Захват Сокотры португальцами

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Захват Сокотры португальцами — оккупация острова Сокотра португальцами с января 1507 года до 1511 года с целью перехватить у арабских мореходов монополию на поставку в Европу драгоценных пряностей.





Предистория

В 1502 году Васко да Гама во главе флотилии из 20 кораблей вновь направился в Индию. К этому моменту о Сокотре в Лиссабоне уже знали. По утверждению португальского историка, капитан одного из судов, сбившись с курса в 1503 году зимовал на Сокотре, и через три месяца отправился догонять флотилию в Индию. Остров был удобен для остановки кораблей.[1]

В 1505 году Мануэл I учредил титул вице-короля Индии и возложил управление восточными колониями на Франсишку ди Алмейду. Первостепенной задачей Алмейды был перехват у арабских мореходов монополии на поставку в Европу драгоценных пряностей, а также военная поддержка новообретённых союзников португальцев в Индийском океане. Большую роль в разработке и осуществлении этих целей сыграл архитектор Афонсу ди Албукерки.

Оккупация Сокотры

Португальский король Мануэл I (1496—1521) приказал занять остров Сокотра, построить на нём каменную крепость и городок из дерева, которое европейцы предусмотрительно привезли с собой. Король также повелел послать на Сокотру монахов-францисканцев для основания монастыря и «проповедей среди местного населения, так как известно, что на этом острове побывал Святой Фома, направляясь в Индию, после чего на острове осталось много христиан».[1]

5 апреля 1506 года португальский адмирал Тристан да Кунья во главе эскадры из 14 кораблей отчалил из гавани Лиссабона, взяв курс на Индию. На следующий день за ним последовало ещё 6 кораблей, ведомых его помощником Альфонсу д’Альбукерки. Не заходя по дороге ни в одну из земель в январе 1507 году они наконец-то бросили якорь в порту Сук (Сокотра). Корабли отсалютовали острову артиллерией, так как считали, что его населяют христиане. Выстроенный арабами форт, махрийский форт, оказался для европейцев неприятным сюрпризом. Все попытки договориться с шейхом аль-Хадж Ибрахимом, сыном султана Киша, «храбрым и неустрашимым воином», потерпели неудачу. Вооружённые пиками, саблями, луками и камнями 130 арабских воинов заняли оборону.[1]

Тогда адмирал Тристан да Кунья, положившись на Бога и на малочисленность гарнизона, решил атаковать форт. Высадка на берег предстояла быть трудной, так как море постоянно штормило, а берег не давал прикрытия. Алфонсу д'Альбукерки сам лично произвёл разведку. Подплывая на маленькой лодке к берегу, он заметил, что море почти успокоилось и можно начать высадку на берег. Однако, увидев лодки, из форта вышел арабский шейх с сотней воинов, направившись к частоколу, который они возвели ночью, дабы помешать высадке десанта. Португальцы решили начать сражение немедленно. Шейх заметил их манёвр, и отправил часть людей в крепость, а сам, с оставшимися, решил преградить путь врагу. Махрийский правитель Сокотры ат-Таваари аз-Зувейди в короткой схватке был убит. Арабские воины, увидев это, отступили за крепостные стены. Португальцы, используя пушку и огнестрельное оружие, нанесли врагу ощутимый урон. Арабы закрылись в форте, начав сбрасывать на атакующих камни, обстреливая португальцев из луков. Одним из камней даже ранили командира Алфонсу д'Альбукерки, но штурм продолжался. В ход пошли верёвочные лестницы. В упорной схватке на стенах и башнях форта многие из атакующих погибли. Однако силы были не равны.[1]

Оставшиеся в живых 25 арабов, укрылись в главной башне, и долгое время отстреливались. Позже крепость всё же была захвачена, но сражение оказалось непредвиденно тяжёлым. 7 португальцев были убиты, 50 ранены. Арабы потеряли убитыми 80 человек, остальные отступили в горы. Согласно данным да Косита, «лишь один мавр попал в плен, он был отличным лоцманом, хорошо знавшим аравийский берег, и впоследствии он оказался весьма полезен на службе у Алфонсу д'Альбукерки».[1]

Португальцы объяснили местному населению, что их прислал король, дабы защитить остров от произвола арабов. С местным населением был заключён мирный договор. Колонизаторы отремонтировали крепость, назвав её фортом Св. Михаила. Восстановив одну из церквей, церковь Богоматери Победы, и оставив в крепости гарнизон из 100 человек, они уплыли в Индию.[1]

  • Май 1507. Афонсу д’Альбукерки руководит карательной акцией против мятежных островитян, симпатизирующих махрийцам и досаждающих португальскому гарнизону. Местные жители обложены контрибуцией.
  • В августе 1507 г. Афонсу де Албукерки высадился на острове Сокотра и основал там португальский форт, в силу удачного расположения способный парализовать всю арабскую морскую торговлю. После этого португальцы и Афонсу де Албукерки отправились на завоевания в сторону Ормузского пролива и Индии. Жуан да Нова принимал участие в португальском захвате Сокотры в августе 1507. К его удивлению, он был назначен остаться на Сокотре для патрулирования Красного моря отрядом из шести судов под командованием Д.Афонсу де Альбукерке, а не продолжать путь с Кунья в Индию.
  • В последующее время португальские корабли почти всегда вставали на рейд у берегов Сокотры, но гарнизон на острове быстро угасал. Разбитые махрийцы вовсе не собирались уходить с Сокотры навсегда, да и местное население всё же больше тяготело к арабам.[1]
  • 1510—1511 годы. Махрийцы, под предводительством Хамиса и Амра, сыновей Саада бен аз-Зувейди, атакуют португальцев на Сокотре.
  • 1511 год. В Лиссабон поступали тревожные известия. В 1511 году португальский король принял решение гарнизон Сокотры эвакуировать, а также вывести с острова всех местных христиан.[1] Португальцы покидают Сокотру, так как толку от военной базы на Сокотре было мало. Власть над островом вновь переходит к султанам Махры.

Последующие действия

В 1513-1515 годах была португальцы несколько раз пытались захватить Аден и достичь преимущества в Красном море, но безуспешно.

  • 1513 год — Толку от военной базы на Сокотре было мало, а на взятие ближайшего города на аравийском берегу, Адена, португальцам не хватало людей. Пополнив ряды своей армии индийскими добровольцами, Албукерки всё-таки отплыл в сторону Адена, но при попытке взять его с боя в 1513 году потерпел неудачу. Даже в эпоху португальцев Аден был ещё в таком цветущем состоянии и так укреплён, что сам Албукерки со своим флотом в 1513 году должен был отказаться от его завоевания.

Напишите отзыв о статье "Захват Сокотры португальцами"

Литература

  • Густерин П. Йеменская Республика и её города. — М.: Международные отношения, 2006.
  • В.В. Наумкин «Острова архипелага Сокотра»

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.tourblogger.ru/blog/poslednii-sultan-sokotry.html TBG >> Последний султан Сокотры.]

Отрывок, характеризующий Захват Сокотры португальцами

Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.