41_1?cookieSet=1&journalCode=smt Frank Zappa and musical theatre: ugly ugly o'phan Annie and really deep, intense, thought-provoking Broadway symbolism]", Studies in Musical Theatre Т. 1 (1): 44–51., doi:[dx.doi.org/10.1386%2Fsmt.1.1.41%2F1 10.1386/smt.1.1.41/1], <www.atypon-link.com/INT/doi/abs/10.1386/smt.1.1.41_1?cookieSet=1&journalCode=smt>  Retrieved on July 28, 2008.
  140. 1 2 3 4 Day, 2000, Censorship, p. 53.
  141. Occhiogrosso, 1989, p. 267.
  142. Occhiogrosso, 1989, p. 262.
  143. [www.joesapt.net/superlink/shrg99-529/p51.html Record Labeling. Hearing before the committee on commerce, science and transportation], U.S. Government printing office, September 19, 1985, <www.joesapt.net/superlink/shrg99-529/p51.html> . Retrieved on December 31, 2007.
  144. [www.archive.org/details/FrankZappaOnCrossfire Crossfire with Frank Zappa and John Lofton], CNN [TV Debate], March 1986, <www.archive.org/details/FrankZappaOnCrossfire> 
  145. Miles, 2004, p. 348.
  146. Miles, 2004, p. 365.
  147. Bob Guccione, JR: «Signs of the Times» in Spin, July 1991
  148. Miles, 2004, p. 340.
  149. [www.lukpac.org/~handmade/patio/vinylvscds/index.html The Frank Zappa Album Versions Guide – Index] (англ.). lukpac.org. Проверено 30 июня 2016.
  150. Miles, 2004, p. 327.
  151. 1 2 Occhiogrosso, 1989, pp. 337—339.
  152. 1 2 Lindsay Planer. [www.allmusic.com/album/jazz-from-hell-mw0000192581 Jazz from Hell] (англ.). Allmusic. Проверено 30 июня 2016.
  153. Eric Nuzum. Parental Advisory: Music Censorship in America. — New York: HarperCollins, 2001. — P. 39, 255. — 368 p. — ISBN 0-688-16772-1. Проверено 30 июня 2016.
  154. 1 2 Miles, 2004, pp. 346—350.
  155. Frank Zappa, 1989.
  156. Mitchell, Tony (May, 1992), "Mixing Pop and Politics: Rock Music in Czechoslovakia before and after the Velvet Revolution", Popular Music. A Changing Europe (Cambridge University Press) . — Т. 11: 187–203 
  157. 1 2 Miles, 2004, pp. 357—361.
  158. 1 2 3 Ouellette, Dan (August 1993), Frank Zappa, Pulse! Magazine, сс. 48–56. 
  159. [new-york.czechcentres.cz/program/event-details/prazsky-vyber-at-the-knitting-factory1/ Pražský Výběr at the Knitting Factory]. [www.webcitation.org/69hVcmTKr Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
  160. Miles, 2004, pp. 374—375.
  161. [www.grammy.com/nominees/search GRAMMY Winners]. GRAMMY.com.. Retrieved on August 18, 2008.
  162. Menn, Don, ed. (1992), "Andreas Mölich-Zebhauser — Preparing the Ensemble Modern for the Frankfurt Festival", Zappa! Guitar Player Presents, San Francisco, CA: Miller Freeman, сс. 12–13, ISSN [worldcat.org/issn/1063-4533 1063-4533] 
  163. 1 2 3 4 5 Miles, 2004, p. 369.
  164. Miles, 2004, pp. 371.
  165. Watson, 2005, p. 552.
  166. Miles, 2004, pp. 379—380.
  167. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GSln=zappa&GSfn=frank&GSbyrel=in&GSdyrel=in&GSob=n&GRid=1141&df=all& Frank Zappa (1940—1993) — Find A Grave Memorial]
  168. Slaven, 2003, p. 320.
  169. The New Rolling Stone Album Guide: Completely Revised and Updated 4th Edition / Под ред. Brackett, Nathan.; Hoard, Christian.. — Нью-Йорк: Fireside, 2004. — С. 903. — ISBN 0-7432-0169-8.
  170. Walley, 1980, p. 3.
  171. Miles, 2004, p. 383.
  172. 1 2 Menn, Don. Zappa! Guitar Player Presents. — Сан-Франциско: Miller Freeman, 1992.
  173. Kozinn, Allan. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9C04E6D61539F934A15751C1A963958260&sec=&spon=&pagewanted=all Nicolas Slonimsky, Author of Widely Used Reference Works on Music, Dies at 101] (англ.), The New York Times (27 декабря 1996). Проверено 7 декабря 2013.
