Захват Менорки (1798)
| Захват Менорки | |||
| Основной конфликт: Французские революционные войны | |||
 Карта Балеарских островов, Менорка на востоке | |||
| Дата |
7 — 15 ноября 1798 года | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Менорка оккупирована англичанами до 1802 года | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Захват острова Менорка — боевой эпизод времен Революционных войн, состоявшийся в ноябре 1798 года, в ходе которого британская эскадра воспользовавшись тем, что большая часть испанского флота была заперта в своих портах, захватила испанский остров Менорка, из числа Балеарских островов. Крупные силы под командованием генерала Чарлза Стюарта высадились на остров и практически без кровопролития за восемь дней вынудили его испанский гарнизон сдаться. Англичане занимали остров в течение четырёх лет, используя его в качестве основной военно-морской базы, пока остров не был передан обратно Испании после заключения Амьенского мира в 1802 году. И хотя мирный договор просуществовал недолго, Англия больше не предпринимала попыток вновь захватить Менорку.
Предыстория
Первоначально остров принадлежал Испании, но 1708 году, во время Войны за испанское наследство, Менорка была оккупирована англичанами и стала владением Великобритании согласно условиям Утрехтского мирного договора (1713 год). Британцы сохраняли свои владения до 1783 года, когда остров был возвращен Испании после заключения Парижского мира (1783 год). Во время английского господства остров использовался как военно-морская база, но оказался довольно уязвимым для захвата испанскими или французскими силами, как показал пример двух осад в 1756 и 1781 годах.
Хотя Великобритания и Испания первоначально вступили в французские войны как союзники, в 1796 году Испания перешла на сторону Франции и вступила в войну с Англией.[3] Британцы пытались установить контроль над Средиземным морем, но столкнулись с отсутствием подходящих морских баз. После провала установления британского присутствия в Корсике, англичане переключились на другие цели, такие как Менорка, Мальта и Эльба. После того, как французский средиземноморский флот был уничтожен при Абукире, граф Сент-Винсент был полон решимости восстановить британскую гегемонию в Средиземноморье.
Чтобы достигнуть своей цели, его флот нуждался в наличии хорошо защищенной глубоководной гавани, которая не могла быть атакована со стороны суши. Лучшей островной гаванью в Западном Средиземноморье был Порт-Маон на Менорке, где находилась большая современная верфь, включающая пристань для килевания судов, вместительные склады и специально построенный морской госпиталь. В конце октября Сент-Винсент решил послать экспедицию для захвата Менорки, которая отбыла 19 октября 1798 года. Экспедиционные силы прибыли к острову 7 ноября.
Захват острова
7 ноября к берегам Менорки подошла эскадра под командованием коммодора Джона Томаса Дакворта. Эта эскадра включала в себя: два 74-пушечных линейных корабля третьего ранга (Leviathan и Centaur), два 44-пушечных корабля пятого ранга (Argo и Dolphin), 28-пушечный фрегат Aurora, 20-пушечный шлюп Cormorant, 16-пушечный шлюп Peterel, а также несколько вооруженных «купцов» и транспортные суда.[4] На судах британской эскадры плыли 3528 солдат, 153 офицеров и 600 швейцарцев — отряд под командованием генерала Чарльза Стюарта.[5] Первоначально англичане планировали высадиться в районе деревни Форнельс. Но сильный ветер, дующий со стороны залива, вынудил англичан отправить транспорты в сопровождении Argo, Aurora и Cormorant к находящемуся неподалеку ручью Аддай. Два линейных корабля остались возле залива Форнельс, чтобы отвлечь внимание противника. Когда транспорты подошли к устью ручья Аддай, по ним открыла огонь испанская батарея из восьми 12-фунтовых орудий, но когда к батарее приблизились Argo и его его товарищи, испанцы взорвали батарею и сбежали.[1] После этого транспорты смогли свободно пристать к берегу и в 11 часов высадили один батальон солдат, без малейшего сопротивления. Солдаты сразу завладели соседней высотой, и, при огневой поддержке трех судов прикрытия, отогнали две дивизии испанских войск, которые наступали, чтобы восстановить контроль над батареей. К 6 часам вечера все войска, вместе с восемью 6-фунтовыми полевыми орудиями и двумя гаубицами выгрузились на берег.[1] Следующие два дня английские войска продолжали двигаться вглубь острова. 9 ноября отряд в 300 человек под командованием полковника Пейджа, вступил в Маон и вынудил Форт-Чарльз сдаться, что открыло англичанам доступ в гавань. Туда, как в более безопасное место, отправились Aurora, Cormorant и транспорты.
