Зданевич, Илья Михайлович

Илья Зданевич
Имя при рождении:	Илья Михайлович Зданевич
Место рождения:	Тифлис, Российская империя

Илья́ Миха́йлович Здане́вич (псевд. Ильязд, Эли Эганбюри, 21 апреля 1894, Тифлис — 25 декабря 1975, Париж) — российский и французский писатель, теоретик русского авангарда и дада, издатель, художник.

Биография

Отец — поляк, преподаватель французского языка Михаил Андреевич Зданевич, мать — грузинка, пианистка, ученица П. Чайковского, урождённая Валентина Кирилловна Гамкрелидзе. Окончил юридический факультет Петроградского университета в (1917), познакомился с М. Ларионовым, Н. Гончаровой, В. Маяковским, А. Кручёных, переписывался с Ф. Маринетти.

В 1913 опубликовал книгу о творчестве М. Ф. Ларионова и Н. С. Гончаровой под псеводонимом. Зданевичу, вместе со старшим братом Кириллом (также известным художником и искусствоведом) и Ле-Дантю принадлежит заслуга открытия для «широкой публики» и художественной общественности творчества Нико Пиросмани. При их активном участии его произведения экспонировались в 1913 на выставке «Мишень» в Москве. В этом же году Ильязд объявил себя основоположником нового поэтического и художественного направления — «всечества», претендовавшего на универсальность и синтез всех ранее существовавших стилей и жанров.

В 1914 году познакомился с Ф. Маринетти, во время его первого визита в Москву. До этого он состоял с ним в переписке. В этом же году формил ряд кубофутуристических буклетов и афиш, используя асимметричные типографские смещения для того, чтобы привлечь внимание к определенному слову или понятию.

В 1915—1917 годах работал военным корреспондентом Петроградской газеты Речь и британской, где познакомился с Морганом Филипсом Прайсом, с которым они продолжали общение вплоть до смерти последнего в 1973 году. В мае 1917 выехал из Петрограда в Тифлис, а потом по приглашению Такаишвили(также принимал участие) принял участие в экспедиции, организованной на деньги Общества истории и этнографии Тифлисского университета(также принимали участие в экспедиции — художники Ладо Гудиашвили, Михаил Чиаурели и Дито Шеварнадзе, а также инженер А. Калгин). По окончании экспедиции в конце 1917 жил в Тифлисе с родителями до 1919, а после — в Батуме, до своего отъезда в Константинополь.

В октябре 1920 выехал во Францию для ознакомления с новыми течениями искусства. Провёл год в Константинополе, ожидая французскую визу. В октябре 1921 приехал в Париж. Первое время жил у Ларионова. Организовал вместе с С. Ромовым и А. Гингером группу «Через», которая должна была связать русских поэтов и художников, живших в эмиграции и в СССР, с деятелями французской культуры. Сблизился с дадаистами и сюрреалистами (С. Шаршун, П. Элюар,Т. Тцара, Ж. Кокто, Робер и Соня Делоне).

С 1927 года работал рисовальщиком по ткани для фирмы «Блак Белэр», которая с 1 марта 1928 года перешла фирме Шанель. Зданевич работал на заводе в пригороде Аньер, около Парижа, а с 1 мая 1931 года стал директором этого завода, а с 1933 по 1937 год был директором этой фирмы. С 15 июля 1928 года живёт в городе Саннуа, ныне — пригород Парижа. В 1940-х возобновил издательство «41».

В Париже вышли 3 его поэтические книги: «ЛидантЮ фАрам» (1923), посвященная памяти М. В. Ле-Дантю, «Письмо» (1948) и «Афет» (1949). Поэма «Письмо» — была издана крохотным тиражом в 60 экземпляров. Один экземпляр Ильязд послал Анри Матиссу с просьбой проиллюстрировать текст, а, по некоторым сведениям, существуют иллюстрации к «Письму» работы Пабло Пикассо.

Илья Зданевич был трижды женат. От первой жены, модели Аксель Брокар, он имел двух детей. В 1927 году на свет появилась их первая дочь Мишель. Крестной матерью девочки была Коко Шанель. Их брак распался в 1939 году. Его второй женой стала нигерийская поэтеесса Ибиронке Акинсемоин, с которой они заключили брак в 1940. У них родился сын, которого они назвали Шалва. В 1943 году Ибиронке Акинсемоин была интернирована в лагерь оккупационными властями. После освобождения в 1945 году она заболела и умерла..

