Зверинец (фильм, 1978)

Зверинец
англ. National Lampoon's Animal House
Жанр	комедия
Режиссёр	Джон Лэндис
Продюсер	Айван Райтман, Мэтти Симмонс
Автор сценария	Гарольд Рамис, Дуглас Кенни, Крис Миллер
В главных ролях	Джон Белуши Тим Мэтисон Дональд Сазерленд
Оператор	Чарльз Коррелл
Композитор	Элмер Бернстайн
Кинокомпания	Universal Pictures
Длительность	109 м
Бюджет	3 млн $
Сборы	142 млн $
Страна	США США
Язык	английский
Год	1978
Выход фильма «Зверинец» (оригинальное название — англ. National Lampoon's Animal House)

К:Фильмы 1978 года

«Зверинец» (англ. National Lampoon's Animal House) — комедия режиссёра Джона Лэндиса. Мировая премьера состоялась 27 июля 1978 года в Нью-Йорке.

Сюжет рассказывает о противостоянии двух студенческих братств в кампусе университета Фарбер. Картина оказалась одной из наиболее коммерчески успешных картин 1970-х и стала основой для нового комедийного жанра. Низкопробный юмор, вульгарные шутки оказали влияние на целое поколение картин в американском кинематографе.

Сюжет

Действие картины происходит в 1962 году в вымышленном колледже Фарбер. Первокурсники колледжа Лоуренс «Ларри» Крогер и Кент Дорфман не были приняты в престижное и чопорное студенческое братство Омега Тета Пи, состоящее из детей состоятельных семейств. Зато их охотно встретили в братстве Дельта Тау Хи, в которое входят шумные, весёлые, дружные студенты, доставляющие много хлопот преподавателям. Правда, из-за неоднократных нарушений правил поведения и низкой успеваемости «Дельты» на плохом счету у декана колледжа Вернона Уормера, мечтающего исключить беспокойных студентов.

Вернон договаривается со студентом Нидермайером, что тот ему будет доносить о всех проказах «Дельты», но те продолжают развлекаться, устраивая розыгрыши для Омега Тета Пи. Ночью они приводят в общежитие противников лошадь, которая случайно погибает. После неудачно проведённого для представителей Дельта теста, Вернон даёт последнее предупреждение о том, что при следующем нарушении, он выгонит беспокойное братство из кампуса. В ответ Дельта устраивает буйную «римскую» вечеринку в тогах. На празднество заглянула жена декана Вернона — Мэрион и переспала с «Бобром» Стрэттоном. Дочь мэра города Клодетта едва не оказалась в таком же положении, но Ларри Крогер едва удержался от соблазна обесчестить мертвецки пьяную девушку. Ларри подбросил её домой в тележке из супермаркета.

Разразился скандал и устроен студенческий суд, но обвиняемые гордо покидают помещение, отказываясь принимать участие в фарсе. Вернон в итоге приводит свои угрозы в исполнение и представителей «Дельты» исключают из колледжа. В тот момент, когда понурые студенты «Дельты» не знают, как им дальше быть, «Блуто» произносит пламенную речь («когда немцы напали на Пёрл Харбор …») и вдохновляет друзей на последний акт мести. Переоборудовав и оформив автомобиль как огромный торт, студенты «Дельты» тайно проникают на городской парад. Своим «тортом» бунтующие студенты превращают праздник в полный хаос и под конец таранят трибуну, на которой стоят отцы города включая мэра и Вернона.

В концовке показано, что студенты «Дельты», в отличие от «Омеги», все добились успеха в жизни.

Команда

В ролях

Актёр	Роль
Джон Белуши	Джон «Блуто» Блутарски Джон «Блуто» Блутарски
Тим Мэтисон	Эрик «Бобер» Стрэттон Эрик «Бобер» Стрэттон
Джон Вернон	Вернон Уормер декан Вернон Уормер
Верна Блум	Мерион Уормер Мерион Уормер
Том Халс	Ларри «Пинто» Крогер Ларри «Пинто» Крогер
Дональд Сазерленд	Дэйв Дженнингс Дэйв Дженнингс
Стивен Фёрст	Кент «Камбала» Дорфман Кент «Камбала» Дорфман
Питер Ригерт	Дональд «Бун» Шонстейн Дональд «Бун» Шонстейн
Брюс Макгилл	Дэниел Симпсон «D-Day» Дэниел Симпсон «D-Day»
Кевин Бейкон	Чип Дилер Чип Дилер
Карен Аллен	Кэти Кэти

Съёмочная группа

• Режиссёр — Джон Лэндис
• Продюсеры — Айван Райтман, Мэтти Симмонс
• Сценаристы — Гарольд Рамис, Дуглас Кенни, Крис Миллер
• Оператор — Чарльз Коррелл
• Композитор — Элмер Бернстайн
• Художники — Джон Дж. Ллойд, Дебора Нэдулмэн (по костюмам), Хэл Гаусман (по декорациям)
• Монтажёр — Джордж Фолси мл.

