Заудиту

Заудиту амх. ዘውዲቱ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Императрица Эфиопии
27 сентября 1916 года — 2 апреля 1930 года
Регент:	Тэфэри Меконнын
Предшественник:	Иясу V
Преемник:	Хайле Селассие I
Вероисповедание:	Эфиопская церковь
Рождение:	29 апреля 1876(1876-04-29) Харар, Эфиопия
Смерть:	2 апреля 1930(1930-04-02) (53 года) Аддис-Абеба, Эфиопия
Место погребения:	Собор Святой Марии
Род:	Соломонова династия
Отец:	Менелик II
Мать:	Вейзиро Абечи
Супруг:	Гугса Уоле
Дети:	нет
Награды:

В этой статье есть текст, написанный знаками эфиопского алфавита. Без поддержки эфиопского письма вместо знаков эфиопского алфавита вы будете видеть вопросительные знаки, квадратики или иные символы.

Зауди́ту (также Зоуди́ту; амх. ዘውዲቱ; 29 апреля 1876, Харар, Эфиопия — 2 апреля 1930, Аддис-Абеба, Эфиопия) — вторая дочь Менелика II, императрица Эфиопии в 1916—1930 годах.

Провозглашённая императрицей после свержения племянника Иясу V в результате государственного переворота в 1916 году, Заудиту стала первой женщиной на эфиопском престоле со времён Царицы Савской. Она не была полновластной правительницей страны — инициаторы возведения дочери Менелика на престол назначили регентом при ней раса Тэфэри Мэконнына, ставшего, по сути, соправителем императрицы. В период противостояния младо- и староэфиопов, пришедшийся на годы правления Заудиту, последняя поддерживала консервативные староэфиопские круги, выступая против модернизации страны по европейскому образцу и установления тесных контактов с иностранными государствами.

Семья

Заудиту родилась 29 апреля 1876 года в Хараре, в семье правителя провинции Шоа Сахле Марьяма, и его супруги уойзэро Абечи, принадлежавшей к одному из эфиопских аристократических родов. Появившаяся на свет вскоре после возвращения отца из плена в Мэкдэле, девочка стала вторым ребёнком Сахле Марьяма: к тому моменту у него уже была дочь Шоуарэг от первого брака. Спустя несколько лет после рождения Заудиту уойзэро Абечи умерла, и отец был вынужден поручить воспитание дочерей няням, а позднее и своей новой супруге, Таиту Бетул, с которой будущая императрица на протяжении всей их совместной жизни сохраняла тёплые отношения. Таиту отвечала падчерице взаимностью, вместе с тем, однако, считая неподобающим характер взаимоотношений, установившихся между дочерью шоанского правителя и прислугой: Заудиту с ранних лет заработала репутацию доброй и невысокомерной девочки.

В семилетним ребенком она была выдана замуж Менеликом II за раса Арая, сына императора Йоханныса IV. После смерти раса Арая Зоудиту была вторично выдана замуж за дэджазмача Уыбе, а затем за раса Гугсу-Уоле. Во время болезни императора она приехала в Аддис-Абебу и находилась при отце. В 1909 году Заудиту оказалась втянута в развернувшуюся при дворе борьбу за власть между сторонниками императрицы Таиту и внука Менелика Лиджа Иэясу. Таиту предполагала провозгласитьь наследницей престола Заудиту, а её мужа раса Гугсу — регентом при царствующей императрице. Однако в тот момент этот план осуществить не удалось — в 1910 году шоанская знать заставила Таиту отказаться от своих планов и ограничиться лишь заботой о больном Менелике. После смерти Менелика по приказу Лиджа Иясу Заудиту вынуждена была покинуть столицу и поехать в Фале, где находилась до сентября 1916 г. В Аддис-Абебу она вернулась по приглашению заговорщиков за несколько дней до переворота. Можно утверждать, что только счастливое стечение обстоятельств выдвинуло её на императорский трон. Решающим оказался в этом случае факт, что она была дочерью Менелика, её личные качества не играли здесь роли.

