Звезда (фильм, 1952)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Звезда
The Star
Жанр

Драма
Мелодрама

Режиссёр

Стюарт Хейслер

Продюсер

Берт Е. Фридлоб

Автор
сценария

Кэтрин Альберт
Дейл Юнсон

В главных
ролях

Бетт Дэвис
Стерлинг Хэйден
Натали Вуд

Оператор

Эрнест Ласло

Композитор

Виктор Янг

Кинокомпания

Bert E. Friedlob Productions (производство)
20th Century Fox (дистрибуция в 1952 году)
Warner Bros. (дистрибуция после 2005 года)

Длительность

89 мин

Страна

США США

Язык

английский

Год

1952

IMDb

ID 0045186

К:Фильмы 1952 года

«Звезда» (англ. The Star) — фильм режиссёра Стюарта Хейслера, вышедший на экраны в 1952 году.

Фильм рассказывает историю стареющей актрисы, которая отчаянно пытается возобновить карьеру. Как написал критик Марк Деминг, «эта драма из сферы шоу-бизнеса об однажды знавшей высоты славы актрисе, которая вынуждена встретиться с глубиной своего крушения»[1]. Как отметил в «Нью-Йорк таймс» кинокритик Босли Кроутер, «запоминающееся исполнение Бетт Дэвис роли затухающей театральной звезды в фильме „Всё о Еве“… повторено ей почти полностью в фильме „Звезда“, где она играет отыгравшую всё кинозвезду»[2]. Фильм не был успешным в кассовом плане, тем не менее, Бетт Дэвис описывала его как «один из лучших сценариев, когда-либо написанных об актрисе, ставшей безумной от кино»[3].

За работу в этом фильме в 1953 году Бетт Дэвис была удостоена номинации на Оскар как лучшая актриса в главной роли[4].





Сюжет

Имущество увядающей кинозвезды, обладательницы Оскара Маргарет Эллиотт (Бетт Дэвис) распродаётся с молотка с тем, чтобы погасить ей долги перед кредиторами. Тем же вечером на улице она неожиданно сталкивается со своим агентом, Гарри Стоуном (Уорнер Андерсон), и отчитывает его за то, что он не может найти для неё никакой работы. Гарри намекает Маргарет, что она уже не так молода и свежа, как того хотят зрители, но Маргарет умоляет его поговорить с продюсером Джо Моррисоном, который готовит новый фильм, на роль в котором в своё время рассматривалась кандидатура Маргарет. Однако Гарри отказывается и советует Маргарет попросить денег у своего разбогатевшего бывшего мужа Джона Моргана, которого она содержала много лет во время их совместного брака.

Маргарет без желания едет в дом Моргана, где её встречает любящая и верная дочь подросткового возраста Гретхен (Натали Вуд). Вскоре появляется вторая жена Джона, Пегги, которая в своё время увела его у Маргарет. Между женщинами тут же возникает конфликт. Затем Маргарет наедине утешает Гретхен, говоря, что она по-прежнему большая звезда, несмотря на те оскорбительные и унизительные слова, которые говорят о ней одноклассники Гретхен.

Маргарет возвращается в свою квартиру, где симпатичная домохозяйка, миссис Адамс, предупреждает её, что арендодатель требует срочно внести арендную плату. В квартире Маргарет ожидают её родственники, привыкшие жить за её счёт — сестра Фейт с мужем Роем. Когда Рой просит свой ежемесячный чек, Маргарет кричит, что она разорена и выгоняет его из дома. Затем Маргарет хватает свою статуэтку Оскара и отправляется в пьяный загул.

В конце концов, её задерживают за управление автомобилем в пьяном виде, и, она проводит мучительную ночь в полицейском участке. Утром её выпускают под залог, который внёс её давний коллега и поклонник, а ныне преуспевающий владелец верфи Джим Йоханнсен (Стерлинг Хэйден). Джим говорит, что он сделал это в благодарность за то, что в своё время Маргарет ему очень помогла, выбрав из числа никому не известных актёров на роль своего партнёра в одном из своих фильмов. В дальнейшем Джим отказался от актёрской карьеры ради службы в армии, а теперь, по его словам, «любит работать руками». Джим провожает Маргарет до её дома. Когда выясняется, что Маргарет уже выселена из своей квартиры, Джим привозит её в свою шикарную квартиру и предлагает отдохнуть.

Проснувшись, Маргарет видит, что новость о её задержании опубликована на первых страницах газет. Она тут же звонит Гретхен, пытаясь убедить её, что это всего лишь рекламный трюк. Затем Маргарет говорит Джиму, что она разорена, неудачно вложив все свои деньги в три убыточные картины. Маргарет злобно обвиняет «большие компании», которые не смогли предоставить её фильмам достойный прокат, но Джим осторожно замечает, что она, вероятно, сама разрушила свою карьеру. Он также предполагает, что Маргарет пыталась покончить жизнь самоубийством, сев в пьяном виде за руль. Джим сознаётся, что в своё время был влюблён в неё, особенно, когда они вместе снимались, но с тех пор, по его словам, она перестала быть женщиной, и её волнует только карьера.