Поздно вечером 11 ноября коммодор Дакворт, который перенес свой вымпел обратно на Leviathan, а затем стоял на якоре в Форнельсе, получил информацию что четыре корабля «предположительно линейные» были замечены между островами Менорка и Майорка. Коммодор сразу же вышел в море на Leviathan в сопровождении Centaur, Argo, и нескольких вооруженных «купцов» и направился к Сьюдадела. На рассвете 13 ноября на расстоянии восьми или девяти миль к юго-востоку от Сиудаделы, были замечены пять кораблей.[2] Немедленно началось преследование. Неизвестные суда оказались четырьмя испанскими фрегатами — Flora, Casilda, Proserpine и Pomona, идущими из Барселоны в Маон. За день до этого, 12 ноября, испанцам удалось захватить британский шлюп Peterel и теперь они буксировали его на Майорку. Peterel был отбит Argo, но испанским фрегатам удалось уйти от погони.[2]
Вернувшись 16 ноября со своей эскадрой к Сиудаделе, Дакворт узнал, что город был взят Стюартом 14 ноября, а 15 числа капитулировал и весь остров. В плен сдались по разным оценкам от 3 до 4 тысяч солдат.[6] Добычей англичан стали большие запасы материалов и оружия. На стапелях Маона находился недостроенный бриг, который позже был закончен англичанами и получил название Port-Mahon. В руки британцев попали также несколько канонерских лодок и три торговых судна.[6]
Последствия
За операцию по захвату острова Джон Томас Дакворт был представлен Сент-Винсентом к титулу баронета, но не получил никакой награды.[6] Генерал Чарльз Стюарт был награждён орденом Бани и стал первым губернатором Менорки. По состоянию здоровья в середине 1799 года он вернулся в Англию.[5] Его преемником на посту губернатора стал генерал Сент-Клер Эрскин. Он проявил большой интерес к укреплению обороны и потому просил адмирала Горацио Нельсона прислать корабли для защиты. Нельсон прислал контр-адмирала Томаса Дакворта с шестью линейными кораблями, а 12 октября 1799 года сам посетил остров. Он попросил выделить ему 2000 солдат, чтобы выгнать французов с Мальты, но получив отказ покинул остров 18 числа.[5] Последним британским губернатором Менорки был генерал Генри Фокс, который после был назначен главнокомандующим британскими вооруженными силами в Средиземноморье и перенес свою штаб-квартиру на остров Мальта.
Согласно Амьенскому миру, заключенному в 1802 году, Менорка должна была быть возвращена Испании. Возвращение Менорки и других средиземноморских баз встретило ожесточенное сопротивление многих английских офицеров, в том числе Горацио Нельсона, которые выступил в палате лордов против этого решения.[7] Несмотря на эти протесты Договор был заключен, и британский коммандер Ричард Бикертон руководил британской эвакуацией.[8] Вскоре вновь началась война, но британцы больше не предпринимали попыток захватить Менорку.
Напишите отзыв о статье "Захват Менорки (1798)"
Ссылки
Литература
- Robert Harvey. = Cochrane: The Life and Exploits of a Fighting Captain. — Constable & Robinson, 2000.
- Roger Knight. = The Pursuit of Victory: The Life and Achievements of Horatio Nelson. — New York, USA: Basic Books, 2005. — ISBN 978-0-465-03764-3.
- William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_II/Contents.html ] = The Naval History of Great Britain, Volume 2, 1797–1799. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.
- William Laird Clowes. = The Royal Navy, A History from the Earliest Times to 1900, Volume IV. — Abacus, 1997 [1900]. — ISBN 1-86176-013-2.
- [www.artehistoria.jcyl.es/v2/contextos/8921.htm La recuperación de Menorca] История Испании (исп.)
Отрывок, характеризующий Захват Менорки (1798)
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
