За пределами временного барьера
| За пределами временного барьера | |
| Beyond the Time Barrier | |
 | |
| Жанр |
Научно-фантастический фильм |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Артур С. Пирс |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Мередит М. Николсон |
| Композитор |
Даррелл Колкер |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
75 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«За пределами временного барьера» (англ. Beyond the Time Barrier) — американский научно-фантастический фильм режиссёра Эдгара Г. Ульмера, вышедший на экраны в 1960 году.
Фильм рассказывает об американском лётчике-испытателе, который, преодолев во время полёта временной барьер, оказывается в постапокалиптическом мире будущего, на который бедственное воздействие оказали испытания ядерного оружия.
Как отметил кинокритик Майк Грост, фильм делался в атмосфере Холодной войны, и очевидно, что «снимался до заключения Договора о частичном запрещении испытаний ядерного оружия, который был подписан в 1963 году»[1].
По словам кинокритика Ричарда Шейба, «этот фильм категории В был сделан очень быстро, чтобы воспользоваться в качестве рекламы успешным прокатом значительно более дорогостоящего фильма Джорджа Пала „Машина времени“ (1960)»[2].
Содержание
Сюжет
В 1960 году лётчик-испытатель ВВС США майор Уильям Эллисон (Роберт Кларк) получает задание совершить первый тестовый полёт на сверхсовременном самолёте Х80, который достигает скорости 5000 миль в час и поднимается на высоту более чем в 100 миль над поверхностью Земли, выходя на уровень суборбитального космического полёта. Полёт первоначально проходит гладко, и как Эллисон, так и его командир, полковник Мартин (Кен Нокс), с удовлетворением констатируют, что Х80 в полёте достиг скорости 6000 миль в час. Поднявшись на космическую высоту, Эллисон не замечает, как самолёт Х80 преодолевает временной барьер. Эллисон теряет связь с авиабазой, но тем не менее возвращается и нормально совершает посадку, с удивлением обнаруживая, что база опустела и находится в заброшенном состоянии. Эллисон выходит из самолёта и обследует пустые, полуразрушенные здания авиабазы, после чего видит, что и близлежащий город также стал мёртвым, а рядом с ним высится странный светящийся обелиск в окружении загадочных футуристических структур.
Эллисон направляется к обелиску, не подозревая, что за ним наблюдают находящиеся внутри люди. Приблизившись к зданию, Эллисон получает удар невидимым лучом и теряет сознание. Вскоре он приходит в себя и обнаруживает, что помещен в стеклянную трубу, расположенную в одном из помещений огромной подземной Цитадели. Эллисон представляется и просит освободить его и объяснить, где он находится. Вместо ответа Капитан (Бойд Морган) препровождает его по помещениям цитадели к пожилому человеку, которого именует Суприм, верховному правителю Цитадели (Владимир Соколофф). Суприм представляет Эллисона своей внучке, молодой красавице Трирене (Дарлин Томпкинс) и объясняет, что она глухонемая, как и все живущие здесь люди, кроме него и Капитана. При этом у Трирены развились экстрасенсорные способности, и она может читать чужие мысли.
Капитан начинает допрос Эллисона, пытаясь выяснить его личность и цель визита, предполагая, что он шпион некой враждебной силы. Не веря утверждениям Эллисона, что он является лётчиком-испытателем ВВС США, Капитан бросает его в тюремный застенок, где содержится группа недоразвитых, агрессивных, лысых человекоподобных мутантов, один из которых набрасывается на Эллисона, но американский лётчик легко с ним справляется. Капитан докладывает Суприму, что, по его мнению, Эллисон является вражеским шпионом, но Трирена даёт понять, что Эллисон рассказал им правду. Суприм решает освободить Эллисона, и заметив, что Трирена проявила к нему интерес, в том числе, как к привлекательному мужчине, позволяет ей провести для него экскурсию по Цитадели.
Во время экскурсии Эллисон просит Трирену объяснить ему, что происходит вокруг. Трирена показывает Эллисону несколько фотографий былой жизни на Земле, а также фотографий своих родственников, давая понять, что «Великая чума» вынудила людей перебраться под Землю. Изучив фотографии и газетные вырезки, Эллисон просит Трирену организовать ему встречу с учёным Карлом Крузе, который находится в Цитадели на положении пленного, но при этом руководит научной лабораторией. Трирена на скоростном лифте поднимается месте с Эллисоном в большую лабораторию, где американский пилот знакомится с Крузе (Стивен Бекасси) и его коллегами — доктором Боурманом (Джон ван Дрилин) и красивой женщиной, майором Марковой (Арианна Ульмер), которые также прибыли из другого времени. Крузе с большим интересом относится к словам Эллисона о том, что его полёт состоялся в 1960 году, но Эллисон по-прежнему ничего не может понять. Когда Маркова подмечает, что Трирена проявляет личный интерес к Эллисону, смущённая девушка выбегает из лаборатории.