Создание

Сценарий

Замысел будущей комедии родился в редакции National Lampoon, известного американского юмористического журнала. Пика популярности издание достигло в середине 1970-х, став основой для целой комедийной франшизы: радиопередач, шоу и даже постановки на Бродвее «The National Lampoon Show». Один из режиссёров постановщиков шоу Рейтман, имел за плечами немалый опыт работы в малобюджетном кинематографе Канады. Он и стал инициатором и энтузиастом идеи поставить фильм. Основой для сценария стала передача «1964 High School Yearbook», пародирующая ежегодное издание, публикуемое по итогам учебного года большинством учебных заведений.

Первый вариант сценария был создан в 1976 году общими усилиями Айвена Рейтмана, Гарольда Рамиса, Дага Кеннеди и Криса Миллера. Рамис был известен по участию в комедийной передаче Chicago Second City. В передаче принимал участие актер Джон Белуши, уже очень известный по шоу Saturday Night Live. «Под него» была написана центральная роль балагура «Блуто» Блутарски: «нечто среднее между Харпо Марксом и Коржиком». Сценарий родился по мотивам историй связанных с годами учёбы. Многие сотрудники журнала учились в самых престижных университетах страны и не понаслышке знали о веселой студенческой жизни в вузах лиги плюща. На сценарий оказала влияние классика кино: работы братьев Маркс и комедия Бастера Китона «Полицейские». Из-за неопытности сценаристы написали ознакомительный вариант для киностудии в 114 страниц (обычно он бывает не более 30 страниц). Увидев текст полный низкопробного и вульгарного юмора, представители студии Universal попросили переделать его несколько раз. После девятого варианта студия согласилась начать производство и выделила бюджет около $3 млн.

Подбор актеров

Среди кандидатов на позицию режиссёра рассматривались Ричард Лестер и Боб Рейфелсон. Рейтман в итоге выбрал 27-летнего Джона Лэндиса, благодаря его низкобюджетной картине «Шлок» и, главным образом, комедии «Солянка по-кентуккийски». Смесь вульгарного юмора и переигрывания, «нарывающаяся» на негативную реакцию критики — как раз то, что искали продюсеры будущей комедии. Рейтман уговорил студию привлечь в картину на роль чудаковатого профессора английской литературы Дональда Сазерленда. Он стал самым высокооплачиваемым членом команды, получив гонорар $35 тыс. Сазерленд отказался от оплаты процентом от проката, о чём ему впоследствии осталось только пожалеть. Остальные актеры были малоизвестны, для многих картина стала дебютом на большом экране. Одним из кандидатов на роль «Бобра» Стрэттона был Чеви Чейз. Однако продюсер Мэтт Симмонс пришёл к выводу, что Чеви не лучшая кандидатура — нежелательно было делать из картины филиал шоу Saturday Night Live. Чеви понравилась роль, но, к счастью для создателей «Зверинца», актёру сделали ещё более интересное предложение в картине «Грязная игра». На негативную роль декана Уормера студия предлагала записных комиков Бадди Хаккета или Шики Грина. Режиссёр видел в данной роли актёра более драматического характера и предложил кандидатуру Джона Вернона.

Производство

Съемки картины прошли осенью 1977 года. Для производства использовался формат 35mm Spherical mono, с соотношением сторон 1,85 : 1. Создатели не могли себе позволить обычную работу в павильоне, и решили, что натуру дешевле будет найти в реальном кампусе учебного заведения. Основной локацией должен был стать Университет Миссури, но администрация учебного заведения, оценив сценарий как излишне фривольный, отказала. Затем производство было перенесено в Университет Орегона. Местное руководство согласилось частично сдать расположенный в Юджине уголок кампуса Университета кинематографистам за $20 тыс. Пригород Юджина, городок Коттедж Гроув стал местом съёмок финального парада. Университет Орегона поставил условие закончить производство в кампусе за 30 дней и то, что в кадрах фильма принадлежность локаций не должна быть опознана.

