Захарьин, Григорий Антонович

Григорий Антонович Захарьин
Место рождения:	Пенза, Российская империя
Место смерти:	Москва, Российская империя
Научная сфера:	медицина, терапия
Место работы:	Терапевтическая клиника Московского университета
Альма-матер:	Московский университет
Известные ученики:	А. А. Остроумов, А. Я. Кожевников, Н. Ф. Филатов, В. Ф. Снегирев

Григо́рий Анто́нович За́харьин (1829 — 1897/1898) — русский врач-терапевт, основатель московской клинической школы, почётный член Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук (1885).

Биография

Родился в Пензе в семье столбового дворянина, штабс-ротмистра Антона Сергеевича Захарьина, отец которого, Сергей Наумович Захарьин (капитан-лейтенант флота; в 1803—1804 гг. — директор пензенского Главного народного училища, в 1804—1807 гг. — Пензенской гимназии; состоял корреспондентом «по части наук и словесности» Вольного общества любителей словесности, наук и художеств), имел трёх сыновей, — Александра (1793—?), Антона (1794–? и Павла (1797–?), получивших образование в Благородном пансионе при Московском университете.

С 1839 по 1847 год Григорий Захарьин учился в Саратовской мужской гимназии. В 1852 году окончил медицинский факультет Московского университета и оставлен при нём ординатором факультетской терапевтической клиники у профессора А. И. Овера. В 1853 году защитил диссертацию на степень доктора медицины: «Учение о послеродовых болезнях» («De puerperie morbo»). В 1856—1859 годах стажировался за границей в клиниках Р. Вирхова, Й. Шкоды, А. Труссо, К. Бернара.

Позднее был профессором по кафедре диагностики Московского университета (с 1862 года), а затем директором факультетской терапевтической клиники. В 1885 году получил звание заслуженного профессора Московского университета. В 1894 году Захарьин лечил императора Александра III в Ливадии вместе с профессором Лейденом, за что подвергался постоянным нападкам со стороны «левых».

Большая часть научных трудов Захарьина относится к юным его годам: «Взаимное отношение белковой мочи и родимца беременных» («Московский Врачебный Журнал», 1853), «Учение о послеродовых болезнях» (там же, 1854), «Приготовляется ли в печени сахар» (там же, 1855), «По поводу некоторых вопросов о крови» («Медицинский Вестник», 1861), «О возвратной горячке» («Московская Медицинская Газета», 1865) и др. Захарьин был одним из самых выдающихся клиницистов-практиков своего времени и внёс огромный вклад в создание анамнестического метода исследования больных. Изложил свои приемы диагностики и взгляды на лечение в «Клинических лекциях», получивших широчайшую известность. Эти лекции выдержали много изданий, в том числе на английском, французском, немецком языках. Методика исследования по Захарьину составляла многоступенчатый расспрос врачом больного, «возведенный на высоту искусства» (А. Юшар), и позволявший составить представление о течение болезни и факторах риска. В противоположность С. П. Боткину Захарьин мало внимания уделял объективному исследованию и не признавал лабораторных данных.

Профессор Захарьин и английский невропатолог Генри Гед (Хэд) независимо друг от друга доказали существование связи между кожей и внутренними органами. В 1883 году Захарьин, а через 15 лет Гед, обнаружили, что при патологии того или иного органа определённые участки кожи становятся повышенно чувствительными и иногда болезненными. Позже эти чувствительные участки кожи получили название проекционных зон Захарьина-Геда. Их скоро признали в учёном мире и запечатлели в виде фигур во всех руководствах по нервным болезням.

Захарьин является одним из основоположников отечественной курортологии. С деятельностью Г.А. Захарьина и его клинической школой тесно связано становление новых самостоятельных научно-учебных дисциплин: педиатрии, гинекологии, невропатологии.

Г. А. Захарьин обладал большим талантом врачевания и пользовался безграничным врачебным авторитетом. А. П. Чехов из всех врачей России признавал лишь один авторитет — Г. А. Захарьина; постоянным пациентом Захарьина был Л. Н. Толстой, отмечавший, что общение с этим доктором оставляет сильное впечатление. Огромная частная практика, а также его тяжёлый характер создали почву для многочисленных конфликтов с коллегами, для легенд и анекдотов. Однако В. Д. Шервинский в своих воспоминаниях отмечал: «все те чудачества, о которых рассказывали в связи с посещением Захарьина, мне думается, были в значительной мере преувеличены, а иной раз просто выдуманные. Я лично могу сказать, что встречал в профессоре Захарьине серьезного, строгого, но вежливого и корректно держащегося человека. Никаких чудачеств, о которых так много рассказывали в Москве в связи с Захарьиным, повторяю, лично я не знал. Что Григорий Антонович ругался в купеческих домах, так это не диво, так как подчас никакого терпения недоставало, чтобы переносить все те нелепости, которыми была полна домашняя обстановка замоскворецких купцов». После особенно жестокого оскорбления со стороны собственных же студентов в 1896 году он ушёл в отставку. Через год после этого он скончался от инсульта. Захарьина недоброжелатели называли сребролюбцем, хотя он всю жизнь занимался благотворительностью. На его средства была построена амбулатория для крестьян в родовом селе Вига Саратовской губернии и больница «Захарьин» под Москвой; даже водопровод в Черногории (в Даниловграде); в 1876 году Захарьин снарядил за свой счёт санитарный отряд в помощь сербам; он ежегодно выделял от 2 до 10 тысяч рублей в помощь нуждающихся студентов московского университета; пожертвовал крупную сумму для Музея изящных искусств в Москве.

С 1872 года Захарьин жил в селе Куркино. Богатое семейство Захарьиных много средств выделяло на благотворительность; они участвовали в ремонте храма Владимирской иконы Божией Матери в 1892 году, на их средства была построена церковная каменная ограда; в 1899 году была церковно-приходская школа. Через два года после смерти Г. А. Захарьина, его вдова и дочь заказали известному архитектору Ф. О. Шехтелю проект семейной часовни-склепа с мозаикой распятого Спасителя, выполненной в Италии по эскизу В. М. Васнецова. В 1907—1908 годах часовня-усыпальница была построена и здесь был помещён прах известного врача.

Увековечение памяти

• 26 февраля 1982 года постановлением Совета министров РСФСР имя Г. А. Захарьина было присвоено Пензенской центральной городской больнице № 6 (ныне — Городская клиническая больница скорой медицинской помощи имени Г. А. Захарьина). В 1988 году во дворе больницы был установлен бюст врача.
• Противотуберкулезная клиническая больница № 3 им. Г. А. Захарьина (Куркинское шоссе, д. 29). Расположена недалеко от усыпальницы Г. А. Захарьина в Куркино.

Литература

• Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 91—92. — 294 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
• [бмэ.орг/index.php/ЗАХАРЬИН_Григорий_Антонович Захарьин Григорий Антонович] // Большая медицинская энциклопедия. — Т. 8. — 3-е изд. — М., 1978.
• Коростелёв Н. [www.mosjour.ru/index.php?id=1553 Григорий Антонович Захарьин] // Московский журнал. — 2003. — № 11.
• Захарьин, Григорий Антонович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Захарьин, Григорий Антонович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.mma.ru/articles/63986/?sphrase_id=1705160 Захарьин Григорий Антонович] на сайте Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50498.ln-ru Захарьин, Григорий Антонович] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Захарьин, Григорий Антонович

– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!