Последней женой Зданевич стала художница по керамике Элене Дуар-Маре (скончалась в 1993), поженились они в 1968. Элен хранила творческое наследие мужа, организовывала выставки и публикации. Она же, выполняя волю Ильязда, стала инициатором выставки его произведений на родине мужа, в Тбилиси. По окончании работы выставки в Государственном Музее искусств Грузии в 1989 г. Элен Дуар-Ильязд передала в дар музею многие её экспонаты — книги, рукописи, письма, афиши, плакаты, фотоснимки. По её же инициативе в Париже был создан «Ильязд-клуб», членами которого являются деятели культуры разных стран. Ильязд скончался в 1975 г. в Париже, похоронен на грузинском кладбище в Левиль-сюр-Орж.

Творчество

Сотрудничал с Пикассо, Браком, Джакометти, А. Дереном, А.Матиссом, Ф. Леже, М. Шагалом. Автор многочисленных сборников заумной поэзии, пенталогии заумных пьес «Питёрка дейстф», драм, романов «Парижачьи» (написан в 1923 г, издан в 1994 г.), «Философия» (восстановлен по рукописи и издан в 2008) и «Восхищение» (1930), а также «Писем Моргану Филипсу Прайсу», которые он задумал, как самостоятельное произведение, но не успел довести работу до конца, написав пять писем из запланированных семи. Иллюстрировал книги Р. Хаусманна, П.Элюара и др. Написал довольно объемную рукопись об Айя Софии.

В конце 1920-х Илья Зданевич отошёл от футуризма, два романа этого периода имеют вполне традиционную форму. Во время Второй мировой войны написал поэму из 100 сонетов (сохранились 73).

В 1971 создал цикл поэм на французском языке в форме палиндрома «Бустрофедон в зеркале». Этот цикл поэм представляет собой мемуары. Ильязд пишет о тех, кого знал в жизни, в том числе о Пиросмани. Последняя поэма цикла заканчивается обращением к «маляру Николаю», где Ильязд называет грузинского художника своими горами, лесами и погибшими дерзаниями.

В последние годы жизни под влиянием жены занялся керамикой. В Европе больше известен под псевдонимом Ильязд.

41°

В 1918 в Тифлисе образовалась авангардистская поэтическая группа «41°», к которой принадлежал Ильязд, а также одноименное издательство. В это литературное объединение входили также И.Терентьев и А.Крученых. К объединению примыкали поэт Н.Чернявский, Кара-Дарвиш (Акоп Генджян) и некоторые молодые тифлисские художники. Название группы Ильязд связывал с мистическим значением числа 41: на 41-м градусе широты находятся Неаполь, Пекин, Константинополь, Мадрид, Нью-Йорк и, главное, Тифлис. 40 дней, как напоминал читателям Ильязд, провели в пустыне Иисус Христос и Заратустра, а 41 -й день стал днем их возвращения в мир. Группа «41°» оставила заметный след в истории русского авангарда и стала одним из наиболее ярких воплощений тифлисского ренессанса 1918-20.

В 1940-х возобновил издательство «41°», привлек к оформлению книг по своим макетам П. Пикассо, Ж. Брака, А. Дерена, А.Матисса, М.Шагала, A. Джакометти, Л. Сюрважа.

Онолатрическая пенталогия «Питёрка дейстф»

Зданевичу принадлежит пенталогия пьес «Питёрка дейстф», написанная на смеси зауми и русского языка, причём в печатном издании русский текст набран нарочито без соблюдения нормативных правил орфографии. Первая из этих пьес — «Янко крУль албАнскай», написанная и впервые поставленная в 1916 году, содержит выражение «изык албанскай», предвосхищающее язык падонков.