  174. Miles, 2004, p. 295—296.
  175. Menn, Don, ed. (1992), "Nicolas Slonimsky — The Century's Preeminent Lexicographer Nails Zappa Down", Zappa! Guitar Player Presents, San Francisco, CA: Miller Freeman, сс. 6–7, ISSN [worldcat.org/issn/1063-4533 1063-4533] 
  176. Menn, Don, ed. (1992), "Kent Nagano — Premiering Zappa with the London Symphony Orchestra", Zappa! Guitar Player Presents, San Francisco, CA: Miller Freeman, сс. 8–11, ISSN [worldcat.org/issn/1063-4533 1063-4533] 
  177. Isler, Scott (February, 1994), Frank Zappa, Musician Magazine 
  178. Ashby, Arved (1999), "[dx.doi.org/10.1093%2Fmq%2F83.4.557 Frank Zappa and the Anti-Fetishist Orchestra]", The Musical Quarterly (Oxford University Press) . — Т. 83 (4): 557–606, DOI 10.1093/mq/83.4.557 
  179. Grier, James (2001), "[dx.doi.org/10.2307%2F932810 The Mothers of Invention and "Uncle Meat": Alienation, Anachronism and a Double Variation]", Acta Musicologica (International Musicological Society) . — Т. 73 (1): 77–95, DOI 10.2307/932810 
  180. Cotter, Jim (2002), "Frank Zappa (1940–1993)", in Sitsky, Larry, Music of the Twentieth-century Avant-garde. A Biocritical Sourcebook, Westfort, CT: Greenwood Publishing Group, с. 597, ISBN 0-313-29689-8 
  181. He is ranked 45th in The 100 Greatest Guitarists of All Time, August 27, 2003 
  182. He is ranked 51st in The 100 Wildest Guitar Heroes, Classic Rock, April 2007 
  183. He is ranked 39th in [www.gibson.com/en-us/Lifestyle/Features/Top-50-Guitarists-525/ Gibson.com Top 50 Guitarists of All Time], May 25, 2010, <www.gibson.com/en-us/Lifestyle/Features/Top-50-Guitarists-525/> . Retrieved on June 27, 2010.
  184. [www.downbeat.com/default.asp?sect=stories&subsect=story_detail&sid=720 1994 Down Beat Critics Poll], Down Beat Magazine, <www.downbeat.com/default.asp?sect=stories&subsect=story_detail&sid=720> . Retrieved on August 12, 2008.
  185. 1 2 [rockhall.com/inductees/frank-zappa Frank Zappa], The Rock and Roll Hall of Fame and Museum, Inc., <rockhall.com/inductees/frank-zappa> . Retrieved on August 14, 2008.
  186. [www.grammy.org/recording-academy/awards/lifetime-awards Lifetime achievement award], GRAMMY.org, <www.grammy.org/recording-academy/awards/lifetime-awards> . Retrieved on February 14, 2012.
  187. [www.loc.gov/rr/record/nrpb/registry/nrpb-2005reg.html The National Recording Registry 2005], National Recording Preservation Board, The Library of Congress, May 24, 2005, <www.loc.gov/rr/record/nrpb/registry/nrpb-2005reg.html> . Retrieved on August 18, 2008.
  188. 1 2 "The Immortals", Rolling Stone Magazine, Issue 972 
  189. [www.rollingstone.com/music/lists/100-greatest-guitarists-of-all-time-19691231/frank-zappa-19691231 100 Greatest Guitarists — Frank Zappa] (англ.). Rolling Stone. Проверено 7 декабря 2013.
  190. Quigley, Mike. [www.mjq.net/interviews/alice.htm Interview with Alice Cooper] (англ.). Poppin (Сентябрь 1969). Проверено 6 января 2014.
  191. Elfman, Doug (October 15, 2003), [www.reviewjournal.com/lvrj_home/2003/Oct-15-Wed-2003/news/22374264.html Primus plays Hard Rock], <www.reviewjournal.com/lvrj_home/2003/Oct-15-Wed-2003/news/22374264.html> . Retrieved on March 14, 2009.
  192. Randall, David (2004), [www.getreadytorock.com/10questions/fee_waybill.htm Get Ready to ROCK! Interview with singer and frontman of American rock band The Tubes, Fee Waybill], getreadytorock.com, <www.getreadytorock.com/10questions/fee_waybill.htm> . Retrieved on August 13, 2008.
  193. Boisen, Myles, [www.allmusic.com/artist/henry-cow-mn0000672182 allmusic ((( Henry Cow > Biography )))], allmusic.com, <www.allmusic.com/artist/henry-cow-mn0000672182> . Retrieved on August 13, 2008.
  194. Cleveland, Barry (September 2006), [www.eqmag.com/article/exclusive-outtakes-from/sep-06/23282 Exclusive Outtakes from GP's Interview with John Frusciante!], Guitar Player, <www.eqmag.com/article/exclusive-outtakes-from/sep-06/23282> . Retrieved on August 12, 2008.