Крузе и Боурман предупреждают Эллисона, что Капитан безжалостен, и, заблокировав на некоторое время аппаратуру слежения за лабораторией, объясняют Эллисону, что сейчас на Земле идёт 2024 год. Далее Крузе рассказывает, что в 1971 году Землю охватила принесённая из космоса страшная эпидемия. На вопрос Эллисона, была ли причиной эпидемии ядерная война, Боурман объясняет, что ядерной войны не было. Однако после многочисленных испытаний ядерного оружия в различных частях планеты существенным образом была повреждена стратосфера, что лишило Землю защиты от космической радиации. В результате на поверхность планеты стали проникать вредоносные космические лучи, которые постепенно, но неотвратимо стали превращать людей в глухонемых, стерильных мутантов. Далее Боурман говорит, что к тому времени люди уже создали технологии, позволяющие совершать космические полёты, и к 1973 году вся здоровая часть населения была эвакуирована на другие планеты, а те, кого поразила болезнь, переселились в подземную Цитадель. Отказавшиеся перебраться под Землю были оставлены на поверхности планеты, и через некоторое время превратились в мутантов, с которыми Эллисон столкнулся в тюремном застенке. Хотя тем, кто живёт под землей, удалось приостановить воздействие болезни, тем не менее, все они, кроме Трирены, стерильны, и обречены на вымирание. Крузе поясняет, что все трое учёных, также как и Эллисон, в своё время случайно преодолели временной барьер при проведении испытаний межпланетных космических кораблей, но это случилось в начале 1970-х годов. После рассказа Эллисона о том, что с ним произошло, учёных очень заинтересовал тот факт, что его самолёт в полностью рабочем состоянии стоит на авиабазе.
Разговор прерывает вошедший Капитан, который требует сообщить ему, о чём учёные говорили с Эллисоном. Учёные уходят от ответа, а Маркова замечает, что с Эллисоном ему стоит обходиться хорошо, так как, видимо, Трирена выбрала его для себя. Капитан признаёт, что все люди в Цитадели больны, но просит Эллисона не причинять несчастья Трирене, которая является их единственной надеждой на продолжение рода. Эллисон находит Трирену и признаётся ей в том, что он к ней не равнодушен.
Возвращаясь в свою комнату, Эллисон сталкивается с Марковой, которая говорит ему, что он должен вернуться в своё время, чтобы предотвратить возникновение чумы. Тем временем в лаборатории учёные решают, каким образом повторить эффект преодоления временного барьера, что позволило бы Эллисону вернуться в своё время. Крузе говорит, что существует сеть подземных туннелей, по которым можно пройти из Цитадели на авиабазу, но к картам имеют доступ только Суприм и Капитан. Трирена быстро передаёт Эллисону необходимую информацию, но приходит в отчаяние, узнав о том, что он намеревается улететь и покинуть её. Тем временем Капитан докладывает Суприму, что учёные готовят побег Эллисона, и спрашивает, можно ли его уговорить остаться с Триреной. Капитан приводит Эллисона к Суприму, обвиняя его в том, что он планирует уничтожить их, но Суприм в свою очередь умоляет пилота остаться с Триреной. Тем временем Маркова убивает охранника и выпускает на свободу мутантов, рассчитывая использовать возникший беспорядок, чтобы дать возможность Эллисону убежать и подготовить свой полёт.
Когда Эллисон настаивает на том, чтобы взять Трирену с собой, Маркова говорит, что это невозможно. Она заявляет, что сама собирается полететь вместе с ним и вернуться в 1973 год, где её знание о будущем даст ей огромную власть. Эллисон приходит в шок от планов Марковой, а Крузе, услышав её слова, убивает её. Крузе и Боурман направляются с Эллисоном на поиски Трирены. Когда они находят девушку, Боурман неожиданно бьёт Крузе, в результате чего тот теряет сознание. Боурман объясняет, что Крузе хотел улететь на самолёте вместо Эллисона, но Трирена даёт Эллисону понять, что Боурман его обманывает, и Эллсион набрасывается на него. В ходе начавшейся потасовки Трирена погибает от шальной пули. Расправившись с Боурманом, Эллисон переносит тело Трирены к Суприму и клянётся ему, что вернётся в своё время и оттуда спасёт их. Суприм передаёт Эллисону кольцо Трирены как знак доверия и проводит его по тоннелю.
