Звенигора

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Звенигора (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Звенигора
Жанр

притча
драма

Режиссёр

Александр Довженко

Автор
сценария

Михаил Йогансен
Юрий Тютюнник

В главных
ролях

Николай Надемский
Семён Свашенко
Александр Подорожный

Оператор

Борис Завелев

Композитор

Вячеслав Овчинников (версия 1973 года)

Кинокомпания

ВУФКУ
«Мосфильм» (восстановление)

Длительность

66 минут
92 минуты (версия 1973 года)

Страна

СССР СССР

Год

1927

IMDb

ID 0019611

К:Фильмы 1927 года

«Звенигора» (другое название «Заколдованное место») — советский немой художественный фильм, снятый режиссёром Александром Довженко в 1927 году. Первая часть так называемой «украинской трилогии Довженко» («Звенигора», «Арсенал», «Земля»), объединённой образом Тимоша в исполнении актёра Семёна Свашенко.

Премьера фильма состоялась в Киеве 13 апреля 1928 года. В Москве фильм вышел на экраны 8 мая.[1]





Сюжет

По преданиям, в украинских степях в недрах Звенигоры спрятан старинный скифский клад, мечту найти который лелеет Дед. Но каждый раз, когда, казалось бы, клад уже у него в руках, золотые кубки превращаются в черепки, а драгоценные камни в стекло.

Фильм состоит из 12 эпизодов, в каждом из которых рассказывается один из ключевых моментов украинской истории, начиная со времён варягов до Гражданской войны и Октябрьской революции. Все эпизоды представлены в виде сюрреалистического сна и объединёны фигурой символического Деда.

Дед рассказывает о кладе своим двум внукам, и внуки тоже начинают поиски своего «клада», своей мечты о счастье. Младший Тимош присоединяется к красноармейцам, а старший Павло — к войскам Петлюры, а затем эмигрирует в Прагу. Вернувшись на родину с диверсионным заданием, Павло подговаривает Деда подложить динамит под рельсы, по которым должен проехать поезд с большевиками. Но в последний момент Дед останавливает машиниста, предотвращая взрыв, и пассажиры помогают ему сесть на поезд.

В ролях

  • Николай Надемский — Дед; генерал
  • Семён Свашенко — Тимош, красноармеец
  • Александр (Лесь) Подорожный — Павел, брат Тимоша, петлюровец
  • Полина Скляр-Отава — Оксана / Роксана
  • Георгий Астафьев — вождь скифов
  • И. Селюк — атаман гайдамаков
  • Леонид Барбэ — монах-католик
  • Мария Паршина — жена Тимоша
  • А. Симонов — толстый офицер на коне
  • Ю. Михалёв — адъютант
  • Николай Чаров — друг Павла
  • Владимир Уральский — крестьянин / немецкий солдат

Съёмочная группа

Технические данные

История создания

Довженко практически полностью переработал первоначальный сценарий, удалив из него большую часть мистической составляющей и сосредоточившись на конфликте между двумя братьями. «Фильм с тремя-четырьмя актёрами, фильм, где события развиваются в одной комнате и почти в один день, — чуть ли не последний крик моды… Что же мне скажет зритель, увидев, как я пропущу перед его глазами на двух тысячах метров плёнки целое тысячелетие? Да ещё и без интриги, без любви…», — говорил о фильме режиссёр. «Звенигора» остался в истории кино единственным фильмом Довженко, снятым не по собственному сценарию. Сам же автор сценария Йогансен, вначале активно работавший с Довженко над переработкой сюжета, в конце концов демонстративно потребовал убрать своё имя из титров.

Съёмки начались в 1927 году, выход фильма должен был быть приурочен к 10-летию Советской власти. По воспоминаниям Довженко, он снял фильм «на одном дыхании» за 100 дней. Во время съёмок режиссёр открыл для себя село Яреськи, расположенное на реке Псёл, где впоследствии работал над несколькими фильмами, в том числе над «Землёй».

Фильм сделал молодого режиссёра знаменитым и произвёл большое впечатление на Сергея Эйзенштейна и Всеволода Пудовкина[2], однако новаторские приёмы в работе режиссёра заставили представителя ВУФКУ в Москве сказать о «Звенигоре»: «Никто ничего понять не может».

Известны высказывания Сергея Эйзенштейна о Довженко после просмотра «Звенигоры»: «Сегодня на мгновение можно было притушить фонарь Диогена: перед нами стоял человек…», «Мастер своего лица. Мастер своего жанра. Мастер своей индивидуальности… человек, создавший новое в кино».

Вскоре после выхода на экраны фильм был по неизвестной причине снят с показа.

В 1973 году фильм был восстановлен на студии «Мосфильм» при содействии вдовы Довженко Юлии Солнцевой.

Напишите отзыв о статье "Звенигора"

Примечания

  1. [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=2312&let=З «Звенигора»] в Энциклопедии отечественного кино на сайте [russiancinema.ru]
  2. Сергей Эйзенштейн. Рождение мастера // Довженко в воспоминаниях современников. М., 1982.

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2312 «Звенигора»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • «Звенигора» (англ.) на сайте Internet Movie Database


Отрывок, характеризующий Звенигора

– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».