Звезда (Родина)

Звезда The Star
Эпизод сериала «Родина»
Основная информация
Номер серии	Сезон 3 Эпизод 12
Режиссёр	Лесли Линка Глаттер
Автор сценария	Алекс Ганса Мередит Стим
Оператор	Дэвид Клейн
Код производителя	3WAH12
Дата показа	15 декабря 2013 года
Продолжительность	60 минут
Приглашённые актёры
Тим Гини — Скотт Райан Шон Тоуб — Маджид Джавади Дэвид Диаан — Масуд Шарази Хушанг Тузи — Данеш Акбари Джеймс Ребхорн — Фрэнк Мэтисон Эми Харгривз — Мэгги Мэтисон
Хронология серий
◄ Большой человек в Тегеране Королева дронов ►
Список эпизодов

«Звезда» (англ. «The Star») — двенадцатый и финальный эпизод третьего сезона американского драматического телесериала «Родина», и 36-й во всём сериале. Премьера состоялась на канале Showtime 15 декабря 2013 года.

Сюжет

Только что убив Акбари, Броуди (Дэмиэн Льюис) крадёт пистолет Акбари и спокойно выходит из здания. Его подбирает водитель, который привёз его туда. Броуди заставляет, под дулом пистолета, водителя выйти из машины. Он едет навстречу Кэрри (Клэр Дэйнс) в безопасное место примерно в ста милях отсюда.

Маджид Джавади (Шон Тоуб) подтверждает, что Акбари мёртв, но предлагает Солу (Мэнди Патинкин), чтобы он бросил Кэрри и Броуди, потому что их захват увеличит шансы Джавади получить работу Акбари. Джавади обещает, что он вытащит Кэрри впоследствии. Сол отказывается и приступает к организации экстракции с участием военных и нескольких вертолётов. Дар Адал (Ф. Мюррей Абрахам) предаёт его и сообщает сенатору Локхарту (Трейси Леттс), который быстро получает согласие президента взять командование ЦРУ, хотя его время на работе не для других 11 часов. Локхарт отзывает экстракцию и даёт местоположение безопасного места Джавади, чьи войска идут туда, хотя и с приказами оставить Кэрри.

В безопасном месте, Кэрри рассказывает Броуди о своей беременности и Броуди начинает чувствовать себя уверенно о дороге впереди. Броуди и Кэрри покидают дом, когда они слышат их спасательный вертолёт, не зная, что ложный звук, создаваемый громкоговорителем. Броуди немедленно захватывают иранские военные силы, и Кэрри кричит, когда её оставляют позади.

Броуди судят по ускоренной процедуре и приговаривают к публичному повешению. Кэрри присутствует, пробираясь сквозь толпу, чтобы добраться до сеточного ограждения, окружающего зону казни. Она смотрит, опустошённо, затем взбирается на забор и громко выкрикивает его имя, чтобы Броуди знал, что она там.

Проходит четыре месяца. Иран предлагает IAEA полный доступ к своим ядерным объектам в обмен на снятие экономических санкций. Кэрри решила не делать аборт, потому что она "хотела часть" Броуди, который является отцом. Она говорит Куинну (Руперт Френд), что она боится материнства; однако, он призывает её оставить ребёнка. Локхарт проводит встречу с Кэрри, где он повышает её до главы подразделения в Стамбуле. Не только самого престижного подразделения в Стамбуле, но Кэрри ещё и стала самым молодым главой подразделения в истории ЦРУ. Кэрри спрашивает, сможет ли, на предстоящей поминальной службе ЦРУ, Броуди получить звезду наряду с падшими агентами, но Локхарт отказывает, потому что Броуди не был сотрудником ЦРУ, и директор не считает, что бывший горе-террорист заслуживает такой чести. Позже встретившись со своей сестрой и отцом, Кэрри говорит им, что она планирует отдать ребёнка, но её отец предлагает усыновить ребёнка.

Сол был уволен после того, как Локхарт занял свой пост и перешёл на работу в частном секторе, получая гораздо больше денег. Он получает приглашение присутствовать на поминальной службе ЦРУ. Он говорит с Даром Адалом и Кэрри, увидев их снова, и передаёт, что он предпочитает ЦРУ частной промышленности. Позже этой ночью, несколько часов спустя после поминальной службы, Кэрри идёт по залам ЦРУ, приближается к мемориальной стене и украдкой рисует маркером звезду в память о Броуди.

Производство

Бывшая сценариста сериала Мередит Стим воссоединилась с составом сценаристов, чтобы написать финал сезона вместе с шоураннером Алексом Гансой. Режиссёром стала со-исполнительный продюсер Лесли Линка Глаттер. Сцена казни Броуди была снята в последний день съёмок третьего сезона. Она была снята ночью в Рабате, Марокко, и в ней было задействовано 400 статистов, играющих иранскую толпу.

Полная версия финала сезона утекла в сеть 13 декабря 2013 года, почти за 48 часов до запланированного выхода в эфир, и была доступна на многочисленных интернет-файлообменниках.

Реакция

Рейтинги

Эпизод посмотрел рекордные 2.4 миллиона зрителей во время оригинального показа и в целом 2.9 миллионов после двух показов этой ночью.

Реакция критиков

Эпизод получил очень положительные отзывы. Скотт Коллура из IGN оценил финал сезона на 9.4 из 10, и похвалил выступления Клэр Дэйнс и Дэмиэна Льюиса, и решение сценаристов убить персонажа Николаса Броуди. Коллура написал: "Звезда пожалуй один из самых грустных часов на телевидении, который мы видели некоторое время, а Клэр Дэйнс остаётся удивительным исполнителем." Хотя он чувствовал, что подведение итогов было "неуклюжим", он продолжил: "Хотя это и неважно. Потому что когда Кэрри тихонько рисует звезду для Броуди на стене, звезду, которую никто не заметит, кроме неё и, возможно, некоторых других, мы не могли просить лучшего мемориала для персонажа."

Ссылки

• [www.sho.com/sho/homeland/season/3/episode/12#/index "Звезда"] на Showtime
• «Звезда» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tv.com/shows/homeland-2011/the-star-2995387/ «Звезда»] (англ.) на TV.com

Отрывок, характеризующий Звезда (Родина)

Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.