Эллисон садится в свой самолёт, и, используя расчёты учёных, взлетает и повторяет в обратном порядке преодоление временного барьера, возвращаясь на свою авиабазу в 1960 год. Полковник Мартин и офицеры на базе с удивлением видят, что Эллисон превратился в глубокого старика, и выслушивают его рассказ. Проверив его информацию, они выясняют, что Крузе, Боурман и Маркова действительно существуют, и в настоящее время являются студентами именно в тех областях, которые назвал Эллисон. После этого Мартин приглашает представителей правительства, которые приходят к заключению, что им надо принять очень важные решения в отношении общего будущего человечества.
В ролях
- Роберт Кларк — Майор Уильям Эллисон
- Дарлин Томпкинс — Принцесса Трирена
- Владимир Соколофф — Суприм
- Бойд Морган — Капитан
- Стивен Бекасси — Генерал Карл Крузе
- Арианна Ульмер — Капитан Маркова
- Джон ван Дрилин — доктор Боурман
- Кен Нокс — Полковник Марти Мартин
Создание фильма
Актёр Роберт Кларк на протяжении 1950-х годов был одним из самых востребованных актёров научно-фантастического кино, сыграв в таких фильмах, как «Пришелец с планеты X» (1951), «Пленницы» (1952), «Невероятно окаменевший мир» (1957), «Поразительная бестия» (1957) и «Отвратительный демон с Солнца» (1959). На последнем фильме он был также автором сценария, режиссёром и продюсером[3]. В 1959 году Кларк решил выступить в качестве продюсера и исполнителя главной роли фантастического фильма о путешествии во времени.
На должность режиссёра Кларк пригласил Эдгара Г. Ульмера, с которым имел опыт совместной работы на фильме «Пришелец с планеты X». «К 1960 году Ульмер имел небольшой культовый статус благодаря постановке фильма ужасов „Чёрный кот“ (1934) и фильма нуар „Объезд“ (1944). Однако по большей части творчество Ульмера оставалось недооценённым и часто заслуживало большего признания критики. Он сделал несколько жанровых фильмов категории В, включая „Пришелец с планеты Х“ (1951), „Дочь доктора Джекилла“ (1957) и „Атлантида“ (1961)»[2]. Одновременно с этим фильмом и «в тех же самых декорациях Ульмер снял ещё один дешёвый фильм о человеке-невидимке „Поразительный прозрачный человек“ (1960), и как говорилось, оба фильма вместе были сделаны за общий срок в две недели»[2]. В работе над фильмом участвовали жена Ульмера Ширли в качестве редактора сценария, и их дочь Арианна, которая сыграла роль майора Марковой.
Поскольку Кларк получил финансирование из Техаса, его спонсоры настаивали на том, чтобы съёмки проводились в этом штате[4]. Основные съёмки Ульмер проводил на территории развлекательно-образовательного комплекса Фэйр-парк в Далласе, построенном в 1936 году для Всемирной выставки, посвященной 100-летию обретения штатом Техас независимости от Мексики, используя некоторые из оставшихся после выставки футуристических объектов[2]. Кларк также договорился с ВВС США и Национальной воздушной гвардией штата Техас о проведении съёмок на базе ВВС Карсуэлл в Форт-Ворте и на заброшенной в то время Военно-воздушной базе корпуса морской пехоты Игл Маунтин Лейк[5], а также о съёмках испытательных полётов истребителя F-102.
Художник фильма Эрнст Фегт разработал треугольный мотив для создания футуристических декораций Цитадели, которые были размещены в одном из пустых выставочных залов Фэйр-парка. «Здания будущего построены из блоков и отверстий треугольной формы, которые, возможно создавались под влиянием геодезических куполов Бакминстера Фуллера»[1]. Шейб подчёркивает, что сцена в застенке с мутантами носит стилизованный и экспрессионистский характер — камера полна энергичными, резкими остроуголными решётчатыми структурами, отбрасывающими резкие тени… как будто она взята из «Метрополиса» (1927)"[2].