Эфиопия в годы правления Заудиту

Приход к власти

27 сентября 1916 года в банкетном зале императорского дворца, где присутствовали министры, крупные шоанские и южноэфиопские феодалы, абуна Матеос X и ычэге, противники Иясу V, воспользовавшись отсутствием монарха, объявили о его низложении. Для заговорщиков было важно сохранить преемственность трона за наследниками Менелика, поэтому шоанская группировка провозгласила императрицей Заудиту. Регентом при новой правительнице стал кузен императрицы, Тэфэри Мэконнын (Тафари Макконен), получивший титул раса. Назначая регента, превратившегося, по сути, в полноправного соправителя Заудиту, инициаторы переворота руководствовались традиционным убеждением, что верховная власть не должна находиться в руках женщины. Кроме того, путём установления фактического двоевластия заговорщики рассчитывали расположить к себе как представителей североэфиопской аристократии, имевших прочные связи с Заудиту, так и шоанских и южноэфиопских феодалов, чьей поддержкой пользовался Тэфэри Мэконнын. Первоначально главный инициатор заговора, военный министр Хабтэ Гийоргис, рассчитывал, что оба они — как политически неопытная и ранее не причастная к государственным делам Заудиту, так и молодой рас Тэфэри — ограничатся ролями марионеточных правителей, а фактическая власть тем временем будет сосредоточена в руках шоанских феодалов, однако дальнейшие события показали, что регента не устраивало такое положение дел.

11 февраля 1917 года в Аддис-Абебе, в соборе Святого Георгия, состоялась коронация императрицы Заудиту. Для придания коронационным торжествам особенной пышности в момент, когда Заудиту отправилась на церемонию, электрический свет, прежде освещавший только императорский дворец, засверкал на всём пути её проезда от императорского дворца к собору. Коронацию проводил абуна Матеос X. В тот же день был коронован и рас Тэфэри, официально объявленный престолонаследником.

Возникновение в Эфиопии своеобразной двойственной структуры государственной власти удовлетворило корыстные намерения и политические амбиции ряда крупных феодалов и вместе с тем повлекло за собой раскол в общественно-политической и социально-экономической сферах жизни государства на две тенденции: прогрессивной, чьи приверженцы выступали за модернизацию страны, и консервативной — её представители настаивали на сохранении старых порядков. Последние объединялись вокруг императрицы Заудиту, тогда как сторонники модернизации пользовались поддержкой молодого регента. Свергнутый Иясу тем временем предпринял несколько неудачных попыток вернуться к власти и после череды поражений некоторое время скрывался в пустыне Данакиль.

Реформы раса Тэфэри

К моменту провозглашения Заудиту императрицей Эфиопия представляла собой феодальное традиционалистское государство, ещё не достигшее централизации: фактическая власть на местах принадлежала феодальной знати, каждый регион был обособлен не только в географическом, но и в политическом и этнолингвистическом и этноконфессиональном отношениях. В стране не было хороших дорог и радиосвязи, между многими районами отсутствовало и телефонно-телеграфное сообщение. Отсталость демонстрировала социально-экономическая структура Эфиопии: крестьянство находились в тяжёлых условиях, абсолютное большинство крестьян были безземельными. Кроме того, значительную часть населения государства продолжали составлять рабы: в 1914 году их, по некоторым данным, насчитывалось около 3-4 миллионов.

На протяжении всего периода правления Заудиту в стране продолжалась острая борьба двух основных феодальных группировок, вошедших в историю как «младоэфиопы» и «староэфиопы». Младоэфиопы, поддерживавшие раса Тэфэри Мэконнына, активно выступали за техническую и социальную модернизацию Эфиопии по европейскому образцу, за развитие образования и экономики; они высказывались в пользу расширения внешних связей и внутренней интеграции с целью устранения социальных противоречий в пределах государства, а также соглашались с необходимостью централизации власти. Староэфиопские круги, напротив, опирались на традиционалистские идеи, выступая против централизации и за усиление интегрирующей роли трона и церкви в эфиопском обществе. Представители младоэфиопского движения стремилось к установлению в стране абсолютной монархии и упрочении суверенитета страны, что представлялось возможным только при осуществлении реформ. Несмотря на абсолютистские настроения, младоэфиопы, однако, не рассматривали в качестве абсолютного монарха Заудиту и, напротив, всячески пытались ограничить власть императрицы, нейтрализовать её сторонников, усиливая тем самым позиции раса Тэфэри.

