Застольные беседы Гитлера
«Застольные беседы Гитлера» (также «Застольные разговоры Гитлера», нем. Hitlers Tischgespräche) — название записей застольных разговоров Адольфа Гитлера, которые стенографически вели несколько секретарей в его Главной ставке в 1941—1944 годах. Впервые опубликованы в 1951 году, существует несколько изданий, различающихся по составу включённых туда записей. «Записям» посвящено несколько исторических исследований.
История записей
Инициатором записей выступил Мартин Борман. Первым стенографировал застольные разговоры и небольшие речи Гитлера Генрих Гейм (июль 1941 — март 1942), затем Генри Пиккер (21 марта — 2 августа 1942), на заключительном этапе записи делали попеременно Гейм и Борман вплоть до 1944 года.
Впервые «Беседы» были изданы в 1951 году на немецком языке Пиккером на основе собственных материалов и записей, полученных им у Гейма. Полное название первого издания книги — «Застольные разговоры Гитлера в Ставке германского Верховного главнокомандования (1941—1942), записанные Генрихом Геймом и Генри Пиккером и изданные последним» (русский перевод — 1993)[1]. Книга произвела на читателей впечатление сенсации. Позже появились переводы на французский и английский язык, учитывавшие среди рукописных источников так называемую «тетрадь Бормана» (туда вошли и некоторые записи, отсутствовавшие в издании Пиккера). Тетрадь Бормана впервые опубликована по-немецки в 1980 году.
«Беседы» включают в себя высказывания Гитлера по самым различным вопросам: от положений на фронтах до общественной жизни и культуры.
Существует ряд работ историков, основанных на «Беседах», в частности, книга английского историка Хью Тревор-Ропера, включающая в себя также текст «Бесед».
Запрет «Бесед» в России
В 2008 году в прокуратуру было подано заявление о запрете книги Тревор-Ропера (русский перевод, изданный издательством «Центрполиграф» в 2005 году, ISBN 5-9524-1353-6) к распространению в России по причине публикаций текстов антиславянского и антисемитского характера. Экспертиза подтвердила, что в книге был приведён ряд высказываний, унижающих достоинство русского и еврейского народов. 8 июля 2008 года Ульяновский суд удовлетворил исковое заявление прокурора Засвияжского района города Ульяновска и запретил распространение книги в РФ, включив её в Федеральный список экстремистских материалов[2]. Ставшая основным источником книги Тревор-Ропера книга Пиккера позже решением Палласовского районного суда Волгоградской области от 19 июля 2010 года также была признана экстремистской (№ 711 в Федеральном списке экстремистских материалов).
Источники
- ↑ Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. — Смоленск: Русич, 1993; оригинал: Dr. H. Picker. Hitlers Tischgesprache im Führerhauptquartier. 1941—1942. — Seewald Verlag, Stuttgart.
- ↑ [www.minjust.ru/ru/activity/nko/fedspisok/ Федеральный список экстремистских материалов Министерства юстиции Российской Федерации].
Напишите отзыв о статье "Застольные беседы Гитлера"
Ссылки
- [www.hro.org/node/2777 «Застольные беседы Гитлера» — экстремистский материал или историческая монография?].
- [www.gazeta.ru/culture/2008/07/10/a_2779110.shtml Что оно такое, наше лето…] — Газета.ру.
Отрывок, характеризующий Застольные беседы Гитлера
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