Маргарет выбегает из дома, и в соседней аптеке крадёт флакон духов. Немного успокоившись, Маргарет принимает решение последовать совету Джима и найти «настоящую» работу. Благодаря актёрским навыкам, Маргарет легко проходит собеседование в соседнем универмаге и начинает работать в торговом зале. Её состояние постепенно приходит в норму, однако вскоре она слышит, как две покупательницы в разговоре между собой жалуются, что магазину не следовало бы нанимать на работу «тюремную птичку». Маргарет устраивает скандал и бросает работу в универмаге.

Маргарет решает ещё раз попытаться добиться успеха в кино. Она приходит в офис к Гарри и снова требует, чтобы он связался с Моррисоном. Продюсер (Майнор Уотсон) соглашается встретиться с ней, однако она с разочарованием узнаёт, что он собирается пробовать её не на роль главной героини, а на роль её непривлекательной старшей сестры. Вечером перед пробами Маргарет репетирует свой текст вместе с Джимом. У него вызывает сомнение намерение Маргарет сыграть роль как будто её героиня намного моложе, чем это следует из сценария. Маргарет легкомысленно отвечает, что она знает, как обращаться с режиссёром. Однако на следующий день режиссёр также требует её играть роль не столь кокетливо, а так, как указано в сценарии, однако Маргарет продолжает настаивать на своей трактовке. Вечером она говорит Джиму, что уверена в том, что Моррисон предложит ей роль главной героини, поскольку пробы прошли очень хорошо.

На следующее утро, когда Гарри и Маргарет приходят к Моррисону, и Маргарет смотрит пленку со своими пробами, она с ужасом осознаёт, насколько нелепо она смотрится. Чтобы немного успокоить перевозбуждённую Маргарет, Гарри отвозит её к себе домой, чтобы она отдохнула и пришла в себя. Этим вечером Гарри с женой Филлис устраивают у себя дома приём. После того, как Маргарет просыпается, Филлис (Джин Трэвис) уговаривает её принять в нём участие. На приёме Маргарет встречает сценариста Ричарда Стэнли (Пол Фриз), который описывает ей свой последний сценарий, который, как он считает, идеально подойдёт для Маргарет. В сценарии речь идёт об актрисе, которая настолько амбициозна, что не может смириться с тем, что её карьере пришёл конец. Когда Стэнли заявляет, что главную героиню можно только пожалеть, поскольку она отказалась от «своего права по рождению: привилегии и счастья просто быть женщиной», Маргарет не может это слышать и выбегает.

Маргарет забирает Гретхен и вместе с ней приезжает к Джиму, который встречает их обеих с распростёртыми объятиями.

В главных ролях

Создание фильма

Как пишет Дебора Луни в статье на сайте Turner Classic Movies, «сценарий фильма был написан о (другой голливудской звезде) Джоан Кроуфорд, и это доставило Дэвис особое наслаждение»[3]. Существует масса свидетельств того, что актрисы ненавидели друг друга на протяжении многих десятилетий[5]. За многие годы в кино Дэвис и Кроуфорд сыграли вместе лишь в одном фильме — в психологическом триллере Роберта Олдрича «Что случилось с Бэби Джейн?» (1962), где они предстали в образах двух сестёр, проживших практически всю жизнь под одной крышей, ненавидя друг друга.

Как отмечает Луни, сценарий написали близкие друзья Кроуфорд, супружеская пара Кэтрин Альберт и Дейл Юнсон. «С началом съёмок фильма двадцатипятилетняя дружба этой пары с актрисой завершилась»[6]. В 1983 году Дэвис сказала об этой роли в интервью журналу «Плейбой»: «Да, это была Кроуфорд, но, конечно, я её не копировала. Просто (здесь нашёл отражение) её подход к делам в плане значимости для неё гламура и всех этих вещей за сценой. Я была восхищена сценарием». Юнсон утверждал, что вопреки распространённому мнению, Кроуфорд не предлагали сыграть в этом фильме: «Честно говоря, это было чересчур похоже на неё, и это одна из причин, почему Бетт это понравилось. Бетт могла сыграть Джоан Кроуфорд полностью»[3].

Оценка фильма критиками

После выхода фильма на экраны критики давали ему в основном положительные отзывы. Босли Кроутер в «Нью-Йорк таймс» высоко оценил фильм, прежде всего, благодаря образу, созданному Дэвис. Журнал «TimeOut» назвал его «увлекательной, хотя и скромной по масштабам драмой со зрелой звездой на переднем плане»[7]. А «Variety» отметил, что «там есть хорошо продаваемая история с сюжетом о закулисье Голливуда» [8]. Со временем оценка фильма стала более критической. Так Эммануэл Леви охарактеризовал фильм как «шаблонный» и как «мыльную мелодраму»[9], Дэн Каллахэн назвал фильм "поношенным, дешёвым вариантом «Сансет бульвар» и обратил внимание на то, что в фильме есть «неуклюжесть и манерность, из-за чего невозможно получить удовольствие», закончив словами, что «фильм главным образом вызывает смущение и, конечно, не достоин Дэвис»[10].