Произведения

Книги

• Наталия Гончарова. Михаил Ларионов. М.: А. Мюнстер, 1913 (под псевдонимом Эли Эганбюри)
• Янко крУль албАнскай. Тифлис: Синдикат, 1918
• асЁл напракАт // Софии Георгиевне Мельниковой Фантастический Кабачок. Тифлис: 41°, 1918
• Остраф пАсхи. Тифлис: <41°>, 1919
• згА Якабы. Тифлис: 41°, 1920
• лидантЮ фАрам. Париж: Сорок первый градус, 1923 (репринт. переизд.: Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1995; Paris: Editions Allia, 1995)
• Посмертные труды, 1928, отрывки перепечатаны в «Новом журнале», № 168—171, 1987-88 (роман иронически изображает мир искусства, политики и моды Парижа 1920-х годов)
• Восхищение. Париж: Сорок первый градус, 1930 (репринт. переизд.: Беркли, 1983) — роман-метафора о падении футуризма
• Афет: Семьдесят шесть сонетов / Гравюры П.Пикассо. <Париж>: Сорок первый градус, 1940
• Rahel. Paris: 1941
• Письмо / Гравюры П.Пикассо. Париж: Сорок первый градус, 1948
• Афет. Париж, 1949
• Приговор безмолвный, Paris, 1961
• Собрание сочинений в пяти томах. Т. 1. Парижачьи: Опись / Подг. текста и предисл. Р. Гейро. М.; Дюссельдорф: Гилея; Голубой всадник, 1994
• Собрание сочинений в пяти томах. Т. 2. Восхищение: Роман / Предисл. Р. Гейро. М.; Дюссельдорф: Гилея; Голубой всадник, 1995
• Письма Моргану Филипсу Прайсу / Предисл. Р. Гейро. М.: Гилея, 2005
• Философия футуриста: Романы и заумные драмы. С приложением доклада И. Зданевича «Илиазда» и «Жития Ильи Зданевича» И. Терентьева / Предисл. Р. Гейро, подг. текста и комм. Р. Гейро и С. Кудрявцева, сост. и общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2008
• Окурки. Париж: Гилея, 2011 (тираж 50+50 нумерованных экз.)
• Футуризм и всёчество. 1912—1914. В 2-х т. / Сост., подг. текстов и коммент. Е. В. Баснер, А. В. Крусанова и Г. А. Марушиной; общ. ред. А. В. Крусанова. М.: Гилея, 2014
• Поэтические книги. 1940—1971 / Предисл. и коммент. Р. Гейро; общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2014

Архивные публикации

• Западный Гюрджистан. Итоги и дни путешествия И. М. Зданевича в 1917 году // Georgica II. Materiali sulla Georgia Occidentale / A cura di L. Magarotto e G. Scarcia. Bologna: Il cavaliere azzurro, 1988
• Из архива Ильи Зданевича / Публ. Р.Гейро // Минувшее: Ист. альманах. Вып.5. М., 1991. C. 123—164.
• [gileia.org/?page_id=18 Зданевич И. Илиазда] [: доклад] / Публ. Р.Гейро // Поэзия и живопись: Сборник трудов памяти Н. И. Харджиева / Под ред. М. Б. Мейлаха и Д. В. Сарабьянова. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 518—540. — ISBN 5-7859-0074-2

Сводные издания

• Собрание сочинений в пяти томах. Т. 1, 2. Москва; Дюссельдорф: Гилея; Голубой всадник, 1994—1995

Литература

• Терентьев И. Рекорд нежности: житие Ильи Зданевича/Рис. К. Зданевича. Тифлис, 1919
• Iliazd. Paris, Centre Georges Pompidou, 1978
• Isselbacher A. Iliazd and the illustrated book. New York: Museum of Modern Art, 1987.
• Le Gris-Bergmann F. 41°: Ilya and Kirill Zdanevich. San Francisco: Modernism Inc., 1991.
• I Libri di Iliazd: dall’avanguardia russa alla scuola di Parigi. Firenze: Centro Di, 1991
• L’Avanguardia a Tiflis: studi, ricerche, cronache, testimonianze, documenti / Luigi Magarotto, Marzio Marzaduri, Giovanna Pagani Cesa, eds. Venezia: [s.n.], 1982
• Васильев И.Е. [elar.urfu.ru/handle/10995/24057 Ильязд. Вехи жизни и творчества И. М. Зданевича] / И. Е. Васильев // Известия Уральского государственного университета. — 2002. — № 24. — С. 177—188.
• Лившиц Б. Полутораглазый стрелец [: воспоминания, 1933] // Лившиц Б. [www.belousenko.com/books/poetry/Lifsits_Strelec.htm Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания] / Примечания П. М. Нерлера, А. Е. Парниса и Е. Ф. Ковтуна. Л.: Сов. писатель, 1989. C.450-451; 614, 628, 633, 652, 694, 668. — ISBN 5-265-00229-4
• Паустовский К. Г. [bookz.ru/authors/paustovskii-konstantin/brosok-n_504/page-10-brosok-n_504.html Бросок на юг] [: воспоминания] // Паустовский К. Г. Собр.соч. в 8-и т. М.: Художественная литература, 1968. Т.5. С.382.
• Никольская Т. «Фантастический город»: Русская культурная жизнь в Тбилиси: 1917—1921. — М.: Пятая страна, 2000. — 192 с — ISBN 5-901250-07-9.
• Никольская Т. Авангард и окрестности. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2001. — 320 с — ISBN 5-89059-010-3 — [www.guelman.ru/slava/nrk/nrk10/r22.html рецензия] А.Крусанова
• Ливак Л. «Героические времена молодой зарубежной поэзии». Литературный авангард русского Парижа (1920—1926) // Диаспора: Новые материалы. VII. СПб.; Париж: Atheneum; Феникс, 2005. С. 131—242
• Гейро Р. Об Ильязде, Пикассо и некоторых других… // Книга художника / Livre d`artiste. Испанская коллекция. Пикассо. Дали. Миро. Грис. Клавье. Тапьес. Из собраний Георгия Генса и Бориса Фридмана / Сост. Б. Фридмана. М.: РОСТ Медиа, 2012. С. 16—22
• Карасик Михаил. [art1.ru/books/ilya-zdanevich-angel-nebolshogo-rosta-i-naglyj-pevec/ Илья Зданевич — ангел небольшого роста и наглый певец] // Проектор. — 2014. — № 27.
• Гейро Р. Ильязд в портретах и зарисовках. М.: Гилея, 2015
• Кудрявцев С. Заумник в Царьграде: Итоги и дни путешествия И.М. Зданевича в Константинополь в 1920-1921 годах. М.: Grundrisse, 2016.

