Засечки
Засе́чки (англ. serif) в антиквенных шрифтах — короткий, обычно перпендикулярный штрих на конце буквы, с которого начинается и которым заканчивается основной штрих знака. Это один из основных признаков шрифтовой формы. В старой литературе его иногда называют «отсечкой». Согласно общепринятому мнению, засечки направляют движение глаз вдоль строк при чтении крупных массивов печатного текста. Oни способствуют связи букв в единую линию, облегчая визуальное восприятие и удобочитаемость текста. Засечки имеют большое значение в формообразовании рисунка шрифтов и их декоративных качеств.
Классификация засечек
- по форме (треугольные, прямоугольные/брускообразные, волосные, закругленные, шипообразные)
- по направленности (горизонтально и вертикально направленные)
- по ритмическому расположению (односторонние и двусторонние)
- по сложности (простые и декоративные)[1][2]
Засечки могут быть скругленными в месте соединения с основным штрихом (англ. adnate serif), а могут соединяться под углом и без скругления (англ. abrupt serif). Шрифт без засечек называется «sans serif» или «sans-serif» (от фр. sans — «без»). В некоторых типографских источниках шрифт без засечек называют гротесковым (рубленым) или готическим, а шрифт с засечками — романским.
Шрифты с засечками широко используются в книгах, газетах и других печатных изданиях, использующих классический типографский шрифт.[3]
Напишите отзыв о статье "Засечки"
Примечания
- ↑ Засечки // Издательский словарь-справочник : [электрон. изд.] / А. Э. Мильчин. — 3-е изд., испр. и доп.. — М.: ОЛМА-Пресс, 2006.
- ↑ ГОСТ 3489.1—71
- ↑ [ifont.ru/n5-30.html Зачем нужны засечки? — Каталог шрифтов.]
|
Это заготовка статьи о шрифтах. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Засечки
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
