Роман Юрьевич Захарьин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Захарьин, Роман Юрьевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Роман Юрьевич Захарьин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Реконструкция внешнего облика по черепу</td></tr>

Воевода
1532, 1535
Окольничий
? — 16 февраля 1543
 
Вероисповедание: православие
Смерть: 16 февраля 1543(1543-02-16)
Место погребения: Новоспасский монастырь
Род: Захарьины (Романовы до 1613 года)
Отец: Юрий Захарьевич Кошкин-Захарьин
Мать: Ирина Ивановна Тучкова-Морозова
Супруга: Ульяна Фёдоровна
Дети: Далмат, Данила, Никита, Анна, царица Анастасия Романовна

Рома́н Ю́рьевич Заха́рьин-Ко́шкин (ум. 16 февраля 1543) — окольничий и воевода, родоначальник Романовых, сын боярина Юрия Захарьевича Кошкина. Отец первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовны Захарьиной и Никиты Захарьина — основателя династии Романовых, дед царя Фёдора Ивановича и Фёдора Никитича — патриарха Филарета.





Биография

Сведения о его жизни очень немногочисленны. По некоторым источникам он имел чин окольничего[1][К 1]. Роман упоминается в разрядах качестве воеводы в 1532 и в 1535 годах[3][4][К 2]. В дальнейшем он назначений не получал[4]. Роман умер 16 февраля 1543 года[2][К 3]. Погребён в фамильном склепе в подклете Преображенского собора Новоспасского монастыря. Исследования скелета Романа Юрьевича показали, что он имел рост 178—183 см и страдал болезнью Педжета (патологический процесс костной системы, вызванный нарушением внутрикостного обмена веществ[4]). А. Б. Широкорад считает, что именно из-за болезни после 1535 года Роман выбыл из службы[4].

По сохранившемуся черепу выполнен рисунок, восстанавливающий внешность.

От отца Роман унаследовал деревянный терем, который размещался рядом с церковью святого Георгия на Дмитровке[4].

Брак и дети

Роман был женат по некоторым предположениям дважды (имя его первой жены неизвестно, либо она не существовала). Мать его дочери — будущей царицы, звалась Иулиания (Ульяна) Федоровна, в иночестве Анастасия (в родословцах её фамилия не указывается). Была ли Ульяна матерью всех пяти известных его детей, неясно — по некоторым предположениям, только последней Анастасии[5]. Дети:

Напишите отзыв о статье "Роман Юрьевич Захарьин"

Комментарии

  1. С. Б. Веселовский пишет, что Роман в думу не попал[2]
  2. С. Б. Веселовский указывает 1531/1532 и 1536/1537 года[2].
  3. А. Б. Широкорад приводит дату 10 февраля[4].

Примечания

  1. Пчёлов Е. В. Романовы. История династии. — С. 18.
  2. 1 2 3 Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — С. 153.
  3. Зимин А. А.. Формирование боярской аристократии в России. — С. 187.
  4. 1 2 3 4 5 6 Широкорад А. Б. Путь к трону. — С. 64.
  5. История родов русского дворянства. — Т. 1. — С. 24.
  6. Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — С. 154.
  7. Широкорад А. Б. Путь к трону. — С. 65.

Литература

Отрывок, характеризующий Роман Юрьевич Захарьин

– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.