За спичками (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
За спичками
Tulitikkuja lainaamassa
Жанр

комедия

Режиссёр

Леонид Гайдай,
Ристо Орко

Автор
сценария

Леонид Гайдай,
Т. Вилппонен,
В. Бахнов,
Ристо Орко

В главных
ролях

Евгений Леонов
Вячеслав Невинный

Оператор

Сергей Полуянов

Композитор

Александр Зацепин

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм».
Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов
Suomi-Filmi

Длительность

100 мин.

Страна

СССР СССР
Финляндия Финляндия

Язык

финский, русский

Год

1980

IMDb

ID 0081796

К:Фильмы 1980 года

«За спичками» (фин. Tulitikkuja lainaamassa) — экранизация одноимённой повести Майю Лассила. Существует в двух версиях: на финском языке и русском, причём это относится и к песням, звучащим в фильме. Версия, смонтированная Орко, отличается большей продолжительностью, в версии Гайдая отсутствует несколько сцен. Премьера в Хельсинки состоялась в марте 1980 года, а в Москве — 22 сентября того же года.

Ранее повесть была экранизирована в Финляндии в 1938 году.





Сюжет

Антти Ихалайнен счастливо жил на хуторе, в общине Липери, со своей женой Анной-Лизой. Однажды, когда в доме Ихалайненов кончились спички и нечем было развести огонь для приготовления так любимого финнами кофе, Анна-Лиза отправила его к соседу Хювяринену за спичками.

Это поручение было бы выполнено в точности, если бы по дороге Ихалайнен не встретил старого друга Юсси Ватанена. Вдовец Юсси попросил Ихалайнена посватать за него дочь Хювяринена Анну-Кайсу. Придя в гости к Хювяринену, тот долго расхваливал своего дружка и, наконец, произнёс заветные слова: «А не выйти ли Анне-Кайсе замуж за Юсси Ватанена?». Хювяринены с большим энтузиазмом отнеслись к этой идее. Антти сразу позабыл, какова была изначальная цель его визита к Хювяринену, и пошёл обратно без спичек.

Тем временем портной Тахво Кенонен из близлежащего городка в пьяной беседе с заказчиком поведал о том, что давным-давно ему нравилась Анна-Лиза, но Антти Ихалайнен опередил его. Тахво Кенонен думает повидать свою старую возлюбленную.

Ихалайнен между тем сообщает Юсси об успешном сватовстве и друзья решают съездить в город Йоки — купить подарков для семьи невесты, в том числе хлебного вина (водки) для старика Хювяринена. С тем, чтобы не покупать новую бутылку под этот продукт, Юсси отыскал в чулане старую.

Надо сказать, что друзья Антти и Юсси сами уже 10 лет как «завязали» с выпивкой. Дело в том, что тогда, 10 лет назад, они, перепившись, изрядно подрались с мельником[1], сломали ему четыре ребра, и в качестве компенсации нанесённого морального и физического ущерба, чтобы избежать судебной тяжбы, им пришлось отдать пострадавшему четыре коровы — по корове за каждое сломанное ребро. С тех пор они и зареклись пить.

Как на грех, в той самой бутылке (штоф) ещё оставалась примерно половина содержимого («Да тут всего несколько капель»). Хотя Юсси первоначально предложил «вылить эту гадость», в итоге друзья не выдержали и, нарушив свой зарок, выдули всё до дна, после чего навеселе отправились в город. Попавшегося им навстречу портного Тахво Кенонена они запугали и чуть не избили. Известному болтуну и сплетнику Вилле Хуттунену, который тоже попался им по пути, они в шутку сообщили, что едут в Америку. Хуттунен не замедлил разнести эту новость по всей округе.

Слух дошёл и до ушей Анны-Лизы, которая уже начала беспокоиться, почему муж так долго не возвращается от соседей. А воодушевлённый этой новостью Тахво Кенонен спешит сделать брачное предложение «оставшейся вдовой» Анне-Лизе. В это время Антти и Юсси, прибыв в город, совершенно не торопятся возвращаться домой. Когда же Ихалайнен, наконец, после всех своих приключений всё-таки вернулся домой и увидел нового «мужа» своей жены, тому это вышло боком…

В ролях

Съёмочная группа

Книга и фильм

В Викицитатнике есть страница по теме
За спичками (фильм)
  • В фильме «объединены» два персонажа книги — соседка Ихалайненов Миина Сормунен, «которая случайно зашла в гости», и жена кузнеца Майя-Лиза (зашедшая к Анне-Лизе попить воды).
  • «Ничейный» поросёнок в фильме имеет хозяйские метки — просечки на ушах. Согласно книге, поросёнка потерял проезжавший через город торговец свининой.
  • В фильме Антти и Юсси крайне неумело и бестолково обращаются с лодкой, хотя Антти имеет опыт управления лодкой (ведь именно на лодке намеревался он отправиться к соседу Хювяринену поначалу). В повести Майю Лассила «кораблекрушение» потерпели не главные герои, но земляки решили, что утонули именно Ихалайнен и Ватанен, якобы собравшиеся уплыть в Америку.

Песни фильма

Съёмки

На карте Финляндии есть и Липери, и Йоки, и Киихтелюс, — в провинции Северная Карелия. Съёмки фильма проходили в городе Порвоо. Автор русского перевода повести, на который опирались авторы русского текста фильма — Михаил Зощенко. Создание фильма было фактически приурочено к 25-летию особых отношений СССР и Финляндии.

Напишите отзыв о статье "За спичками (фильм)"

Примечания

  1. В книге в качестве пострадавшего вместо мельника упоминается некий крестьянин по фамилии Нийранен.

Ссылки

  • [nashekino.ru/data.movies?id=1800 «За спичками» на сайте Наше кино]
  • «За спичками» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2191 «За спичками»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [cinema.mosfilm.ru/Film.aspx?id=7a22d697-933a-411e-b9be-9ddebf31a27f «За спичками» на сайте Мосфильма]

Отрывок, характеризующий За спичками (фильм)

– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.