Збраслав

Прага-Збраслав Městská část Praha-Zbraslav
Мост Заводу миру
Информация
Район Праги
Координаты	49°58′03″ с. ш. 14°23′12″ в. д.49.96750° с. ш. 14.38667° в. д. / 49.96750; 14.38667
Староста	Алеш Ганел
Площадь	9,85 км²
Население	8 731 чел. (2007)
Почтовый индекс	156 00
Сайт	www.mc-zbraslav.cz/

Збраслав, Прага-Збраслав (чеш. Zbraslav) — в прошлом город в Чехии, ныне административная часть Праги.

География

Збраслав расположен примерно в 10 километрах к югу от центра Праги, в месте впадения реки Бероунка во Влтаву. Нынешний пражский район Збраслав объединяет город Збраслав и район Лаховице. Численность населения составляет 8.071 человек (на 2006 год).

История

Збраслав впервые письменно упоминается в 1115 году как владение монастыря Кладрубы. После того, как эта местность переходит к чешскому королю, в 1268 году король Отакар II строит в Збраславе охотничий замок. Его наследник, Вацлав III, основывает здесь цистерцианский монастырь Aula Regia. В 1297 году при монастыре возводится базилика, ставшая местом захоронения правителей династии Пржемысловичей (здесь были похоронены короли Вацлав II, Вацлав III и Вацлав IV, император Священной Римской империи. Збраславский монастырь Aula Regia был одним из крупнейших центров образованности и деятельности гуманистов в средневековой Чехии. Здесь была написана одна из известнейших средневековых чешских хроник (Chronicon Aulae regiae) (начата аббатом Отто Тюрингским (аббат 1312—1314) и продолжена аббатом Петером фон Циттау) и находился самый известный в Чехии образ Богоматери. Монастырь дважды разорялся — в 1420 году гуситами и в 1639 году — шведскими войсками. В 1785 году он был закрыт императором Иозефом II. В 1787 году в его помещениях расположился императорский сахарный завод. В 1825 город Збраслав переходит во владение князей Оттинген-Валлерштейн. В XIX столетии, при следующем владельце, монастырские помещения были перестроены в замок. В настоящее время в Збраславском монастыре экспонируется часть коллекции пражской картинной Национальной галереи.

В 1935 году русский эмигрант В. Ф. Булгаков основал в Збраславе Русский культурно-исторический музей, в котором собрал богатые коллекции русского искусства, рассеянные по многим странам мира (картины, предметы старины, рукописи, книги). Торжественное открытие музея состоялось 29 сентября 1935 г. Музей просуществовал до 1944 года, когда здание музея перешло во владение немецкой армии.

В 1974 году город Збраслав был включён в состав Большой Праги.

Отрывок, характеризующий Збраслав

Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.