  195. MacDonald, 1994, Revolution in the Head, p. 171.
  196. [www.black-sabbath.com/interviews/tonygeez_0594.html Black Sabbath Online: Tony Iommi & Geezer Butler Interview], black-sabbath.com, May 1994, <www.black-sabbath.com/interviews/tonygeez_0594.html> . Retrieved on August 12, 2008.
  197. [www.mikeportnoy.com/aboutmike/bio.aspx about mike] (англ.). mikeportnoy.com. Проверено 6 января 2014.
  198. Menn, Don, ed. (1992), "Warren De Martini—Ratt Guitarist Turns Zappa Stylist", Zappa! Guitar Player Presents, San Francisco, CA: Miller Freeman, с. 14, ISSN [worldcat.org/issn/1063-4533 1063-4533] 
  199. [www.vai.com/vaiography/ Vai.com > All About Steve > Vaiography], Vai.com, <www.vai.com/vaiography/> . Retrieved on August 12, 2008.
  200. SOS, Mike. [www.inmusicwetrust.com/articles/71h16.html Interview: Strapping Young Lad: An extreme metal all-star squad]. In Music We Trust (August 2005). Проверено 31 января 2008. [www.webcitation.org/69hVeI5Z8 Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
  201. Sinclair, Tom (May 16, 2005), [www.ew.com/ew/article/0,,1060789,00.html Mezmerize (2005): System of a Down], <www.ew.com/ew/article/0,,1060789,00.html> . Retrieved on June 28, 2010.
  202. [www.clawfinger.net/main.php?band The official Pages], clawfinger.net, <www.clawfinger.net/main.php?band> . Retrieved on August 12, 2008.
  203. SOS, Mike, [www.inmusicwetrust.com/articles/71h16.html INTERVIEW: Strapping Young Lad], inmusicwetrust.com, <www.inmusicwetrust.com/articles/71h16.html> . Retrieved on December 18, 2010.
  204. [www.allaboutjazz.com/php/musician.php?id=15347 Tomas Ulrich at All about Jazz], All About Jazz, <www.allaboutjazz.com/php/musician.php?id=15347>  Retrieved on November 13, 2008.
  205. [www.meridianartsensemble.com/about.htm Meridian Arts Ensemble – About Us], meridianartsensemble.com, <www.meridianartsensemble.com/about.htm> . Retrieved on August 12, 2008.
  206. [www.ensembleambrosius.com/node/2 Academic Zappa: Seriously Taken Musical Study of Frank Zappa's Music — At Last], ensembleambrosius.com, <www.ensembleambrosius.com/node/2> . Retrieved December 17, 2010.
  207. [fireworksensemble.org/about/ About fireworks], fireworksensemble.org, <fireworksensemble.org/about/> . Retrieved on August 25, 2008.
  208. [www.songtone.com/artists/Frisell/default.html Bill Frisell Biography], Songline/Tonefield Productions, <www.songtone.com/artists/Frisell/default.html> . Retrieved on August 12, 2008.
  209. Cook, Richard & Morton, Brian (2004), The Penguin Guide To Jazz On CD, Seventh Edition, London: Penguin Books, с. 1721, ISBN 0-14-101416-4 
  210. Bush, John, [www.allmusic.com/artist/george-clinton-mn0000533117 allmusic ((( George Clinton > Biography )))], allmusic.com, <www.allmusic.com/artist/george-clinton-mn0000533117> . Retrieved on August 13, 2008.
  211. [www.georgewinston.com/us/biography George Winston Biography] (англ.). georgewinston.com. Проверено 6 января 2014.
  212. [www.electricsongs.com/gluckbio.html Bob Gluck] (англ.). electricsongs.com. Проверено 6 января 2014.
  213. [www.weirdal.com/faq.htm "Weird Al" Yankovic: Frequently Asked Questions] (англ.). weirdal.com. Проверено 6 января 2014.
  214. Reynolds, Simon. Rip It Up and Start Again: Postpunk 1978—1984. — 2005. — С. 255.
  215. Martin, 2002, p. 160.
  216. Plas, Jr., Leo P. (March, 1972), "Upper Wolfcampian (?) Mollusca from the Arrow Canyon Range, Clark County, Nevada", Journal of Paleontology (SEPM Society for Sedimentary Geology) . — Т. 46: 249–260. 