Ссылки

• [wikilivres.ru/%D0%98%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%B7%D0%B4 ИЛЬЯЗД на Викиливре-ру]
• [fr.wikipedia.org/wiki/Carnets_de_l%27Iliazd-Club Страница французской Википедии об альманахах Ильязд-Клуба «Carnets de l’Iliazd-Club»]
• Михаил Лё-Дантю. [www.abg.boom.ru/num8/iliazd.html Фу-турист Зданевич (портрет И.Зданевича, 1916)]
• [abg.boom.ru/index8.html ИЛЬЯЗД (илья зданевич) тексты 1908—1965; Михаил Лё-Дантю. Портрет Ильи Зданевича, около 1913]
• [gileia.org/?page_id=48#zdan_fil Зданевич И. Отрывок из романа «Философия»]
• [gileia.org/?page_id=18 «Илиазда». Опыт автобиографии]
• [gileia.org/?page_id=48 41° (Кручёных, Зданевич, Терентьев)] на сайте [gileia.org/?page_id=48 Гилеи]
• [web.archive.org/web/20050412200105/abg.boom.ru/num8/specsved.html Шахназарова, Анна; Ляшенко, Михаил — Об Илье Зданевиче, на сайте «Журнала поэзии А Б Г» (Тбилиси, республика Грузия)]
• [www.lib.uiowa.edu/dada/iliazd.html Ильязд в Международном архиве дадаизма, университет штата Айова]
• [www.vavilon.ru/metatext/nlg4/ilyazd.html Отрывок из романа] «Парижачьи»
• Арлаускайте, Наталия. [avantgarde.narod.ru/beitraege/ra/na_iljazd.htm Неконвенциональные элементы текста в структуре повествования: Ильязд, «Парижачьи» (1923—1926)]
• Janecek, Gerald. [www.thing.net/~grist/l&d/kruch/lkrucht1.htm From Zaum: The Transrational Poetry of Russian Futurism ]
• [interpretive.ru/dictionary/458/word/%C7%C4%C0%CD%C5%C2%C8%D7+%C8%EB%FC%FF+%CC%E8%F5%E0%E9%EB%EE%E2%E8%F7 Зданевич И. М. // Шелохаев В. Энциклопедия Русской эмиграции, 1997]
• [www.youtube.com/watch?v=Efh6EfW3nN8&feature=player_profilepage Ильязд — Янко Круль Албанскай (отрывок) в прочтении Петра Недотроги]
• [www.radioblago.ru/vremyakultury/ilya-zdanevich Открытие выставки «Ильязд. 20й век Ильи Зданевича» в ГМИИ им.А.С.Пушкина] «Время культуры» на радио «Благо»
• [www.tg-m.ru/articles/1-2016-50/vsechuvstviya-ilyazda Натэлла Войскунская. Всечувствия Ильязда.] Журнал «Третьяковская галерея», #1 2016 (50)

Отрывок, характеризующий Зданевич, Илья Михайлович

Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.