Производство прошло быстро и без особых эксцессов. Все время съемок творческая группа жила в общежитиях Университета, подчиняясь графику 6-дневной рабочей недели. Съёмки начались 24 октября и заняли всего 28 рабочих дней. Знаменитая сцена с вечеринкой в тогах была снята за 2 дня. В последний день актеры приехали на съёмочную площадку со своими чемоданами, студия не могла позволить и одного лишнего дня проживания в общежитии. Только Джон Белуши был вынужден постоянно летать в Нью-Йорк на эфир Saturday Night Live. Создатели опасались того, что им может помешать пристрастие к спиртному и наркотикам Белуши, но он держал себя в руках. Артисты по ночам устраивали попойки на манер их героев, поэтому для Белуши пришлось снять квартиру в городе, дабы удержать его от соблазна. В массовке картины принимали участие студенты и персонал Университета. Для большей аутентичности, чтобы они выглядели как студенты 1960-х, всю массовку пришлось коротко постричь.

Первая режиссёрская редакция оказалась длиной около 3 часов, второй вариант около 165 минут. В итоге лента была сокращена до 109 мин. Одна из наиболее длинных сцен, не вошедших в окончательную редакцию, стал футбольный матч между «Омегой» и «Дельтой». Другая значительная сцена: поход «Пинто» в публичный дом на его «первый раз» с женщиной. В первых вариантах персонаж «Блуто» имел значительно больше слов, но режиссёр пришёл к выводу что ему гораздо лучше передавать эмоции языком тела и присущей актёру богатой мимикой.

Прокат

Предварительные просмотры комедии с фокус-группами оказались настолько успешны, что киностудия, поначалу относившаяся к ленте как к совершенно проходной, согласилась вложить некоторую сумму в рекламу. Первый показ для прессы состоялся в начале июля на выставке американской ассоциации книголюбов в Атланте, где собралось около 10 тысяч зрителей. Создатели оказались застигнуты врасплох такой популярностью, они не рассчитывали на такое количество зрителей и не предусмотрели соответствующее прокатное оборудование. Премьера картины состоялась в Нью-Йорке 28 июля 1978 года. Уже в первый день создатели столкнулись с аналогичной проблемой: кинотеатры были не способны вместить всех желающих. Возле касс кинотеатра Астор в Манхэттене собралось около 3000 желающих посмотреть картину и студия разрешила провести дополнительный сеанс.

В итоге «Зверинец», собрав около $140 млн во всемирном прокате, стал одной из самых кассовых лент 1978 года и самой коммерчески успешной комедией на тот момент времени в американском прокате. В годовом прокате она уступила только «Бриолину». В ноябре 1978 года две картины «Зверинец» и «Укуренные» собрали 23 % всего проката страны. Картину посмотрели 59,9 млн зрителей в США, 1,29 млн в Испании, 793,3 тыс. во Франции.

Оценка

Критика

Картина получила в целом положительные отзывы критики, которая не могла оставить без внимания её успех у зрительской аудитории. Крайне спорный художественный уровень картины вызвал соответствующие отзывы в рецензиях. Характерными были обороты «изумительно плохой вкус» и «очаровательно непристойно». Впрочем, для поклонников журнала National Lampoon в этом не было ничего нового. Роджер Эберт, поставив «Зверинцу» высшую оценку, отметил:

Картина вульгарна, похабна, непристойна, с юмором ниже пояса. Но это самая смешная комедия со времен «Продюсеров» Мэла Брукса.

Оригинальный текст (англ.)  

The movie is vulgar, raunchy, ribald, and occasionally scatological. It is also the funniest comedy since Mel Brooks made "The Producers".

—

Джанет Маслин (New York Times), обыграв название картины, нашла интересную аналогию. Она отметила, что картина похожа на своенравное и не до конца прирученное животное, с неповторимым диким чувством юмора. Продолжив тему, Роджер Эберт и рецензент Washington Post уделили основное внимание в рецензии образу, воплощенному на экране Джоном Белуши. Его «Блуто» похож на некую силу природы, которую невозможно удержать в рамках. Особенно иллюстративной оказалась сцена «Food Fight» в кафетерии и сцена в кабинете декана Уормера. Немногословные точные реплики, выразительная мимика, энергия, позволили ему легко удержать внимание аудитории. Запомнилась критикам и игра Тима Мэттисона («Бобер»), отыгрывающего отрицательную роль. Возможно не столь эффектная, но на уровне лучших образцов комедии. Специалисты сравнивали «Зверинец» и его актерские работы, с молодым Джеком Леммоном в «Операции „Сумасшедший мяч“», которую можно назвать предтечей фильма Джона Лэндиса.