Крайне консервативная, императрица Заудиту стала негласным лидером староэфиопов и, говоря словами британского историка Дэвида Мэтью, «символом староамхарского владычества». Она интересовалась религиозными делами гораздо больше, чем политическими, и была очень набожна: проводила много времени в молитвах, часто посещала церкви и монастыри, постоянно находилась в окружении священнослужителей. Последние оказывали на неё сильное влияние, а иногда даже манипулировали Заудиту. Вместе с тем, несмотря на религиозность, правительница не была полностью отстранена от государственных дел и в тех случаях, когда затрагивались её интересы, решительно применяла свою власть. Так она включилась в противостояние между младо- и староэфиопами.

До определённого момента борьба между сторонниками и противниками реформ носила характер дворцовых интриг — представители сторон не прибегали к применению оружия, поскольку учитывали возможные последствия вооружённого столкновения. Первый серьёзный конфликт между противоборствующими группировками произошёл в 1918 году, когда рас Тэфэри распустил правительство, сформированное ещё Менеликом II и реорганизованное при Иясу V. В сентябре этого же года, в период тяжёлой болезни регента, Заудиту вновь назначила министров, включив в их число часть членов прежнего кабинета. Рас Тэфэри был вынужден согласиться с императрицей.

В начале 1928 года староэфиоп, дэджазмач Балча Сафо, управлявший провинцией Сидамо, поднял вооружённое восстание против раса Тэфэри, встав во главе десятитысячной армии, однако потерпел поражение. Неудача выступления Балчи вызвало существенное беспокойство в староэфиопских кругах, как и подписание в том же году итало-эфиопского договора, значительно усилившего позиции регента. В сентябре 1928 года противники раса Тэфэри организовали новый заговор, направленный на свержение соправителя Заудиту, но опять безуспешно.

Последняя и наиболее масштабная попытка свергнуть Тэфэри Мэконнына была предпринята староэфиопами в начале 1930 года — на сей раз вооружённое восстание против регента возглавил муж Заудиту рас Гугса Уоле. Несмотря на поддержку, оказанную ему некоторыми феодалами и племенными вождями, войска консорта были разбиты. На этом многолетняя борьба за власть в Эфиопии завершилась.

Несмотря на пользу, принесённую действиями регента Эфиопии, ряд консервативных государственных деятелей, настроенных враждебно по отношению к младоэфиопам, объединился вокруг фигуры Заудиту и принял решение об осуществлении переворота. В сентябре 1928 года между мятежниками (т. н. «староэфиопами») и сторонниками регента произошли незначительные столкновения, окончившиеся победой лучше вооружённых и более готовых к боевым действиям людей раса Тэфэри. Вскоре после победы младоэфиопов императрица была вынуждена присвоить регенту титул негуса, сама при этом продолжив оставаться «царицей царей».

Литература

• Henze, Paul B. [books.google.ru/books?id=gzwoedwOkQMC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Layers of Time: A History of Ethiopia]. — C. Hurst & Co. Publishers, 2000. — 372 p. — ISBN 1-85065-393-3.
• Metaferia, Getachew. [books.google.ru/books?id=5kfPV6wQVxgC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Ethiopia and the United States: History, Diplomacy, and Analysis]. — Algora Publishing, 2009. — 208 p. — ISBN 978-0-87586-645-1.
• Roberts, A. D. The Cambridge history of Africa / General Editors: J. D. Fage andRoland Oliver. — Cambridge University Press, 2008. — Vol. 7: from 1905 to 1940. — 994 p. — ISBN 0-521-22505-1.
• Shinn, David Hamilton; Ofcansky, Thomas P. [books.google.ru/books?id=ep7__RWqq4IC&printsec=frontcover&vq=zewditu&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Historical Dictionary of Ethiopia]. — Scarecrow Press, 2004. — 633 p. — ISBN 0-8108-4910-0.
• Бартницкий А., Мантель-Нечко Н. [readr.ru/a-bartnickiy-i-dr-istoriya-efiopii.html История Эфиопии]. — М.: Библиотека зарубежной африканистики, 1976. — 592 с.
• Цыпкин Г. В., Ягья, В. С. История Эфиопии в новое и новейшее время. — М.: Наука, 1989. — 299 с.
• Ягья, В. С. Эфиопия в новейшее время. — М.: Мысль, 1978. — 327 с.

Ссылки

• [www.angelfire.com/ny/ethiocrown/Zewditu.html Empress Zewditu — Queen of Kings] (англ.). (Биография Заудиту на официальной странице эфиопской императорской семьи). [www.angelfire.com/ny/ethiocrown Emperial Ethiopia]. Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/69jjw45rE Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
• Заудиту // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Заудиту

– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.