Место фильма в ряду научно-фантастических картин своего времени
Грост указывает, что до выхода на экраны научно-фантастического телесериала «Стар Трек» в 1966 году «сравнительно немного фильмов показывало Землю отделённого будущего, или какую-либо иную планету с продвинутой цивилизацией. Все эти фильмы стали в той или иной степени культовыми, среди них „Аэлита“ (1924) Якова Протазанова, „Метрополис“ (1927) Фрица Ланга, „Только представь“ (1930) Дэвида Батлера, „Призрачная империя“ (1935) Отто Броуера и Б.Ривса Изона, „Облик грядущего“ (1936) Уильяма Камерона Мензиса, „Этот остров Земля“ (1955) Джозефа Ньюмана и „Забытая планета“ (1956) Фреда Уилкокса»[1]. Шриб отмечает, что «тема летчика/астронавта, который переносится в будущее, где вынужден защищать сохранившихся генетически чистых людей от орд мутантов среди руин цивилизации была стабильной темой научно-фантастических фильмов категории В предыдущего десятилетия таких, как „Пленницы“ (1952), „Мир без конца“ (1956) и позднее „Путешественники во времени“ (1964)»[2]. Грост подчёриквает, что этот фильм имеет наиболее значительное сходство с научно-фантастической картиной «Мир без конца» (1956) Эдварда Берндса. «В частности, действие обоих фильмов происходит на Земле, где люди пытаются преодолеть последствия катастрофы (в „Мире без конца“ — это ядерная война), в обоих фильмах в качестве гостей присутствуют люди из ХХ века и в обоих фильмах демонстрируются футуристические строения с необычной геометрической архитектурой»[1].
Оценка фильма критиками
Кинокритик Деннис Шварц назвал картину «дешёвым фильмом» с «картонными декорациями, плоской актёрской игрой и примитивной историей»[6]. Кинокритик Ричард Шейб назвал фильм «в основном шаблонным»[2]. В качестве причин, которые не позволили Ульмеру сделать фильм художественно более сильным, критики называют отсутствие должного финансирования и слишком короткие сроки проведения съёмок. Так, Шейб отмечает: «Видно, что Ульмер работает в рамках слишком сжатого графика, что не позволяет ему в полной мере продемонстрировать свой визуальный вкус, хотя определённая фантазия заметна»[2]. Хэл Эриксон отмечает, что фильм «предпринимает серьёзные усилия, чтобы добиться успеха, но, в конце концов, терпит поражение по причине практически нулевого бюджета»[7].
К достоинствам фильма Шейб относит декорации. В частности, «с большой изобретательностью Ульмер смог использовать несколько раз одни и те же пирамидальные структуры и низкие потолки, бесконечно реорганизуя их для достижения умеренно впечатляющих результатов на болезненно низком бюджете. В остальном же эффекты выглядят дёшево — единственная врезанная в кадр картина города будущего выглядит статичной и неубедительной»[2].
Наряду с этим, Шварц отмечает, что «Ульмер выбрасывает достаточно идей, чтобы заинтересовать (зрителя) этой слабенькой историей и не обращать внимания на убогую производственную базу и все те концы истории, которые так и не связываются друг с другом»[6]. Резюмируя, Шварц также отмечает, что редко какой «голливудский режиссёр при работе на столь малом бюджете способен будет достичь результатов, которых добивается Ульмер от своих фильмов в плане качества и художественного подхода»[6].
Напишите отзыв о статье "За пределами временного барьера"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Michael E. Grost. Рецензия на mikegrost.com/ulmer.htm#Barrier
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Richard Scheib. Рецензия на moria.co.nz/sciencefiction/beyondthetimebarrier.htm
- ↑ [www.imdb.com/filmosearch?role=nm0164967&page=1&sort=user_rating,desc&title_type=movie&explore=title_type&ref_=asrtt_ref_typ Highest Rated Feature Film Titles with Robert Clarke - IMDb]
- ↑ Weaver, Tom, Brunas, John & Michael. Interviews with B Science Fiction Movie Makers. McFarland, 2006, p.89
- ↑ [www.airfields-freeman.com/TX/Airfields_TX_FtWorth_NW.htm Abandoned & Little-Known Airfields: Texas - Northwestern Fort Worth area]
- ↑ 1 2 3 Dennis Schwartz. Рецензия на homepages.sover.net/~ozus/beyondthetimebarrier.htm
- ↑ [www.allmovie.com/movie/beyond-the-time-barrier-v5298 Beyond the Time Barrier (1960) - Trailers, Reviews, Synopsis, Showtimes and Cast - AllMovie]
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt0053651/ За пределами временного барьера] на сайте IMDB
- [www.allmovie.com/movie/beyond-the-time-barrier-v5298 За пределами временного барьера] на сайте Allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/beyond_the_time_barrier/ За пределами временного барьера] на сайте Rotten Tomatoes
- [www.tcm.com/tcmdb/title/68588/Beyond-the-Time-Barrier/ За пределами временного барьера] на сайте Turner Classic Movies
- [www.youtube.com/watch?v=jx-CpkejXBM За пределами временного барьера] на сайте YouTube
Отрывок, характеризующий За пределами временного барьера
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
