Затворники

Затворники — первоначально: христианские подвижники, которые добровольно заключали себя на целую жизнь в пещеры и кельи, чтобы отдаться там постоянной молитве. Случаи выхода их оттуда бывали крайне редки и обусловливались какими-нибудь весьма вескими причинами общественного или частного свойства.

Затво́рник – монах, совершавший подвиги своего спасения в уединении – в затворе, укрывается не в далеких пустынях, но затворяется ото всех среди монастыря, на окраине города и т.п.

Целью затворничества является «исихия» или «священное безмолвие». Правила подвижнического делания в затворе обобщил прп. Григорий Синаит: «Сидя в келье своей, терпеливо пребывай в молитве во исполнение заповеди апостола Павла (Рим. 12:12;Кол. 4:2). Собери ум свой в сердце и оттуда мысленным воплем призывай на помощь Господа Иисуса, говоря: Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Не поддавайся малодушию и разленению, но поболи сердцем и потруди себя телом, ища Господа в сердце».

В католической традиции затворники назывались инклузи (лат. Inclusi или Reclusi). Их обычаи и образ жизни описал Григорий Турский. С IX века инклузи получили более мягкий устав благодаря пресвитеру Гримлаику (Grimlaicus), автору «Regula Solitariorum».

Среди православных затворников известны, в частности, Феофан Затворник, епископ Православной Российской Церкви, богослов и публицист-проповедник и Серафим Саровский, принимавший на себя подвиги безмолвия и затворничества.

Подобные практики широко применяются в Буддизме Тхеравады тибетском, а также японском буддизме. В тибетском буддизме пожизненные затворы не применялись; чаще всего затворник (тиб. ri khrod pa) уходил в затвор для совершения какого-то определённого комплекса практик и, как правило, на фиксированный срок (до нескольких лет).

Другие употребления

Иногда затворничество ассоциируется с фанатизмом, с эсхатологическими ожиданиями (см. Пензенские затворники) или особенностями характера, а также формами жизни различных субкультур.

См. также

• Затвор
• Тёмный ретрит
• Отшельничество
• Преподобные
• Хикикомори
• Пензенские затворники

Отрывок, характеризующий Затворники

Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.