Миколейко, Збигнев
| Збигнев Миколейко | |
| Zbigniew Mikołejko | |
 Збигнев Миколейко | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Язык(и) произведений: | |
| Школа/традиция: | |
| Основные интересы: | |
Зби́гнев Миколе́йко (польск. Zbigniew Mikołejko; род. 24 июля 1951, Лидзбарк-Варминьски, Польша) — польский философ, историк религии и идеи, эссеист, педагог. Руководит Отделом исследования религии в Институте философии и социологии Польской академии наук в Варшаве (Zakład Badań nad Religią w Instytucie Filozofii i Socjologii Polskiej Akademii Nauk w Warszawie). Также является профессором философии и классической логики в Высшей школе прикладной информатики и управления (Wyższa Szkoła Informatyki Stosowanej i Zarządzania) при Польской академии наук. Преподает философию и религиоведение в нескольких других варшавских учебных заведениях и на курсах последипломного образования.
Биография
Родился в Лидзбарке-Варминьском 24 июля 1951 года в семье рабочих. В 1965—1969 годах обучался в местном лицее имени Казимира Ягеллона. В 1969—1974 годах — на Историческом факультете Варшавского университета (после студенческих беспорядков 1968 года философские факультеты государственных университетов были закрыты) и получил (с отличием) степень магистра на основании работы, посвященной польской графике и иллюминации в эпоху барокко. После учёбы был, кроме прочего, музееведом, библиотекарем и учителем, также был безработным.
В 1986 году получил степень доктора в Институте философии и социологии Польской академии наук (диссертация посвящена католической философии культуры в Польше в эпоху модернизма, а в 1998 году — титул хабилитированного доктора (исследование на тему интегрального традиционализма).
Опубликовал более 800 текстов — книг, исследований, научных статей, эссе и рецензий — на польском, а также на английском, французском, испанском, немецком, португальском, русском, украинском и итальянском языках. Сотрудничал и продолжает сотрудничество с наиболее влиятельными газетами Польши (такими как «Gazeta Wyborcza», «Rzeczpospolita», «Życie Warszawy»), академическими периодическими изданиями («Przegląd Filozoficzny», «Twórczość», «Dialog», «Społeczeństwo Otwarte», «Literatura na Świecie», «Konteksty», «ResPublika Nowa», «Nowe Książki») и многочисленными теле- и радиостанциями (в том числе и с русскоязычной прессой[1]).
В 1980—1981 годах пребывал в Риме на стипендии итальянского правительства, а с 1996 года является членом Американской академии в Риме (American Academy in Rome (MECEVS’96)). Также является членом программных советов «Przeglądu Filozoficznego», квартальника «Borussia» и серии «Filozofia i Religia», издаваемой Факультетом философии Университета кардинала Стефана Вышинского в Варшаве.
Интересуется, прежде всего, вопросами связанными с философскими и религиозными проблемами смерти и насилия, а также ранним христианством, гетеродоксией, неоязычеством, а также крайне правой и консервативной мыслью.
Книги
- Katolicka filozofia kultury w Polsce w epoce modernizmu (Католическая философия культуры в Польше в эпоху модернизма), 1987,
- «Kim jestem dla ciebie…». Wersety i głosy zmarłych pisarzy («Кто я для тебя…». Строфы и голоса умерших писателей), 1987,
- Elementy filozofii (Элементы философии), академический учебник, семь измененных версий которого было издано на протяжении 1998—2008 годов,
- Emaus oraz inne spojrzenia do wnętrza Pisma (Эммаус и другие всматривания в Святое Письмо), 1998,
- Mity tradycjonalizmu integralnego. Julius Evola i kultura religijno-filozoficzna prawicy (Мифы интегрального традиционализма. Юлиус Эвола и религиозно-философская культура правых), 1998,
- Żywoty świętych poprawione (Исправленные жития святых), 2001, 2004; в 2001 году эта книга получила Награду издателей «Warszawska Premiera Literacka»,
- Śmierć i tekst. Sytuacja ostateczna w perspektywie słowa (Смерть и текст. Окончательная ситуация в перспективе слова), 2001,
- W świecie wszechmogącym. O przemocy, śmierci i Bogu (В мире всемогущем. Про насилие, смерть и Бога), 2009,
- We władzy wisielca. Z dziejów wyobraźni Zachodu (Во власти висельника. Из истории воображения Запада) T.1, 2012.
Книга-интервью:
- Jak błądzić skutecznie. Prof. Zbigniew Mikołejko w rozmowie z Dorotą Kowalską (Как блуждать эффективно. С проф. Збигневом Миколейко разговаривает Дорота Ковальска"), 2013.
В соавторстве:
- Licytacja. Szkice o nowej prozie (Торги. Очерки о новой прозе), 1981,
- Filozofia i myśl społeczna Jana Pawła II (Философия и общественная мысль Иоанна Павла ІІ), 1983,
- Katolicka filozofia kultury w Polsce (Католическая философия культуры в Польше), 1987,
- Apokalipsy i kultury (Апокалипсисы и культуры), 1998,
- Twarz (Лицо), 2001,
- Miłość (Любовь), 2002,
- Dusza (Душа), 2003,
- Grzech (Грех), 2004,
- Ból (Боль), 2005,
- Koniec (Конец), 2006,
- Pluralizm religijny: moda czy konieczność? (Религиозный плюрализм: мода или необходимость?), 2005,
- Encyklopedia szkolna. Literatura i nauka o języku (Школьная энциклопедия. Литература и наука о языке, религиоведческие статьи), 2005.
- Ucieleśnienia. Ciało w zwierciadle współczesnej humanistyki (Воплощения. Тело в зеркале современного гуманитарного знания), 2007,
- Oblicza religii i religijności (Лики религии и религиозности), 2008,
- Spektakle zmysłów (Спектакли чувств), 2010,
- Instytucje: konflikty i dysfunkcje (Институты: конфликты и дисфункции), 2012,
- Polskie bieguny. Społeczeństwo w czasach kryzysu (Польские полюса. Общество во времена кризиса), 2013.
Пишет послесловия и введения к произведениям выдающихся богословов, философов и историков — Карен Армстронг, Далай-ламы, Ойгена Древермана, Ханса Кюнга, Жака Ле Гоффа, Маргарет Старберд, а также к нашумевшим романам с религиозной тематикой (кроме прочего, является автором послесловия к польскому изданию «Кода да Винчи» Дэна Брауна).
Напишите отзыв о статье "Миколейко, Збигнев"
Примечания
- ↑ [inosmi.ru/video/20101010/163474850.html Строительство мечетей в Польше — признак исламизации или дань правам человека? | ИноСМИ — Все, что достойно перевода]
Отрывок, характеризующий Миколейко, Збигнев
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
