Захарьин, Иван Николаевич

Ива́н Никола́евич Заха́рьин (8 [20] февраля 1839, по другим сведениям 1837, Тамбов — 7 [20] октября 1906, Кисловодск) — русский писатель, драматург, очеркист, поэт.

Родился в дворянской семье Тамбовской губернии. Учился в Тамбовской гимназии, одно время состоял на военной службе, в начале 1860-х гг. несколько лет был вольнослушателем Московского университета, затем служил мировым посредником в Могилевской губернии, в конце 1870-х гг. был мировым судьей в Подольской губернии, с 1885 по 1896 управлял отделениями Крестьянского банка в Вильно (ныне — Вильнюс), Ковно, Оренбурге и Ставрополе. С 1896 в отставке с чином статского советника.

Писать начал в 1861 (корреспонденции в газетах «Московские ведомости», «День», «Голос»). В 1870—1873 член редакции «Биржевых ведомостей». В 1870-х гг. был фактическим редактором «Будильника» и «Живописного Обозрения». Часто подписывался псевдонимом И. Якунин.

Множество его стихотворений, рассказов, пьес, исторических статей и воспоминаний, появившихся преимущественно в «Историческом Вестнике», «Русской Старине» и отчасти «Вестнике Европы», собраны им в книжках: «Люди тёмные» (1889), «Грезы и песни» (4-е изд., СПб., 1896), «Тени прошлого» (1885), «Молодая пора» (1891), «Для спектаклей» (1897), «Хива» (1898), «Жизнь и служба мирового судьи» (1900), «Граф В. А. Перовский и его зимний поход в Хиву» (1901), «Кавказ и его герои» (1901), «Для народа» (1897), «Встречи и Воспоминания» (1903).

Переводил стихотворения Хафиза и Виктора Гюго.

С 1898 по 1904 Захарьин занимался разбором драгоценного архива фрейлины графини А. А. Толстой. Началом работы по извлечению ценных сведений из этого архива стала публикация в «Вестнике Европы» 1904. Исторические статьи и воспоминания Захарьина весьма интересны, хотя и не всегда следуют исторических данным.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Захарьин, Иван Николаевич

– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.