Захаров, Павел Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Захаров
Имя при рождении:

Павел Васильевич Захаров

Прозвище

Паша Цируль

Дата рождения:

9 марта 1939(1939-03-09)

Место рождения:

Москва

Гражданство:

СССР СССР,
Россия Россия

Дата смерти:

23 января 1997(1997-01-23) (57 лет)

Место смерти:

Москва

Преступления
Преступления:

кражи, хранение оружия и наркотиков

Период совершения:

1958-1997

Павел Васильевич Захаров (1939—1997) — известный русский вор в законе по кличке «Паша Цируль», один из главных наркобаронов России 1990-х годов, держатель воровского «общака» в течение многих лет.





Жизнь до 1990-х годов

Павел Захаров родился 9 марта 1939 года в Москве. Своё детство он провёл в бараке, был «трудным» подростком, воровал деньги у собственных родственников. После окончания пятого класса бросил школу и стал воровать. В возрасте 19 лет Захарова задержали и впоследствии осудили за карманную кражу. Но уже через год он оказался на свободе по амнистии. Во время заключения Захаров был так называемым «отрицалой», отказывался сотрудничать с администрацией колонии. Вскоре он был «коронован» и стал вором в законе по прозвищу «Паша Цируль». Таким образом, Павел Захаров являлся одним из самых молодых воров в законе.

Спустя год после освобождения Захарова вновь арестовали за совершение кражи. На сей раз суд приговорил его к 3 годам лишения свободы. Именно к тому периоду и относится появление страсти к наркотическим средствам у Паши Цируля. Выйдя на свободу в конце 1970-х годов, Захаров создал свою преступную группировку, которая стала промышлять махинациями с чеками «Внешпосылторга» и заниматься мошенничеством в магазинах «Берёзка».

В 1982 году Павел Захаров был арестован за кражу, хранение оружия и наркотиков, и впоследствии осуждён. Когда в разгар перестройки он вышел на свободу, клан воров в законе доверил ему хранение так называемого «общака». Паша Цируль принимал самое непосредственное участие в становлении Коптевской, Солнцевской, Долгопрудненской, Пушкинско-Ивантеевской организованных преступных группировок.

Однако Пашу Цируля уважали далеко не все воры в законе. Серьёзные конфликты были у него с Вячеславом Иваньковым («Япончик») и с вором старой формации «Васей Очко». Оба они обвиняли Захарова в растрате общаковских денег. С тех пор отношения между Япончиком и Пашей Цирулём окончательно испортились. «Япончик» «заказал» Пашу через другого вора, оплатив миллион долларов. В то же время Паша начал охоту на Иванькова. Его спасло то, что он сел в машину сына, а его автомобиль был взорван. Для Васи Очко всё закончилось гораздо более печально — Захаров с компанией встретился в гостинице «Ялта» с Васей и в подсобном помещении театра варьете нанесли «Очко» многочисленные огнестрельные и ножевые ранения, от которых он скончался. Воровские кланы не стали предъявлять претензий к Паше «Цирулю», поскольку все это были их давние «разборки». И на стороне Паши был «Корж», авторитетный вор.

1990-е годы

В 1990 году Захаров стал заниматься оптовой поставкой наркотиков из Колумбии. Но это было не единственное направление его деятельности. Именно под его руководством Долгопрудненская ОПГ захватила территорию обоих аэропортов «Шереметьево». Он контролировал даже известную казанскую группировку. Сам же Цируль числился снабженцем в одной из фирм города Волжска. Воровской общак пополнялся баснословными суммами денег — одна только Казань поставляла до 70 миллионов долларов.

Когда в начале 1990-х годов начались массовые отстрелы воров в законе, Захарову неожиданно повезло — его арестовали и осудили, и спасли тем самым от верной смерти.

Когда Паша Цируль вышел из тюрьмы, он начал оказывать содействие финансовым пирамидам в их мошеннической деятельности.

Но в то же время Захаров начинает нарушать воровские законы, в частности, запрет на роскошь. Он построил себе особняк в Жостово стоимостью два миллиона долларов, купил элитный коттедж в Карловых Варах. В его личном гараже стояли 19 дорогих иномарок. Также Паша Цируль продолжает употреблять наркотики.

15 декабря 1994 года вор в законе Павел Захаров был арестован в своём особняке за организацию торговли наркотиками. На допросах он вёл себя вызывающе, оскорблял следователя. Ходили слухи, что к аресту Паши Цируля причастен Япончик, но подтверждений этому нет. Воры в законе организовали кампанию по защите своего держателя «общака», пытались подкупить следствие, давили на него через депутатов, прессу и бизнесменов.

Вор в законе Паша Цируль скончался в своей камере уже в СИЗО «Лефортово». Официальная причина смерти - острая сердечная недостаточность. У него также было серьезное заболевание крови и туберкулез. На дворе стоял 1997 год.

Напишите отзыв о статье "Захаров, Павел Васильевич"

Литература

  • [www.kommersant.ru/doc/176635 Дело Цируля дожило до приговора] // Газета Коммерсантъ. — № 58. —23.04.1997. — С. 7

Ссылки

  • [www.mzk1.ru/2010/07/pasha-cirul/ Паша Цируль]

Отрывок, характеризующий Захаров, Павел Васильевич

Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.