Защитный арест

Защитный арест (нем. Schutzhaft) — эвфемизм для обозначения существовавшей в нацистской Германии практики ареста без суда и следствия противников режима, идеологических врагов и других неугодных персон и заключения их в концентрационные лагеря. С введением «защитных арестов» начался процесс постепенного фактического упразднения судебной системы Германии и полной передачи абсолютной власти в руки гестапо и СС.

Цели защитного ареста

Инструмент «защитных арестов» явился следствием указа рейхспрезидента Германской империи «О защите народа и государства» от 28 февраля 1933 года и предполагал якобы временную меру — защиту арестованного от народного гнева и расправы над ним или защиту государственной безопасности путём помещения арестованного в особое закрытое поселение — концентрационный лагерь. На самом деле «защитные аресты» использовались для массовой изоляции неугодных режиму лиц.

«Защитный арест» также имел важное значение в качестве дополнения к системе уголовного права Третьего рейха. Он выполнял роль превентивного заключения в тех случаях, когда суд выносил оправдательный приговор или когда человек отбывал заключение и выходил на свободу, однако он представлялся в глазах государственных органов политически неблагонадёжным или должен был быть изолирован от общества по некоторым другим причинам. Такие люди помещались гестапо или крипо под «защитный арест» и направлялись в концентрационные лагеря. Такому аресту подвергались и лица, против которых нельзя было применить уголовное право.

Арестованные

Поначалу «защитным арестам» подвергались члены левых политических организаций (прежде всего КПГ и СДПГ), а также другие лица, не вписывающиеся в систему мировоззрений Третьего рейха, в том числе и некоторые религиозные группы и конфессии (например, Свидетели Иеговы). Далее защитным арестам подвергались представители национальных меньшинств, не соответствующие воззрениям расовой гигиены нацистского режима (евреи, рома, синти и другие).

В качестве «асоциальных элементов» под «защитный арест» могли помещаться алкоголики, проститутки, тунеядцы, нищие, бродяги и бездомные. Под арест брались и гомосексуальные мужчины, в том числе и уже отбывшие заключение по § 175 за «противоестественный блуд». Все они в любой момент могли быть без суда и следствия помещены в концентрационный лагерь «для защиты».

Уже к концу июля 1933 года под защитным арестом по всей Германии находилось более 26 тысяч человек. С началом Второй мировой войны находящиеся под защитным арестом более уже не выпускались на свободу.

См. также

• Заключение под стражу как мера пресечения в уголовно-процессуальном законодательстве.

Литература

• Martin Broszat: Nationalsozialistische Konzentrationslager 1933—1945. In: Anatomie des SS-Staates. Band 2. ISBN 3-423-02916-1 (grundlegend).
• Lothar Gruchmann: Justiz im Dritten Reich. 1933—1940. 3 Auflage. 2001, ISBN 3-486-53833-0, S. 353—362, 521—658.
• Alexander Sperk: Schutzhaft und Justiz im «Dritten Reich» auf dem Gebiet des heutigen Landes Sachsen-Anhalt. In: Justiz im Nationalsozialismus. Über Verbrechen im Namen des Deutschen Volkes — Sachsen-Anhalt. Magdeburg 2008, ISBN 978-3-9812681-1-9, S. 16-27 (Begleitband zur Wanderausstellung).
• Ralph Angermund: Deutsche Richterschaft 1919—1945. 1990, ISBN 3-596-10238-3.

Ссылки

• [www.dhm.de/lemo/html/nazi/innenpolitik/schutzhaft/index.html Die «Schutzhaft»]  (нем.)
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Защитный арест

Отрывок, характеризующий Защитный арест

– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.