Зборовский, Мартин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мартин Зборовский
Marcin Zborowski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб "Ястржембец"</td></tr>

каштелян краковский
1562 — 1565
Предшественник: Ян Тенчинский
Преемник: Спытек Иордан
 
Рождение: около 1492
Смерть: 1565(1565)
Род: Зборовские
Отец: Анджей Зборовский
Мать: Эльжбета Шидловецкая
Супруга: Анна Конарская
Дети: Мартин, Петр, Ян, Анджей, Николай, Самуил, Христофор, Софья, Анна, Катарина, Барбара, Эльжбета, Кристина

Мартин Зборо́вский (польск. Marcin Zborowski, 14921565) — польский государственный и военный деятель, подчаший королевский (1527), староста малогощский (1537), каштелян калишский (1543), воевода калишский (1550—1557), воевода познанский (1557—1561), краковский каштелян (1562—1565), староста одолянувский, стопницкий и тлумацкий, сын каштеляна жарнувского Анджея Зборовского (ум. 1507/1527) и Эльжбеты Шидловецкой.



Биография

Мартин Зборовский участвовал в русско-литовской войне (1512—1522), где принял участие битвах под Оршей (1514) и Опочкой (1517), но более известен своей погоней в 1554 году за князем Дмитрием Сангушкой, похитившим княжну Гальшку Острожскую и желавшим увезти её в Чехию. Мартин Зборовский схватил Дмитрия Сангушко под Прагой в Чехии и приказал его убить, вернул домой княгиню Гальшку Острожскую, но ему не удалось выдать её за одного из своих восьми сыновей. Из его сыновей некоторые приняли кальвинизм. Из них четверо (Ян, Анджей, Самуил, Христофор) были видные деятели времён Стефана Батория.

Мартин Зборовский был одним из руководителей движения польской шляхты за уравнивание своих феодальных прав и привилегий с крупными магнатами. В июле 1537 года стал одним из организаторов рокоша (мятежа) шляхты против королевской власти под Львовом. В 1540 году староста малогощский Мартин Зборовский был заподозрен в организации заговора против польского короля Сигизмунда Старого. В 1550 году Мартин Зборовский был назначен воеводой калишским, а в 1557 году стал воеводой познанским. В 1562 году получил должность каштеляна краковского, которую занимал до своей смерти.

Семья

В 1525 году женился на Анне Конарской (ок. 14991575), дочери Станислава Конарского и Софьи Лянцкоронской. Дети:

См. также

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Напишите отзыв о статье "Зборовский, Мартин"

Отрывок, характеризующий Зборовский, Мартин

Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.