Звонят, откройте дверь
Звонят, откройте дверь | |
Жанр |
киноповесть |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Кинокомпания |
Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение «Юность» |
Длительность |
78 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Звонят, откройте дверь» — советский художественный фильм 1965 года режиссёра А. Митты, дебют двенадцатилетней Елены Прокловой в кино.
Сюжет
Ученица пятого класса Таня (Елена Проклова), влюблена в пионервожатого десятиклассника Петю (Сергей Никоненко), и за это её дразнит один из одноклассников. Её отец геолог, и её мама уехала на некоторое время к мужу, Таня живёт одна под присмотром соседки в коммунальной квартире. Чтобы понравиться пионервожатому она принимает участие в поиске интересного человека — кого-нибудь из первых пионеров. Во время поисков она знакомится со сверстником Генкой (Витя Косых) и его отчимом, своеобразным человеком, Колпаковым (Ролан Быков), который помогает ей искать первых пионеров. Он знакомит Таню с одним из своих давнишних знакомых известным музыкантом Коркиным. Коркин пообещал Тане прийти к ним на пионерский сбор, посвящённый первым пионерам, забыв о том, что уезжает на гастроли. Увидев своего вожатого с коньками, Таня просит Генку научить её кататься на коньках, и вечером они идут на каток, но на катке она видит вожатого Петю, в которого она влюблена, в компании с одноклассницей. Из-за ревности она уходит от Генки и сильно расстроенная идет домой. Зайдя в свой подъезд, она прислоняется к перилам и плачет. Наплакавшись, она приходит домой, где её встречает неожиданно приехавшая мама. Когда Таня узнаёт, что музыкант Коркин, которого она нашла, уехал на гастроли, она начинает чувствовать себя отомщённой по отношению к пионервожатому Пете, ведь это он ответственен за проведение пионерского сбора. Незадолго до начала сбора она приходит в филармонию, где играет в оркестре Колпаков, и рассказывает ему об уехавшем Коркине. Колпаков, увлёкшись, начинает ей рассказывать о талантливом мальчике-горнисте, одном из первых пионеров, который жил с ним по соседству, личность которого повлияла на него и на выбор профессии музыканта. Таня начинает упрашивать Колпакова прийти к ним на сбор рассказать об этом человеке. Колпаков поначалу отказывается, но потом соглашается. Перед началом сбора, когда школьники уже сидят в актовом зале, Петя повязывает пионерские галстуки пришедшим на сбор «первым пионерам», которые будут должны потом выйти строем на сцену под горн и барабан. Таня начинает упрашивать Петю позволить Колпакову выступить перед пионерами, но Петя отказывает ей. Таня разочаровывается в пионервожатом Пете, вдруг увидев его в совсем другом свете — формалиста, который ради общественной «карьеры» боится отступить даже в самой малости от установленных правил. Сильно расстроенная, она садится в зале рядом с Колпаковым, из её глаз катятся слёзы. Начинается проведение пионерского сбора, и после речёвок начинает играть горн. Горн играет ужасно, и Колпаков, не выдержав этих звуков, неожиданно выходит на сцену и начинает своё незапланированное выступление словами: «Дело в том, что я никогда не был пионером…» Зал взрывается от хохота, Петя в ужасе от того, что сбор под угрозой срыва. Таня старается «навести» порядок, угрожая веселящимся одноклассникам ударом книжкой по голове, и постепенно наступает тишина. Колпаков начинает рассказывать о пионере-горнисте, который потом погиб в годы Великой Отечественной войны, Петя записывает в блокнот его слова (чтобы потом можно было «отчитаться о проведении мероприятия»), школьники слушают Колпакова со всё возрастающем интересом, Таня торжествует, Колпаков играет на горне пионерские сигналы, выбежавший в ожидании позора за своего отчима из здания школы Генка стоит рядом со школой и тоже слушает звуки горна.
В ролях
- Елена Проклова — Таня Нечаева (главная роль)
- Ролан Быков — Павел Васильевич Колпаков, отчим Гены
- Владимир Белокуров — Сергей Петрович Коркин, скрипач
- Сергей Никоненко — Петя Крючков, пионервожатый
- Оля Семёнова — Лена Орлова
- Виктор Косых — Генка Дресвянников
- Витя Сысоев — Толя Бордуков
- Арина Алейникова — учительница русского языка
- Леонид Вейцлер — эпизод
- Валентина Владимирова — вахтёрша в театре
- Александра Денисова — гардеробщица в театре
- Олег Ефремов — Василий Дресвянников, отец Гены, алкоголик
- Антонина Максимова — Вера Викторовна Иванова
- Элла Некрасова — жена Коркина
- Люсьена Овчинникова — Нечаева, мать Тани
- Ия Саввина — мать Гены
- Лена Золотухина — эпизод
- Миша Метёлкин — Базеев
- Владимир Балон — учитель фехтования (нет в титрах)
- Инга Будкевич — продавец (нет в титрах)
- Екатерина Васильева — учитель физкультуры (нет в титрах)
- Татьяна Гаврилова — мать пионервожатого (нет в титрах)
- Александра Данилова — хозяйка квартиры (нет в титрах)
- Татьяна Клюева — девочка в актовом зале (нет в титрах)
- Ольга Пыжова — Наталья Ивановна, пенсионерка (нет в титрах)
- Клара Румянова — Клара Михайловна (нет в титрах)
- Андрей Смирнов — эпизод (нет в титрах)
- Светлана Старикова — поклонница Коркина (нет в титрах)
- Аркадий Толбузин — музыкант (нет в титрах)
- Георгий Тусузов — музыкант (нет в титрах)
- Павел Лебешев — эпизод, сосед Пети Крючкова (нет в титрах ролей)
- Борис Яшин — эпизод, жилец коммуналки (нет в титрах)
Съёмочная группа
- Автор сценария: Александр Володин
- Постановка: Александр Митта
- Главный оператор: Александр Панасюк
- Главный художник: Пётр Киселёв
- Композитор: Вениамин Баснер
- Звукоператоры: С. Литвинов, Ю. Рабинович
- Дирижёр: Э. Хачатурян
- Режиссёр: В. Проклов
- Оператор: П. Лебешев
- Грим: Е. Гордиенко
- Костюмы: Е. Михановской
- Монтаж: М. Каревой
- Редактор: Н. Лозинская
- Директор картины: Р. Гиммельфарб
Призы и награды
- Большой приз «Лев святого Марка» на международном кинофестивале детских фильмов в Венеции на XVIII МКФ в 1966 году.
Интересные факты
- В начале фильма Таня слушает пластинку с песней Non Ho L’eta итальянской певицы Джильолы Чинкветти. Эту песню Джильола исполняет в начале фильма «Dio Come Ti Amo» (Боже, как я тебя люблю), Италия, 1966 г.
Напишите отзыв о статье "Звонят, откройте дверь"
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=2318 «Звонят, откройте дверь»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
|
|
Отрывок, характеризующий Звонят, откройте дверь
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.