Кроутер отмечает, что «постановщик фильма Стюарт Хейслер позаботился о том, чтобы весь фильм был снят в реальной голливудской среде, которая придаёт ему безжалостно реальный вид»[2].

Многократно отмечалось, что фильм и особенно роль в нём Дэвис имеет значительное сходство с другим её чрезвычайно успешным фильмом Джозефа Манкевича из театральной жизни «Всё о Еве» (1950). Так журнал «TimeOut» отмечает, что «через пару лет после „Всё о Еве“, Бетт Дэвис играет оскароносную актрису, приходящую к пониманию, что её затухающая карьера подходит к концу»[7]. По словам Кроутера, "необузданная и патетичная женщина, которую мисс Дэвис столь выразительно демонстрирует через серию драматических ситуаций, — это как будто та же самая женщина, которая была столь ярко представлена ей во «Всё о Еве»[2].

Практически весь фильм построен вокруг игры Дэвис и создаваемого ей образа. Так, журнал "Variety" написал: «Сильная игра Бетт Дэвис в идеально подходящей для неё роли даёт „Звезде“ взлёт, которого в ином случае могло и не произойти»[8]. Кроутер подробно рассматривает работу Дэвис, отмечая её «чрезмерную и узнаваемую манеру игры», её язвительность и тщеславие, «испепеляющий сарказм и женский пыл»[2]. Дэвис создаёт образ «непоседливой и шустрой бывшей студийной звезды, слишком старой, чтобы играть роли гламурных девушек и слишком тщеславной и потерявшей чувство реальности, чтобы сдать свои лавры с изяществом… Она с жаром демонстрирует свою неуёмную страсть перед лицом фрустрации и отчаяния»[2]. Леви отмечает, что «Дэвис играет патетичную, горькую, яростную женщину»[9]. Босли завершает: «Но мисс Дэвис не была бы (той выдающейся) актрисой, если бы не придала значительно большее откровение и значимость своей роли… Имея энергичный и острый сценарий от Кэтрин Альберт и Дэйла Юнсона, она определённо создаёт что-то большее. Это аккумулированный внутренний взгляд на хрупкость и одиночество того, кто был обманут иллюзией прочности и постоянства голливудской славы»[2].

Некоторые критики оценили игру Дэвис отрицательно. Так, Кэллэхэн считает, что Дэвис играет «напыщенно и манерно»[10], а «TimeOut» пишет, что «Дэвис иногда переигрывает, изображая пьяную жалость к самой себе»[7].

По мнению «Variety», «большинство материала сконцентрировано на героине Дэвис, и потому другим актёрам практически нет возможности себя проявить»[8]. Кроутер во многом согласен с этим мнением: "всё, что волнует картину, это мучения «звезды»[2].

Напишите отзыв о статье "Звезда (фильм, 1952)"

Примечания

  1. Mark Deming. Synopsis. www.allmovie.com/movie/the-star-v77141
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Bosley Crowther. www.nytimes.com/movie/review?res=940DE7DC1F3AE53ABC4151DFB7668388649EDE
  3. 1 2 3 Deborah Looney. www.tcm.com/tcmdb/title/91270/The-Star/articles.html
  4. [www.imdb.com/title/tt0045186/awards?ref_=tt_awd The Star - Awards - IMDb]
  5. Shaun Considine. Bette And Joan: The Divine Feud. Sphere. ISBN 0751541877
  6. Deborah Looney.www.tcm.com/tcmdb/title/91270/The-Star/articles.html
  7. 1 2 3 [www.timeout.com/london/film/the-star The Star | review, synopsis, book tickets, showtimes, movie release date | Time Out London]
  8. 1 2 3 [variety.com/1951/film/reviews/the-star-1200417121/ The Star | Variety]
  9. 1 2 [emanuellevy.com/review/star-the-1952-5/ Star, The (1952) | Emanuel Levy]
  10. 1 2 Dan Callahan. www.slantmagazine.com/film/review/the-star

Ссылки

  • [www.imdb.com/title/tt0045186/ Звезда] на сайте IMDB
  • [www.allmovie.com/movie/the-star-v77141 Звезда] на сайте Allmovie
  • [www.rottentomatoes.com/m/1037244-star/ Звезда] на сайте Rotten Tomatoes
  • [www.tcm.com/tcmdb/title/91270/The-Star/ Звезда] на сайте Turner Classic Movies
  • [www.youtube.com/watch?v=SxPMayyUeNs Звезда] трейлер фильма на сайте YouTube

Отрывок, характеризующий Звезда (фильм, 1952)

В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?