Недовольство у публики и у критиков вызвало то, что картина чрезмерно «мужская» и представляет несколько узкий взгляд на события. Женщины в картине играют второстепенную роль. Неосторожное расистское высказывание в адрес чернокожих музыкантов в университетском клубе (героиня упоминает «изучение примитивных культур») впоследствии также вменили в вину сценаристам картины.

Культурное влияние

Специалисты назвали картину событием, новым словом и этапом в истории комедийного кинематографа США. Картина оказалась востребована аудиторией, благодаря удачному выбору времени действия, которое было еще в памяти большинства. Начало 1960-х, до студенческих бунтов, убийства Кеннеди и Вьетнамской войны. Времени, когда студенческие городки еще не были полем боя, а сохраняли атмосферу веселья и братства. Зрители нашли в сценарии картины отсылки к актуальным политическим вопросам, таким как Расстрел в Кентском университете, решение президента Гарри С. Трумэна об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки, скандал в администрации Ричарда Никсона, война во Вьетнаме и движение за гражданские права.

Картина стала основой для нового жанра, который иногда так и называют «animal house». Несмотря на ограниченный бюджет и текущие отраслевые тенденции «Зверинец» имел большой кассовый успех, послужив примером для создателей таких комедий как «Порки», «Полицейская академия», «Американский пирог», «Старая закалка» и ряда других. Белуши именно после «Зверинца» обрёл статус одного из самых востребованных комедийных актеров, вплоть до безвременной кончины в 1982 году. Комедия стала успешным стартом в карьере целой плеяды молодых актеров, в их числе: Кевин Бейкон, Тим Мэтисон, Карен Аллен, Том Халс. Привлечение драматических актёров и саундтрека, чтобы сделать комедию правдоподобной стало традиционным подходом к кинокомедии. Джон Хьюз, тогда сотрудник редакции журнала National Lampoon, вспоминал, как на премьерном просмотре «Зверинца» он окончательно решил, что станет режиссёром.

В 2001 году Библиотека Конгресса США, благодаря значительному культурному влиянию, включила картину в Национальный реестр фильмов. «Зверинец» также вошёл в список 100 самых смешных фильмов телеканалом «Браво», в список 100 лучших американских комедий Американского института киноискусства под № 36 (2000 год), в список 500 величайших фильмов всех времён журнала Empire (2008 год) и в список 1000 лучших фильмов газеты The New York Times.

Литература

• J. Whalley. [books.google.kz/books?id=-VXFAAAAQBAJ&pg=PA57 Saturday Night Live, Hollywood Comedy, and American Culture: From Chevy Chase to Tina Fey]. — Springer, 2010. — С. 10. — 234 с. — ISBN 9780230107946.
• Daniel Eagan. [books.google.kz/books?id=deq3xI8OmCkC&pg=PA745 America's Film Legacy: The Authoritative Guide to the Landmark Movies in the National Film Registry]. — A&C Black, 2010. — С. 11. — 818 с. — ISBN 9780826429773.
• Matty Simmons. [books.google.kz/books?id=TxE7dbrTXPkC Fat, Drunk, and Stupid: The Inside Story Behind the Making of Animal House]. — Macmillan, 2012. — С. 12.
• Bob Woodward. [books.google.kz/books?id=ZWcPqPzYUCsC Wired: The Short Life & Fast Times of John Belushi]. — Simon and Schuster, 2012. — С. 14.

Ссылки

• Patterson, Joanna. [thedartmouth.com/2006/11/09/news/miller Miller '63 Reveals the Real History of 'Animal House'] (англ.), The Dartmouth, Dartmouth College (9 November 2006). [web.archive.org/web/20080107182112/thedartmouth.com/2006/11/09/news/miller/ Архивировано] из первоисточника 7 января 2008.
• «Зверинец» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v60324 «Зверинец»] на сайте Allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/national_lampoons_animal_house/ Зверинец (фильм, 1978)] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
• [www.metacritic.com/movie/animal-house Зверинец (фильм, 1978)] (англ.) на сайте Metacritic
• [www.boxofficemojo.com/movies/?id=animalhouse.htm «Зверинец (фильм, 1978)»] (англ.) на сайте Box Office Mojo

Отрывок, характеризующий Зверинец (фильм, 1978)

Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.