  217. Murdy, E. O. (1989), A Taxonomic Revision and Cladistic Analysis of the Oxudercine Gobies (Gobiidae: Oxudercinae), Records of the Australian Museum, ISBN 0-7305-6374-X 
  218. Boero, Ferdinando (April, 1987), "[dx.doi.org/10.1080%2F00222938700771131 Life cycles of Phialella zappai n. sp., Phialella fragilis and Phialella sp. (Cnidaria, Leptomedusae, Phialellidae) from central California]", Journal of Natural History (Taylor & Francis Groups) . — Т. 21 (2): 465–480, DOI 10.1080/00222938700771131 
  219. Bosmans, Robert & Bosselaers, Jan (October 1995), "[dx.doi.org/10.1111%2Fj.1463-6409.1994.tb00392.x Spiders of the genera Pachygnatha, Dyschiriognatha and Glenognatha (Araneae, Tetragnathidae), with a revision of the Afrotropical species]", Zoologica Scripta (The Norwegian Academy of Science and Letters) . — Т. 23 (4): 325–352, DOI 10.1111/j.1463-6409.1994.tb00392.x 
  220. 1 2 Wassif, Christopher; Cheek, Diana & Belas, Robert (October 1995), "[www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/7592325 Molecular Analysis of a Metalloprotease from Proteus mirabilis]", Journal of Bacteriology (American Society for Microbiology) . — Т. 177 (20): 5790–8, PMID 7592325 
  221. Salak, Marc & Lescinsky, Halard L. (July, 1999), "Spygoria zappania New Genus and Species, a Cloudina-like Biohermal Metazoan from the Lower Cambrian of Central Nevada", Journal of Paleontology (Paleontological Society) . — Т. 73: 571–576. 
  222. Seachrist, Lisa (August 12, 1994), "Random Samples", Science. New Series (American Association for the Advancement of Science) . — Т. 265: 870–871. 
  223. [www.minorplanetcenter.net/iau/special/rocknroll/0003834.html (3834) Zappafrank], IAU: Minor Planet Center (Smithsonian Astrophysical Observatory), <www.minorplanetcenter.net/iau/special/rocknroll/0003834.html> . Retrieved on August 15, 2008.
  224. The Baltimore Sun (September 16, 2010), [articles.baltimoresun.com/2010-09-16/entertainment/bs-ae-zappa-cover-0917-20100916_1_gail-zappa-southeast-anchor-library-lithuania Zappa comes home], The Baltimore Sun, <articles.baltimoresun.com/2010-09-16/entertainment/bs-ae-zappa-cover-0917-20100916_1_gail-zappa-southeast-anchor-library-lithuania> . Dweezil and Zappa Plays Zappa played a free three-hour show to a crowd estimated at more than 3,000. Retrieved on September 19, 2010.
  225. The Baltimore Sun (September 16, 2010), [articles.baltimoresun.com/2010-09-16/news/bs-ae-zappa-rail-0917-2-20100916_1_southeast-anchor-library-zappa-plays-zappa-zappa-related Zappa-looza: A full guide to the weekend's events], The Baltimore Sun, <articles.baltimoresun.com/2010-09-16/news/bs-ae-zappa-rail-0917-2-20100916_1_southeast-anchor-library-zappa-plays-zappa-zappa-related> . Retrieved on September 19, 2010.
  226. [zappanale.de/ Zappanale – Startseite], zappanale.de, <zappanale.de/> . Retrieved on August 14, 2008.
  227. The Associated Press (July 30, 2007), [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2007/07/30/AR2007073000690.html Berlin Names Street After Frank Zappa], <www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2007/07/30/AR2007073000690.html> . Retrieved on August 15, 2008.
  228. [www.zappa.com/whatsnew/news/baltimore.html Zappa.com > What's New in Baltimore?], zappa.com, <www.zappa.com/whatsnew/news/baltimore.html> . Retrieved on August 15, 2008.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Фрэнк Винсент Заппа
  • [www.zappa.com/ Официальный сайт Фрэнка Заппы] (англ.)
  • [wiki.killuglyradio.com/ Zappa Wiki Jawaka] (англ.) — объёмная вики, полностью посвящённая Фрэнку Заппе (более 4000 статей на 6 июля 2010)
  • [www.c-spanvideo.org/frankzappa Фрэнк Заппа на c-spanvideo.org]
  • [www.imdb.com/name/nm0953261/ Фрэнк Заппа на imdb.com]
  • [worldcat.org/identities/lccn-n81-48026 Фрэнк Заппа на worldcat.org]
  • [www.guardian.co.uk/music/frank-zappa Фрэнк Заппа на guardian.co.uk]
  • [topics.nytimes.com/top/reference/timestopics/people/z/frank_zappa/index.html Фрэнк Заппа на topics.nytimes.com]
  • [www.nndb.com/people/737/000024665/ Фрэнк Заппа на nndb.com]
  • [digital.library.unt.edu/explore/partners/UNTML/browse/?start=42&fq=untl_collection%3AJGPC Фрэнк Заппа на digital.library.unt.edu]

Отрывок, характеризующий Заппа, Фрэнк

В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]