Зарудин, Николай Николаевич

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Эйхельман и Зарудин

Николай Зарудин
Фотография из следственного дела, 1937
Имя при рождении:	Николай Николаевич Эйхельман
Дата рождения:	1 (13) октября 1899(1899-10-13)
Место рождения:	Пятигорск
Дата смерти:	13 августа 1937(1937-08-13) (37 лет)
Место смерти:	Москва
Род деятельности:	писатель, поэт
Годы творчества:	1923—1937
Жанр:	проза, стихотворение
Язык произведений:	русский
[lib.ru/POEZIQ/ZARUDIN_N/ Произведения на сайте Lib.ru]

Никола́й Никола́евич Зару́дин (1899—1937) — русский советский поэт и прозаик.

Биография

Родился в семье российских немцев; отец — горный инженер Николай Эдуардович Эйхельман. В 1914 году отец сменил фамилию всей семьи по патриотическим мотивам. Учился в Нижегородской гимназии вместе с А. Н. Формозовым, будущим известным биологом и художником-анималистом. Они вместе издавали рукописный журнал, где публиковались их первые работы. У Зарудина это были пейзажные зарисовки, в которых проявились любовь и интерес к природе. Окончил гимназию весной 1917 года. Во время Гражданской войны вступил добровольцем в Красную армию, был политкомиссаром, впоследствии оставался убеждённым троцкистом; закончил войну на Западном фронте. Жил в Смоленске, публиковал корреспонденции и стихи в газете «Рабочий путь» и альманахе «Красная вязь», входил в литературную группу «Арена», под маркой которой в 1923 выпустил первый сборник стихов. В 1924—1932 председатель и один из основных прозаиков группы «Перевал». Самое значительное произведение Зарудина — роман в 8-ми повестях «Тридцать ночей на винограднике», наполненный «космическим» духом; писатель бросает взгляд в прошлое, на патриархальный образ жизни в родительском доме. Роман содержит множество политических намёков, скрытых за различными стилевыми ухищрениями.

Арестован 21 июня 1937 года. 13 августа 1937 года по обвинению в участии в антисоветской террористической организации приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. В этот же день расстрелян. Место захоронения — «Могила невостребованных прахов» на Донском кладбище в Москве. Реабилитирован 7 июля 1956 года.

В своем творчестве 3арудин следовал традициям Ф. Тютчева, Аполлона Григорьева и И. Бунина; в его произведениях чувствовалось сильное влияние Б. Пильняка. Как проза, так и поэзия 3арудина написаны искусственным орнаментальным языком, переполненным эпитетами и сравнениями.

— Вольфганг Казак

Книги

• Снег вишенный: Первая книга стихов. 1921—1922. [Смоленск]: Арена, 1923. — 76, [2] с.
• Полем — юностью: Избр. лирика. М.: Круг, 1928. — 123, [2] с.
• Тридцать ночей на винограднике: Роман в 8-ми повестях. М.: Сов. лит-ра, 1933. — 256, [4] с.
  • То же / [Предисл. Н. Атарова]. М.: Сов. Россия, 1976. — 318 с.
• Страна смысла: Повести молодого времени. [М.]: Моск. т-во писателей, 1934. — 229, [2] с.
• Зарудин Ник., Катаев Ив. Наш друг Оваким Петросян: Рассказы об Армении / Худ. Н. В. Кузьмин. М.: Гослитиздат, 1935. — 166, [2] с.
• Закон яблока: Рассказы / [Сост. В. П. Зарудиной; Предисл. В. Дынника]. М.: Сов. писатель, 1966. — 277 с.
• В народном лесу: повесть и рассказы. — М.: Сов. Россия, 1970. — 430 с.
• Полем — юностью: [Стихи] / [Илл.: А. Цветков]. М.: Сов. писатель, 1970. — 127 с.
• Путь в страну смысла: [Сборник] / [Вступ. ст. В. Кривцова]. М.: Худ. лит., 1983. — 623 с.

Источники

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Ссылки

• [vcisch2.narod.ru/ZARUDIN/Zarudin.htm Несколько стихотворений]
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le4/le4-3161.htm ЛЭ]
• [www.opentextnn.ru/censorship/russia/sov/libraries/books/blium/ilp/?id=344 Запрещенные книги]
• [ivanov-petrov.livejournal.com/1152117.html Зарудин]

Отрывок, характеризующий Зарудин, Николай Николаевич

Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.