Серафим (Зборовский)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зборовский Сергей Иванович»)
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Серафим (в миру Сергей Иванович Зборовский; 22 октября 1895, Нежин — конец 1937) — епископ Русской православной церкви, епископ Актюбинский и Кустанайский.



Биография

Окончил гимназию в Харькове и Харьковскую духовную семинарию.

Обучался на I-м курсе Киевской духовной академии.

18 июня 1919 года пострижен в монашество, затем рукоположен во иеромонаха, возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Нежинского Благовещенского монастыря.

3 мая 1931 года в Саратове хиротонисан во епископа Покровского, викария Саратовской епархии. Чин хиротонии совершали: митрополит Саратовский Серафим (Александров), архиепископ Досифей (Протопопов) и епископ Енотаевский Алексий (Орлов)[1]..

Епископ Серафим принял своё назначение на архиерейскую кафедру, как приятное и лестное для него повышение, но в речи при вручении митрополит Серафим указал ему, что епископское служение — это крест, «а с креста не сходят, с креста снимают».

С 3 сентября 1931 года — епископ Пугачёвский, викарий Саратовской епархии.

При встрече в Пугачёвском кафедральном соборе священник тоже обратился к молодому епископу со словами: «Если вы, подумав, сознательно примете этот крест, я с радостью поцелую Вашу руку». Епископ Серафим не мог не взять креста, но он был очень недоволен и расстроен совпадением двух речей. Для жителей саратовской епархии такая тема казалась обычной и вполне своевременной, а приехавший из тихого Нежина епископ Серафим был ошеломлён и постарался при первой возможности уехать из Пугачёва. 27 июля 1932 года уволен на покой.

19 октября 1932 года — епископ Мелекесский, викарий и временный управляющий Ульяновской епархией.

С 29 июня 1934 года управлял Чувашско-Чебоксарской епархией и Алатырским викариатством Ульяновской епархии.

3 мая 1934 года направил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) рапорт, в котором поздравлял его с возведением в достоинство митрополита Московского и Коломенского[2]

С 22 ноября 1934 года — епископ Читинский и Забайкальский

С 17 января 1935 года уволен от управления.

С 9 сентября 1935 года — епископ Красноярский и Ачинский.

С 1 апреля 1936 года уволен на покой.

С сентября 1936 года — епископ Актюбинский и Кустанайский.

4 сентября 1937 года уволен на покой.

7 сентября 1937 года арестован УНКВД по Актюбинской области. Расстрелян.

Напишите отзыв о статье "Серафим (Зборовский)"

Примечания

  1. [www.krotov.info/acts/20/1930/1931_zh_m_p.html ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ (Ежемесячное издание) 1931 год. Год издания первый. № 6]
  2. [www.sedmitza.ru/data/2011/04/03/1233680879/08_dokumenty_mp.pdf Документы Московской Патриархии: 1934 год]. / Публ. и коммент. А. К. Галкина // Вестник церковной истории. 2010. № 3/4 (19/20). // Вестник церковной истории. 2010. № 3-4 (19-20). стр. 206—207.

Литература

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_242 Серафим (Зборовский)] на сайте «Русское православие»
  • [213.171.53.28/bin/nkws.exe/no_dbpath/nopanel/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuFdS0Ut8Wg60W5cOvUfe9VeeWd674Zs8CZeG06ce0hfe8ctmY*_pnl Серафим (Зборовский Сергей Иванович)]

Отрывок, характеризующий Серафим (Зборовский)

Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.